Как встречали Новый год в Советской России (1917-1941)

В преддверии Нового года происходили разные события и не всегда какие-то особенные, значимые.

Часто - самые простые и даже заурядные. Тем не менее, они вошли в историю.

Бывало и по-другому. Люди, как обычно, встречали Новый год, Дарили друг другу подарки, вели оживленные беседы. Произносили тосты, обменивались пожеланиями, веселились. И не ведали, что скоро рухнет привычный уклад и придется забыть о покое и уюте…

Новый, 1917 год встречали с радостью и надеждой.

«23 декабря по Дворцовому мосту открылось движение, - сообщал «Петербургский листок». - По широким тротуарам, около деревянных пока перил, направляются в ту и другую сторону пешеходы. Пригласительные билеты были разосланы всем министрам и членам президиума обеих законодательных палат. Новый пятый мост через Неву шире на 2 сажени Троицкого моста. У него разводная часть посередине, причем ее механизмы построены на новом техническом принципе».

Старый год провожали по-разному. Одни с благодарностью, другие с негодованием – мол, уходи поскорее, ничего в тебе хорошего не было. Газета «Русское слово» охарактеризовала 1916-й коротко и иронично: «Глупый был покойничек и бестолковый».

Накануне Нового года были заполнены рестораны, трактиры, кафе – народ гулял с привычным для России размахом. Сухой закон, введенный в начале Первой мировой войны, действовал и… не действовал.

«В 11 часов вечера (речь о 31-м декабря – В.Б.) было не найти ни одного свободного столика, - писала одна из столичных газет. - Запрещенные вино, коньяки, водка льются рекой, цены на них возросли баснословно: 20 рублей бутылка вина – кислой бурды, 80 рублей – коньяк. Водку пьют стаканами, наливая из нарзанной бутылки…»

В полночь под Новый, 1917 год, год в Санкт-Петербурге во всех храмах было совершено торжественное молебствие. Митрополит Питирим служил в соборе Александро-Невской лавры, в Исаакиевском и Казанском соборах - викарные архиереи Вениамин Гдовский и Геннадий Нарвский. На другой день Николай II устроил в Царском Селе прием, на который были приглашены министры, великие князья, представители дипломатического корпуса.

Газета «Русское Слово» рассказала, как встретили Новый год военные в штабе Юго-Западного фронта. Его главнокомандующий, генерал-адъютант Алексей Брусилов выразил надежду на скорую победу над Австро-Венгрией и Германией:

«…Я лично, как по имеющимся в моем распоряжении сведениям, так и по глубокой моей вере, вполне убежден... что в этом году враг будет, наконец, окончательно разбит…»

«1917 год – год решающего поворота в судьбах страны». Автор этих слов - ни Ленин, ни Николай Второй, ни Керенский. Так выразился представитель партии кадетов, член Государственной Думы Федор Родичев. Конечно, он не мог предвидеть дальнейший ход событий, однако выразил мысли многих – жить по-старому никто уже не мог, но и ступить на новый путь никто не решался…

Прошло много лет. Россия пережила две революции – Февральскую и Октябрьскую, две войны – Первую мировую и Гражданскую. В стране уже десять лет царила Советская власть. Ее представители постоянно с кем-то боролись, кого-то наставляли. Со старыми традициями большевики решили покончить - Рождество отменили, Новый год загнали в «подполье». Празднично убранная елка считалась «буржуазным» пережитком, а обстановка праздника – якобы приносила вред физическому и психическому здоровью детей. Родителям советовали вместо елочных игрушек порадовать детей коробкой цветных карандашей или книжкой.

«Растущее социалистическое строительство все больше сжимает кольцо вокруг нэпача, - писал журнал «Огонек». - Единственное утешение - попойка в своем кругу, при завешенных окнах. Лучший повод для этого - встреча «старого Нового года», по старому стилю. Трудящиеся уже продвинулись на тринадцать дней в 1927 году (речь о реформе календаря – В.Б.), а нэпач только-только провожает пьяными слезами 1926-й. На тарелочках времен Наполеона - моссельпромовская колбаса, рядом - белые хризантемы, икра в банке «Аз-рыбы», и в мелком хрустальном сосуде - салат-оливье…»

В стране много лозунгов, речей и призывов, а вот с продовольствием – проблемы. В конце 1929 года был составлен «Обзор политического состояния СССР», составленный ОГПУ. В нем в частности говорилось:

«По Москве были также перебои в снабжении рыбой, колбасой и кондитерскими изделиями (во второй половине декабря в продаже были конфеты лишь дорогих сортов). В последнее время поступила в продажу конская колбаса и мясо; специальные магазины, открытые для продажи конины, ввиду незначительного спроса на этот продукт, в настоящее время свертываются»

У людей возникали разные потребности, иногда – необычные. В декабре 1933 года в «Вечерней Москве» было опубликовано такое объявление:

«Научно-исследовательскому институту инсекто-фунгидидов «НИИФ» для опытов по изучению действия на насекомых различный ядов нужно 1000-1500 черных тараканов в месяц. Институт покупает черных тараканов в любом количестве по цене 5 копеек за штуку. Доставлять тараканов надо в стеклянной банке, завернутой во что-нибудь теплое (чтобы не замерзли на улице) по адресу: Зубовская улица, дом - 7/11»

Наверное, вскоре НИИФ завалили тараканами. Возможно, кто-то стал поставлять усатых насекомых на постоянной основе и, возможно, даже приобщился к какому-нибудь важному открытию.

…Накануне Нового, 1936 года москвичей «порадовал» первый секретарь Московского комитета ВКП(б) Никита Хрущев. Он с удовлетворением отметил, что в последнее время удалось выявить большое число «троцкистов, зиновьевцев, шпионов, кулаков, белых офицеров». Через двадцать лет он начнет активную борьбу с «культом личности Сталина и его последствиями». О своем активном участии в терроре Хрущев умолчал. «Расстрельные» списки с его резолюциями по его же тайному приказу были уничтожены…

В декабре 1935 года елки были восстановлены в правах. Появились елочные базары, лесных красавиц, наряженных игрушками, стали устанавливать в квартирах, дворах, домах культуры. Снова зазвучала детская мелодия «В лесу родилась елочка, в лесу она росла. Зимой и летом стройная, зеленая была…». Никто не знал, что автор слов – дочь чиновника московского почтамта Раиса Кудашева.

Эта женщина писала всю жизнь – стихи и прозу, но все было утеряно, растворилось во времени. Осталась только незатейливая, но очень добрая песенка, музыку к которой написал Леонид Бекман. Он не был профессиональным композитором, а просто человеком, у которого были музыкальные способности…

Забавная услуга появилась в Москве. Газеты писали, что столичная контора «Кондитерсбыт» организовала продажу различных кондитерских изделий на катках. Лотки с конфетами, шоколадом и печеньем устанавливались на специально санках с полозьями. Развозили вкусности продавщицы на коньках. Романтика, да и только!

…Москва менялась. Сносились храмы, возводились дома, прокладывались дороги. Под землей побежала поезда метрополитена. Исчезали приметы старого, дореволюционного. Искусствовед Александр Февральский вспоминал:

«В декабре 1938-го вернулся я в Москву из поездки в Грузию; замешкался в поезде, когда вышел на площадь перед вокзалом, - ни одного такси. Вдруг вижу: «явление из прошлого» - извозчичьи санки. Поколебавшись - уже давно не ездил я на извозчике, - сел в сани. Сколько раз на нашем пути прохожие показывали пальцами на медленно движущийся пережиток древности и смеялись! Смеялся и сам возница. «Сколько же извозчиков осталось в Москве?» - спросил я его. «Сорок четыре». Это на весь огромный город, где когда-то их было больше 10 тысяч!»

Жительница знаменитого Дома на набережной Агнесса Миронова-Король (ее мужьями последовательно становились пограничник Иван Зарницкий, чекист Сергей Миронов и разведчик Михаил Король) вспоминала вечер 31 декабря 1938 года:

«Поздно вечером мы едем в Кремль. Большой двусветный зал Кремлевского дворца... Среди зала большая пышная елка, связанная из трех елей. Сталин в глубине зала за широким столом. Напротив Сталина за тем же столом - жена Молотова Жемчужина и другие партийные дамы, все в синих костюмах и платьях, только оттенки разные. Слуги обносили нас один - икру, другой - осетрину, третий - горячие шашлыки и еще что-то. Блюда были изысканны, разнообразны, преобладала острая кавказская кухня, но было и всякое другое. Столы уставлены винами. Сталин любил такие ночные пиры, много ел и пил на них по-кавказски - жирную баранину, кислое вино. Врачей не слушал, когда те осмеливались говорить, что в его возрасте это вредно. Мы сидели с Сережей (в то время она была замужем за Мироновым) за боковым столом слева. Место наше - в середине зала и не очень далеко от Сталина - указывало на наше положение: тут тщательно соблюдали субординацию. Если нам определили такое место, значит, мы в фаворе. Здесь сидели достаточно приближенные к нему люди, те, к кому он в данный момент благоволил. Мы все бросали взгляды в его сторону, на торец «интимного» стола, где он пировал с друзьями…»

В декабре 1941 года началось контрнаступление Красной армии под Москвой. Да и на других участках огромного фронта наши воины стали теснить врага. На лицах жителей столицы появились улыбки, может, впервые за полгода Великой Отечественной у людей немного отлегло от сердца. До сих пор немцы все время наступали, а тут – побежали…

26 декабря 1941 журналист и писатель Николай Вержбицкий записал в дневнике: «По улице без конца тягачи везут немецкие танки, автомобили, броневики с дырами от снарядов в кулак. У одного танка не двигаются гусеницы, и он тащится, как на полозьях, разрывая в снегу две широкие полосы. Болтаются оторванные щиты. У некоторых снесены башни. На одном грузовике истерзанный остов легковой машины. На огромных санях в ящике навалены колеса, шестерни, вентиляторы, баки, трубы, диски, штурвалы и пр. Весь этот плачевный обоз тянется на восток. Все это пойдет в дело».

В декабре сорок первого на каждого москвича выдали два бутылки вина. На Трубной площади была организована продажа новогодних елок. Такие же базары появились на бульварах, скверах и площадях Москвы - в частности, у Покровских и Никитских ворот, на Пушкинской площади, площади Восстания…

***

Каждый Новый год в нашей жизни что-то происходило. Так было и в ХХ столетии, и в XXI. Люди собиралась, веселились, загадывали желания. Одни сбывались, другие - нет. Но надежды согревали сердце с юных лет до седых волос, что со звоном бокалов и звоном курантов все пойдет по-другому.

Так было и на закате нелегкого, принесшего нам немало печали, 2020 года. И мы надеемся, что пришедший ему на смену 2021-й будет хотя бы немного легче…

Твой Новый год по темно-синей

волне средь моря городского

плывет в тоске необъяснимой,

как будто жизнь начнется снова,

как будто будет свет и слава,

удачный день и вдоволь хлеба,

как будто жизнь качнется вправо,

качнувшись влево.

Эти строки принадлежат Иосифу Бродскому.