Как в СССР рождественская елка стала новогодней

Рождество по-комсомольски

 Закончилась Гражданская война, советская власть разгромила и изгнала реакционеров, последняя армия белых покинула пределы России. Но война за умы продолжилась. Церковь и «старый бат» большевики рассматривали как опору контрреволюции, и очень скоро одной из важнейших целей пропаганды стала борьба с церковными обычаями и праздниками. Рождество, конечно, тоже попало под удар как праздник «буржуазный» и основанный на предрассудках. Антирождественская кампания развернулась в 1922 — 1925 гг. — участвовали в ней комсомол, Союз воинствующих безбожников, пресса и партийные отделения в городах и на селе.

Главным орудием борьбы с любимым в народе праздником были акции «комсомольское рождество», которые проводились в школах, на фабриках и в частях Красной армии. Школы под Рождество вместо ёлок украшали пятиконечными звёздами и гирляндами красных флажков. Иногда на местах проявлялся весьма творческий подход к делу. К примеру, в 1922 г. в «…энском стрелковом полку была оформлена сцена, на ней вместо буржуазной, разукрашенной ликами святош ёлки стояла большая ветвистая сосна, которая была закреплена в чучеле, изображавшем мировой капитал, на ветках сосны висели проткнутые щепками и штыками куклы Колчака, Юденича, Деникина, Махно и других прислужников капитала». В Ростове-на-Дону в том же году участники «комсомольского рождества» пронесли вокруг собора Александра Невского чучела святых и богов — Христа, Божьей Матери, Николая Угодника, Аллаха и Будды; вечером эти чучела сожгли на Таганрогском проспекте. Понравилось это далеко не всем прохожим — не обошлось без конфликтов.

Спустя год в Курске тоже состоялся «рождественский» карнавал; из описания газеты «Комсомолец»: «Тут целая небесная коллекция: разные боги всех времён и всех народов. Есть и бог «Капитал». Рядом поп, царь и буржуй, а поодаль рабочий с молотом, крестьянин с сохой и красноармеец с винтовкой. Дальше лодка с комсомольцами, ряженые, волхвы и т. д. Подходим к монастырю с пением антирелигиозных песен. Много посторонней публики с удивлением смотрит на это шествие, а потом вылезли из монастыря и, не разобравшись в чем дело, начали креститься (подумали, что идёт «живая церковь»). (…) Началось сжигание всех богов, а молодежь вокруг этого костра устроила пляски и танцы, прыгала через огонь и т. д.».

Однако чаще всего обходилось без демонстраций. Комсомол и кружки безбожников предпочитали (в том числе по соображениям безопасности) устраивать накануне сочельника просветительские вечера. Лекторы призывали прекратить отмечать рождество, украшать дома ёлками и тем более ходить в церковь; задачи перед ними ставились такие: разоблачение классовой и эксплуататорской сути религии, её антинаучности и реакционной роли. В Смоленске, к примеру, 5 января 1923 г. прошли лекции «Как рождаются боги» и «Почему без бога». Параллельно молодёжные газеты печатали антирелигиозные карикатуры и стихи — наподобие этого («Безбожник», 1923):

(…) И славить нынче мы не будем
Новорождённого Христа.
Сегодня мы докажем людям,
Что есть иная красота.
Что мы спасения не в небе,
В самих себе должны искать,
И должен неимущий хлеба
Дурман богов с себя согнать.
Пусть в пепел обратятся боги.
У нас ответ на все готов.
Эй паразиты… Прочь с дороги.
Долой раввинов, мулл, попов.

Какое-то количество молодёжи властям удалось отвлечь от празднования Рождества, но в целом из антирождественской кампании ничего не вышло. Более того, грубость акций вызвала такое их неприятие, что пришлось от них после 1925 г. отказаться. Учителя на местах докладывали, что до двух третей школьников не являются в рождественские дни на вечера и беседы антирелигиозного содержания. Даже среди коммунистов встречалось немало «отступников». О таких симферопольский гимназист Фёдор Рау говорил в январе 1921 г.: «Удивительное дело, большевики Новый год празднуют по-новому, а Рождество по-старому». Юный счетовод села Смоленское Бийского уезда Константин Измайлов в дневнике 7 января 1923 г. тоже это подметил: «Сегодня (…) Рождество Христово, старинный праздник, но наши члены РКП (б) не признают религиозных праздников, а самогоночку в честь этого пьют… Мама встала рано и что-то стряпает к Рождеству». В 1926 г. он же рассказал, как встретили 7 января: «Праздник. Деревня с утра начинает проводить праздник. К обеду уже все повально пьяны. К вечеру и я тряхнул порядком (был у тёщи). Там приехал свояк из дер. Чемровки и тоже на порядках выпили. А ночью уже с Санькой Леоновым и Пронькой Вязниковым, с шурином и свояком зарядили на порядках, т. е. на всю ночь… Так проводили сегодняшний день…»

В домах советских граждан по-прежнему красовались наряженные ёлки. Корней Иванович Чуковский в декабре 1924 года сделал наблюдение о Рождестве и реакции пропаганды: «Единственная добывающая промышленность — ёлки. Засыпали ёлками весь Ленинград, сбили цену до 15 коп. И я заметил, что покупаются ёлки главным образом маленькие, пролетарские — чтобы поставить на стол. Но «Красная Газета» печатает: в этом году заметно, что рождественские предрассудки — почти прекратились. На базарах почти не видно ёлок — мало становится бессознательных людей».

Партия снова взялась за Рождество в 1929 г. В апреле XVI партконференция установила в СССР пятидневную рабочую неделю: четыре дня работы, а затем день отдыха; общегосударственные единые выходные — только на Новый год, 1 мая и 7 ноября. Таким образом большая часть церковных праздников приходилась теперь на рабочие дни. Вместе с тем исчезли из продажи ёлки и рождественские открытки, возобновилась активная агитация среди молодёжи. Писатель Михаил Михайлович Пришвин в январе 1930 г. стал свидетелем такой сцены: «Верующим к Рождеству вышел сюрприз. Созвали их. Набралось множество мальчишек. Вышел дефективный человек и сказал речь против Христа. Уличные мальчишки радовались, смеялись, верующие молчали: им было страшно сказать за Христа, потому что вся жизнь их зависит от кооператива, перестанут хлеб выдавать, и крышка! После речи своей дефективное лицо предложило закрыть церковь».

Московский историк Иван Шитц писал в те же дни 1930 г. в дневнике, как происходило закрытие церквей: «Рождество большевикам удалось-таки сорвать совершенно, по крайней мере — внешне. Разрушение церквей, занятие их под картошку, превращение в клубы, снятие колоколов, изгнание из квартир священников, лишение их возможности покупать хлеб даже по повышенным ценам, давление на служащих («подписка» о закрытии церквей), вовлечение детей (дети приглашались в анкетах указывать, ходят ли они в церковь, и если ходят — добровольно или «по принуждению» родителей; дети приглашались приносить в школу иконы для публичного сожжения и т. д.) (…) Наконец, по невежеству, увидя в ёлке религиозный институт, запретили продажу и устройство ёлок, (…) устроили так, что к праздникам лавки были пусты, нельзя было достать ни пряников, ни сладостей, ни закусок, ни вина. И вот, надо было видеть русскую толпу людей, ходивших по магазинам и порою довольно открыто возмущавшихся этим намеренным игнорированием интересов граждан (…) По провинции тоже дан лозунг. Отовсюду телеграфируют о дружных постановлениях закрыть церкви, снять колокола, сжигать иконы и т. п. По Москве были маскарадные шествия («карнавалы») антирелигиозного характера».

***

Но ёлку победить так и не удалось. Через несколько лет правительству пришлось капитулировать перед этой традицией. В 1935 г. ёлки снова вернулись в продажу и украшенными стояли в школах и других государственных организациях — только теперь им придали статус «новогодних». Газета «Правда» признала: «Следует этому неправильному осуждению ёлки, которая является прекрасным развлечением для детей, положить конец». Так непобедимое старое перекочевало в «новое» — советское. Через какое-то время агитация среди детей и репрессии против церкви дали, наконец, плоды, и Рождество утратило своё прежнее значение. Но ёлка — осталась.