Как великий князь Константин Николаевич в погоне за прогрессом провел реформы флота

До Крымской войны концепция создания и строительства российского флота была простой и осмысленной. На Балтике полагалось иметь «двухдержавный стандарт», то есть русский Балтийский флот должен был быть сильнее совокупных морских сил Швеции и Дании. На Чёрном море, согласно положениям адмирала Лазарева, хотелось иметь полуторное превосходство над Турцией. Это позволяло бы России решать все свои проблемы в упомянутых регионах, в том числе и с помощью флотов.

В Крымскую всё совершенно изменилось. Во-первых, два русских флота получили противников, воевать с которыми вообще не рассчитывали. Речь, конечно же, об Англии и Франции. Кроме того, с 1854 по 1856 год произошёл скачок технологий, появились новые типы и новые виды вооружений, против которых старые парусные корабли эффективно действовать не могли. Проще говоря, промышленная революция выплеснулась в военное дело и полностью изменила взгляды как военных, так и правителей. Причём скачок был двойным и почти одновременным: сначала паровые корабли начали вытеснять парусные, а потом броненосные вытеснили деревянные. Возник кризис военной и военно-морской науки, который обуславливался отсутствием идей о том, как и где применять новое оружие.

Во главе российского морского ведомства в 1853 году встал великий князь Константин Николаевич, на которого и пришёлся период реформ во флоте. Справился ли он? Вот об этом и поговорим.

Беспомощный флот

В 1855 году Константин Николаевич во всеподданнейшем отчёте императору Александру II писал: «вследствие переворота, произведённого во флотах всех наций введением винтового двигателя, все прежние парусные суда наши должны быть заменены судами паровыми…». Он же писал в письме наместнику на Кавказе князю А. И. Барятинскому: «…Мне предоставлено доверием Государя создать России флот, ибо у нас нет флота».

И вот здесь уже возникают первые вопросы. Почему парусный флот сразу же списали со счетов? В российской морской науке прямо-таки укрепилось мнение, что парусные корабли не могут сражаться с паровыми. Меж тем мы имеем два примера таких боёв. Это сражение техасского парусного флота с мексиканским паровым флотом при Кампече и бой 44-пушечного фрегата «Флора» с тремя турецкими пароходами. Причём если о сражении в далёком Мексиканском заливе Константин Николаевич теоретически мог не знать, то уж о бое «Флоры» был обязан знать просто по положению!

На тот момент ни одна из морских держав совершенно не понимала, как использовать флот, который состоит из самоходных батарей, винтовых кораблей, колёсных кораблей и просто парусников, как единое целое. Ведь в составе тех же морских сил Англии были и чисто парусные корабли, и паровые колёсные, и винтовые, и самоходные броненосные батареи, и броненосцы. Конечно, было бы хорошо иметь флот из одних броненосцев или из одних винтовых кораблей, но это недостижимые мечты.

Меж тем, в документе морского ведомства от 1858 года мы читаем следующее: «обстоятельства привели высшее Морское начальство к необходимости создавать флот вовсе новый, ибо прежний парусный флот — Черноморский — погиб, защищая Севастополь, а Балтийский — силою вещей обратился в ряд блокшивов, которые оставалось разобрать на дрова».

Но одно дело — вводить в строй два-три новых вымпела в год, сохраняя старый костяк, а совершенно другое — срочно строить весь флот с нуля! И при этом никто не давал гарантии, что через год этот вновь выстроенный флот не устареет.

В России же получилась прямо анекдотическая ситуация. На 1853 год Балтфлот составлял 26 линейных кораблей, девять фрегатов, девять пароходов плюс мелкие суда. В 1856 году — 22 корабля, 14 фрегатов, одиннадцать пароходов, около 60 паровых канонерских лодок, плюс мелкие суда. На 1861 год — одиннадцать линейных кораблей, пять фрегатов и мелкие суда.

Но может быть снижение численности флота сопровождалось качественным его улучшением? Нет. Уже в 1855 году в море были выведены и участвовали в боевых действиях броненосные батареи. Россия же решила… копировать западные нововведения с пяти- семилетним отставанием. И начала переделку своих парусных кораблей в винтовые. Так были оснащены паровыми машинами парусные линейные корабли — 74-пушечные «Константин» и «Выборг» и 84-пушечные «Гангут» и «Вола». Однако сделано это было на таком уровне, что вымпелы даже из порта выйти не могли. Построенные новые винтовые 84-пушечные «Орёл» и «Ретвизан» и 11-пушечный «Император Николай I» обладали плохой мореходностью — даже при малейшем волнении нельзя было использовать нижние пушечные порты.

И строилось это всё тогда, когда Франция заканчивала постройку «Глуара», а Англия — «Уорриора».

Наверное, в этой ситуации следовало бы остановиться, подумать, что можно сделать с теми деньгами, какие есть, и с теми технологиями, которые доступны.

В этом плане начавшаяся в 1861 году американская Гражданская война показала импровизации, не требовавшие суперразвитой промышленности или диких вложений. Они просто были здравыми решениями, основанными на анализе ситуации. Так, южане, захватив полусгоревший винтовой фрегат северян «Мерримак», сделали очень простую вещь — снесли на нём верхнюю палубу по ватерлинии и построили сверху на несущих досках бронированный железный каземат, где разместили орудия. Получился вполне себе пристойный броненосец, который с честью выдержал ближний бой с «Монитором». Ещё раз: «Вирджиния» — это полнейший экспромт, а броню для фрегата получили, просто прокатав железнодорожные рельсы.

Идея «Монитора» также давным-давно витала в воздухе — в 1854 году была спроектирована и практически построена так называемая батарея Стивенса.

То есть морские офицеры и судостроители, интересующиеся военно-морским прогрессом, вполне были в курсе подобных мыслей. Так почему же у нас не возникло хотя бы проектов таких кораблей?

Если «Монитор» действительно можно считать прорывным проектом, то уж «Вирджиния» напрашивалась сама после использования французских береговых батарей у Кинбурна.

Русское же морское ведомство просто копировало чужие решения с задержкой и жаловалось на горькую судьбу. Вот Константин Николаевич: «Переворот в кораблестроении совершенно изменил отношение морских сил России к силам морских держав… Мы находимся ныне в положении беззащитности с моря, и не только наступательная, но и оборонительная война с морскими державами в настоящее время для России невозможна». Или вот директор канцелярии морского министерства К. А. Манн: «Это было постоянное пересоздание флота на началах, каждый раз не имеющих ничего общего с прежними… Корабельная архитектура была поколеблена в самых существенных своих основаниях».

Понимая, что Морштаб не может осмыслить прогресс в военном деле и совершенно не знает, куда двигаться, в определённый момент решили — а… не будем ничего делать вообще. Мол, промедление с внедрением броненосного судостроения в России — это вполне мудрая политика, направленная на изучение чужого опыта использования новых типов кораблей.

Наверное, следовало бы определить доктрину, согласно которой надо будет строить новый флот. Определить его задачи — и на ближайшее будущее, и, например, лет на пять вперёд. Более того, из-за того, что побережье России представляет четыре слабо связанных между собой театра военных действий, следовало определить, какой театр будет главным, а какие — вспомогательными. Где держать основные силы, а где ограничиться морской обороной? Какие типы кораблей строить и чего добиваться?

Ничего этого не было сделано.

Броненосцы для флота

Однако проблема была в том, что мировые кризисы никуда не делись, а участие в них России как одной из великих держав было предопределено заранее. В 1863 году, во время восстания в Польше, так и случилось.Морской штаб решил отправить к Нью-Йорку и Сан-Франциско две русские эскадры. Повсеместно считается — для крейсерской войны. В принципе, такие задачи были, но они считались далеко не основными. Корабли решили выслать в море, чтобы… англичане не спалили их в базах. В полном соответствии с воззрениями Константина Николаевича о беспомощности флота.

Самое плохое в этой ситуации то, что сначала Россия выслала крейсера в море, а потом в правительстве и Морштабе начали думать. Цитата из В. П. Костенко «На «Орле» к Цусиме»: «Особый комитет под председательством генерал-адъютанта Крыжановского признал, что Кронштадт нельзя защитить одними береговыми укреплениями при нападении с моря». То есть получилось, что, выслав корабли, Морштаб оставил столицу без защиты.

И далее началось лихорадочное решение проблемы пост-фактум. Морское министерство, чтобы обезопаситься от вмешательства англичан, решило строить мониторы для защиты Кронштадта и балтийского побережья. Потом пришли к тому, что для обороны этого недостаточно и нужна броненосная флотилия. В 1864-м петербургские верфи судорожно «с полным напряжением сил» приступили к постройке однобашенных мониторов с двумя орудиями в башне типа «Стрелец» и одного двухбашенного типа «Смерч». Одновременно строились две плавучие броненосные батареи, «обрастали» бронёй фрегаты «Севастополь» и «Петропавловск». Все боевые единицы вошли в состав флота к кампании 1864 года.

«На постройке первых 15 броненосных кораблей за один год сформировалась молодая судостроительная промышленность. Она послужила основой для дальнейшего роста броненосного флота».

Надо сказать, что первую броненосную батарею «Первенец» заказали в Англии, а по её подобию на русских верфях построили ещё две — «Не тронь меня» и «Кремль». Кроме того, были заложены десять однобашенных мониторов типа «Ураган» и двухбашенная броненосная лодка «Смерч».

Для Балтики, особенно для её мелководной восточной части, это были неплохие корабли. Но изначально было понятно, что они могут исполнять только ограниченный круг задач. Именно поэтому в планах появилось строительство сначала броненосных фрегатов (спущены на воду в 1867 году), а потом и башенных броненосных фрегатов (вступили в строй только в 1871 году). На 1871 год российский Балтийский флот имел в своём составе 23 броненосца — сила вроде бы немалая. Но… опять проблема. Эти броненосные суда были столь разнородны, со столь разными характеристиками, что использовать их вместе не представлялось возможным. Если же из этого количества вычесть мониторы и броненосные лодки, пригодные лишь для действий в мелководьях, то для работы за пределами «Маркизовой лужи» Россия имела 12 броненосных кораблей, из них три — медленные самоходные батареи со слабыми двигателями.

Самым многообещающим в период 1856–1860 годов был Тихоокеанский театр. Там губернатор Восточной Сибири Муравьёв продолжал экспансию на восток, и в 1858–1859 годах стянул в состав военно-научной экспедиции следующие силы: пароходо-корвет «Америка», транспорт «Японец», корветы «Воевода», «Боярин», «Новик», клиперы «Стрелок» и «Пластун».

Осмотрев Порт Мэй (будущую бухту Золотой Рог), он отписал в Петербург: «Бухту Посьета мы отмежёвываем себе и границу проводим до устьев реки Тюмень-Ула, которая составляет границу Кореи с Китаем. Не хотелось бы захватывать лишнего, но оказывается, необходимо: в бухте Посьета есть такая прекрасная гавань, что англичане непременно бы её захватили при первом разрыве с Китаем».

По идее, нужно было усиливать Сибирскую флотилию и искать возможность занять незамерзающие порты в Корее или на острове Цусима. На Цусиме чуть-чуть не состоялась русская база — побоялись дипломатического протеста Японии в 1861 году (Япония тогда представляла собой средневековое государство) и корабли от Цусимы отозвали.

Благодаря морскому ведомству и великому князю Константину Николаевичу Россия лишилась Аляски. Дело в том, что российско-американская компания (РАК) была подчинена Морштабу, который, соответственно, отвечал за оборону Русской Америки. Константин Николаевич вполне сознавал слабость русских сил на Дальнем Востоке и решил от компании и от её владений избавиться. Ведь тогда не нужно будет их оборонять, и в случае чего Морской штаб не обвинят в сдаче Аляски. Через своего ставленника в министерстве финансов — Рейтерна — он сначала сделал РАК убыточной, а потом настоял на ликвидации компании и продаже Аляски.

Итого

Сказав много плохого, скажем и хорошее. Часть реформ давно назрела и была правильной и своевременной. Например, борьба с приписками и искажениями реального состояния дел. Генерал-адмирал российского флота великий князь Константин Николаевич писал: «Взгляните на годовые отчёты, везде сделано всё возможное, везде приобретены успехи, везде всё водворяется если не вдруг, то, по крайней мере, поспешно… Взгляните на дело, всмотритесь в него, отделите сущность от бумаги — то, что есть, от того, что кажется, правду от неправды, и редко где окажется прочная, плодотворная польза. Сверху блеск, внизу гниль». И далее он втолковывал чиновникам ведомства очевидное: «Требую откровенного изложения тех несовершенств и непорядков, которые следует устранить… Нужно, чтоб факты, а не фразы хвалили нас».

Отмену телесных наказаний, практику круглогодичных плаваний, стажировку в иностранных флотах тоже можно отнести в плюс. Но если в целом оценивать реформу русского флота 1856–1871 годов, выводы будут противоречивые. Во-первых, была принята доктрина «малого флота» и крейсерской войны. Строились либо крейсера, либо броненосцы береговой обороны. Дошло до того, что русский флот даже на Балтике уже не мог выполнять задачи. Во-вторых, корабли строились небольшими сериями, обладали совершенно разными характеристиками и плохо подходили для совместных действий. В-третьих, не было разработано концепции строительства флота, чаще всего копировались образцы западной техники, которые нравились морскому министру или документация по которым попала в Россию. В- четвёртых, не изучались сильные и слабые стороны копируемой техники, её даже не пытались улучшать. И, наконец, из-за нерегулярного и малого финансирования часть кораблестроительных программ так и осталась лишь набором благих пожеланий.

В общем, реформы великого князя Константина Николаевича можно оценить как неоднозначные, и неоднозначность эта была обусловлена низкой образованностью и технической грамотностью русского морского ведомства.

Но была ли альтернатива? На мой взгляд — вполне себе была. И как пример, можно сравнить развитие военно-морских сил в США, причём во время Гражданской войны (как на Севере, так и на Юге). Там обе стороны использовали весь арсенал технических новинок, нашли области применения для новой техники, сначала ставили перед конкретными типами кораблей задачи, а потом уже брались за их постройку/покупку и использование. И в результате к 1867 году США смогли создать флот, соперничавший с британским и французским. И это — при кратно меньших вложениях в его строительство по сравнению с упомянутыми странами.