Как в Первую мировую британцы дважды улизнули от турок

«Дарданеллы станут нашей могилой»

Ловко вывернуться, потерпев откровенный провал, — это отдельный, немаловажный военный талант. За четверть века до Дюнкерка британцы провели две невероятно сложные морские эвакуации.

А начиналось всё за здравие.

Выбить Османскую империю из Первой мировой одним могучим ударом в начале 1915 года казалось отличной мыслью. Проливы откроются, одним фронтом для всех станет меньше, а значит, на Германию можно будет обрушить больше собственных войск.

Для начала решили попробовать флотом. Могучие бронированные колоссы должны были прорваться через форты и минные поля Дарданелл и, если турки не сдадутся, стереть тяжёлыми орудиями Константинополь с лица земли.

Однако прорыв кораблей закончился звонкой оплеухой. Турецкая артиллерия и минные поля сделали его невозможным, и флоты Антанты отступили с болезненными потерями.

Следующим номером программы стал сухопутный десант на Галлиполийский полуостров. «Захватим батареи ударом с суши, а те, что на противоположном берегу, уничтожим корабельным огнём, имея корректировочные пункты на высотах. Ну а дальше снова флот в Мраморном море курсом на Константинополь — и победа».

Специализированных высадочных средств ещё не было, поэтому основную массу солдат везли к берегу на баркасах, буксируемых паровыми катерами. Британцы, правда, попробовали на ходу сымпровизировать штурмовой десантный транспорт. В угольщике «Ривер Клайд» прорезали лацпорты и нагрузили его солдатами. Транспорт должен был выброситься на берег, а солдаты по подведённым к носу и бортам лихтерам, как по мостам, сойти с корабля и броситься в бой.

Отчаянное сопротивление турок снова было не предусмотрено планом: предполагался короткий победный бросок. Начавшаяся 25-го апреля высадка не задалась с самого начала.

В большинстве пунктов высадки англичан встретили яростным огнём и обороной до последнего человека на заранее оборудованных позициях. Австралийцев и вовсе впотьмах высадили не в той бухте.

К концу третьего дня после высадки оказалось, что силы союзников заблокированы на небольших плацдармах, вырваться с которых они так и не смогли. Впрочем, и туркам не хватило сил, чтобы скинуть их в море.

С конца апреля по конец августа 1915 года на Галлиполийском полуострове кипели отчаянные бои, но в итоге обе стороны оказались в типичном для Великой войны позиционном тупике.

Уходи, но останься

Первые вопросы «а надо ли оно нам?» появились ещё в начале октября 1915-го года. Кампания, которая весной задумывалась как короткая триумфальная операция, уже поглотила в сотни раз больше сил и средств, чем планировалось. И никакого просвета впереди не наблюдалось.

На осторожный вопрос «какие потери мы понесём при отступлении?» командующий на театре генерал Гамильтон выдал самый пессимистичный ответ. Если очень повезёт, то четверть. Более реально — потеряем половину всех людей на плацдармах.

Гамильтона, руководившего всем этим безобразием с первого дня высадки, по совокупности заслуг сняли и отправили в пыльный чулан. Но проблема от этого никуда не делась.

Приближалась зима, что означало не только необходимость доставки сотен тысяч комплектов зимней одежды, печек и топлива к ним, но и угрозу снабжению всей развёрнутой группировки. Оба плацдарма снабжались ордой лихтеров, барж, шаланд, буксируемых понтонов и прочего, подходящих в основном по ночам к импровизированным пирсам в наспех приспособленных для этого бухтах, к тому же часто обстреливаемых. Вместе с холодами пришли бы и шторма, и снабжение оказалось бы под угрозой.

Прибывший в конце октября на место Гамильтона генерал Монро за один день объехал все плацдармы и вынес вердикт: эвакуация необходима и неизбежна. Турки господствуют над местностью и хорошо окопались, в то время как собственные войска крайне измотаны и испытывают нехватку всего.

В Лондоне рапорт Монро вызвал негодование. Один из начальных организаторов всей кампании Уинстон Черчилль отпустил по этому поводу остроту, переиначив знаменитое изречение Цезаря: «Пришёл, увидел, сдался». Не был удовлетворён и военный министр Китченер, вскоре выехавший на место, чтобы разобраться лично.

Противники эвакуации считали, что эту рану в боку османов нельзя закрывать. Тогда они смогут перебрасывать войска на Кавказ, Синай и в Ирак. Кроме того, имея множество подданных мусульман, Британская империя не хотела давать в руки чужим исламским пропагандистам «победу над неверными».

Китченер своими глазами увидел всё, о чём писал Монро, и согласился с выводами, но политики в Лондоне продолжали спорить.

Погода тем временем портилась.

Двадцать шестого ноября начался сильный ливень и шторм. Волны разбили причалы и наспех построенный волнолом, потопив множество судов снабжения. Затем потоки воды с неба стали затапливать окопы и землянки. Начались селевые потоки, сметающие позиции и турок, и англичан. Но это было ещё не самое худшее. В ночь с 27 на 28 ноября температура резко упала ниже нуля и пошёл снег.

К 30 ноября союзники потеряли почти 200 человек замёрзшими насмерть и более пяти тысяч обмороженными.

Седьмого декабря на заседании британского кабинета разрешили эвакуацию. Но половинчатую. Плацдарм вокруг бухт Анзак и Сувла предстояло вывести, а вот в районе мыса Геллес оставить.

Раствориться в темноте

Задача предстояла циклопическая. Даже в таком половинчатом варианте нужно было вывезти более 83 тысяч человек и 186 орудий, не говоря о тысячах животных и огромных запасах предметов снабжения. С ними, кстати, вышел отдельный курьёз, поскольку все предыдущие недели их накапливали, рассчитывая, что в сезон штормов снабжение может прерываться на срок до десяти суток.

Первый план эвакуации, предусматривавший постепенное сжимание плацдарма, отвергли. Турки могли заметить отход и начать атаковать — тогда бы сбылся прогноз Гамильтона. Нет, было решено провести эвакуацию как можно более незаметно, и просто раствориться в ночи.

Это означало до последнего дня, последней минуты поддерживать у турок и немцев ощущение, что никакой эвакуации нет и в помине.

Требовался высокий уровень секретности и тщательной подготовки.

Вся секретность, правда, чуть было не пошла прахом, когда в британском парламенте потребовали отчёт от правительства о том, как идут дела в Дарданеллах, и будет ли эвакуация.

Рядовым бойцам в первые дни ничего не сообщали. Просто внезапно всех попавших в лазареты начали немедленно эвакуировать. Части, уехавшие отдыхать на греческие острова, назад уже не возвращались. Суда по ночам грузили, а не разгружали.

Каждую ночь с пирсов уходили новые караваны, полные людей, орудий и припасов. К 18 декабря на плацдарме осталось менее половины людей и лишь треть орудий. Для обмана турок применялись все виды уловок. Над плацдармом в течение дня висели самолёты, чтобы ни один воздушный разведчик врага не прокрался. По дорогам и тропам продолжали гонять повозки и колонны мулов. Артиллерия то устраивала периоды долгого молчания, то обрушивала на врага шквальный огонь. Батареи не снимались целиком — одно орудие продолжало вести огонь с каждой позиции. Ночью специальные команды зажигали костры и кухни в прежнем объёме и на прежним местах, чтобы всем казалось, что ничего не меняется.

В последние дни подготовка ускорилась многократно. Всё, что было невозможно вывезти, уничтожали, выбрасывали в море, приводили в негодность или минировали. Алкоголь вылили в море, мешки с мукой облили кислотой, боеприпасы и обмундирование сложили в огромные кучи на берегу, чтобы поджечь или взорвать в последний момент. Бойцы минировали всё вокруг, устраивая причудливые мины-ловушки, превращая в смертельные подарки граммофоны, кучи консервов и любые поверхности, где можно установить растяжку. В окопах устанавливали винтовки, подготовленные для «беспилотной стрельбы». К спусковому крючку крепили банки с медленно текущей водой или камнями, чтобы они производили выстрелы с определёнными интервалами.

Всё могла испортить погода — последние две ночи были решающими. Но море оставалось спокойным.

В ночь с 18 на 19 декабря успешно вывезли 20 тысяч человек и почти все орудия. Ещё 20 тысяч остались на берегу.

Теперь началось самое сложное. На некоторых участках окопы сторон подходили друг к другу на расстояние в десяток метров. Противники слышали, как часовые сморкались, и узнавали друг друга по походке.

Можно ли было уйти незамеченными?

Для этого предпринимались усилия. Дно окопов, ботинки и даже пирсы замотали мешковиной и одеялами, чтобы заглушить звуки. Маршруты отхода тщательно подготовили и отметили дорожками из муки. Запрещалось курение, разговоры и любые посторонние звуки. Полная тишина и полная темнота.

В пять часов вечера 19 декабря солнце зашло, начался дождь. Почти сразу началась погрузка.

К восьми вечера осталось меньше пяти тысяч человек. К полуночи 1500. Никто не верил, что турки до сих пор не начали атаку. Считалось, что все, кто попал (или вызвался добровольцем) в последние партии, — смертники. На большинстве участков дюжина солдат изображала батальон, бегая вдоль окопов и стреляя в никуда.

В три часа ночи из окопов на передовой ушли и они, приведя в действие последние мины и перегородив проходы заранее заготовленными препятствиями.

В четыре утра взорвались заложенные мины, и вспыхнули склады на берегу.

К пяти на берегу никого не осталось.

Турки очнулись только в половине шестого, когда взорвались мины, заранее заложенные под их позиции, и прорвались через заграждения к брошенным бухтам только в семь утра.

На следующую ночь начались сильнейшие шторма.

А теперь то же самое на бис

Решение оставить плацдарм на мысе Геллес казалось довольно странным с самого начала. После эвакуации Сувлы и Анзака на четыре дивизии союзников турки были способны бросить 21 дивизию и вдвое больше артиллерии. Эту очевидную, на первый взгляд, мысль в Лондоне осознали лишь к концу декабря и 27 числа разрешили окончательную эвакуацию.

На Геллесе находилось около 40 тысяч человек и 160 орудий вместе со складами. Оставалось лишь точно так же обмануть турок и немцев — во второй раз. Ещё одной проблемой стало то, что погода всё портилась, а солдатам требовалось преодолеть куда большее расстояние до пунктов погрузки.

Деваться было некуда, и англичанам пришлось повторять декабрьские события.

К седьмому января на мысе остались около 19 тысяч человек и всего 36 орудий, но в этот момент турки нанесли удар. Силами одной дивизии, при поддержке доселе невиданного количества орудий, они решили прощупать английскую оборону и заодно отработать новые методики ведения наступления.

Благодаря умелым действиям пулемётчиков и шквальному огню корабельной артиллерии атаку удалось отбить, хотя многие готовились к последнему безнадёжному бою с всепоглощающей турецкой лавиной.

Последний эшелон (17 тысяч человек) уходил с берега в ночь с восьмого на девятое января. Штормовая погода внесла в планы свои коррективы, часть лихтеров выбросило на пирсы, и те поломались. Но всё новые и новые люди поднималась на суда.

Последним c берега ушёл командир 13-й дивизии генерал Мод. Ничего героического, просто генерал впопыхах забыл чемодан и вернулся за ним к севшему на мель лихтеру, навернув пару лишних километров, — в то время как все передовые окопы уже опустели, и последние войска завершали погрузку.

Но самыми-самыми последними с шатающегося пирса в штормовом море сняли флотского лейтенанта и двух моряков, которые руководили погрузкой и швартовкой.

В четыре утра взорвались склады и мины.

Всё было кончено.

Победа и поражение

Великолепные и успешно проведённые эвакуации подсластили Антанте горечь от общего поражения, а туркам и немцам смазали несомненную победу.

Англичане утверждали, что почти ничего не оставили туркам. Те, в свою очередь, говорили, что взяли огромные трофеи.

Как ни странно, возможно, правы и те и другие. Не особо избалованным туркам любые трофеи казались подарком. Ну а насчёт британцев можно только утверждать, что, видимо, не всё, списанное на бумаге, было разрушено физически.

Организованность и продуманность вплоть до последней мелочи помогли им дважды уйти незамеченными, умело обманув противника.

К сожалению, столь же ловко организовывать наступления британцы тогда ещё не умели…