Тильзитский мир, заключённый между Россией и Францией летом 1807 года, вопреки задумке императора Наполеона, не стал основой союзнических отношений двух империй. Слишком уж разными оказались как монархи, так и их подданные: год от года дипломатическая и политическая ситуация в Европе лишь ухудшалась, и с какого-то момента война стала неизбежна. После кампании 1807 года, закончившейся бойней под Фридландом, миф о непобедимости русской армии, казалось, был разрушен: русские солдаты дрались отчаянно, однако французские командиры среднего звена в большинстве своём превосходили своих «коллег», не говоря о командующем Беннигсене — человеке грамотном, но не слишком решительном, чьи таланты и возможности были значительно меньше наполеоновских.
Форма тяжёлой кавалерии [слева вверху — кавалергард].
Злые языки утверждали, что армия императора Александра всего лишь колосс на глиняных ногах и не в силах противостоять напору французских корпусов. И хотя это было не вполне так (достаточно вспомнить дело под Гейльсбергом в том же 1807-м), исход тильзитских переговоров был явно продиктован французским императором, пускай и искренне прислушивавшимся к своему августейшему «брату». Русские полки ушли за Неман, и в Петербурге началось активное обсуждение проектов реформ и переустройства армии, которому поспособствовало назначение военным министром Барклая-де-Толли. Изменениям подверглись самые разные механизмы военной машины, подчас лишь небольшие винтики: так в кирасирских полках буквально за несколько недель до начала войны были возвращены кирасы, отменённые в самом начале царствования «за ненадобностью». Сами кавалеристы встретили это «нововведение» безо всякой радости: нагрудники весили около 8 кг, не говоря уже о том, что для сохранения уставного внешнего вида за кирасами нужно было постоянно ухаживать. Вот что писал о возвращении лат один из офицеров-гвардейцев: «…я узнал неприятную новость: нам привезли кирасы. Они были чрезвычайно неудобны… В 12 часов я пошел примерить свои цепи».
Бородинская битва, Полоцк и русский мороз
Любопытно, что во французской армии нагрудники для тяжёлой кавалерии также были введены незадолго до русской кампании, так что обе армии вступили в войну «железными» (по крайней мере на бумаге). Многие французские офицеры относились к кирасам не лучше русских, тем более, что от мушкетной пули кираса могла не спасти даже на дистанции свыше ста метров! Справедливости ради стоит сказать, что кирасы, несмотря на все неудобства, спасли не одну жизнь, особенно выручая в скоротечных рукопашных схватках. Впрочем, применить нагрудники по назначению у гвардейцев-кавалергардов получилось не скоро: кирасирские полки редко привлекали к службе в походе, оберегая солдат и лошадей для большого дела, что уж говорить о гвардейской тяжёлой коннице — элите элит армии. Едва началась война, как дивизия, в состав которой входили кавалергарды, начала спешно отступать из-под Вильно, что негативно сказывалось даже на солдатах и офицерах гвардии: «мы уступали пять губерний, не имея еще ни одного дела, за исключением аванпостных стычек. Солдаты, как и мы, не постигали плана в действиях нашей армии, и заметно было, как на них неблагоприятно подействовало отступление», — писал участник этих событий.
Памятник кавалергардам на Бородинском поле.
От Немана до Колочи кавалергарды не приняли участия ни в одном сколько-нибудь значимом бою, пока армия не расположилась на позициях у Бородина. Пришёл звёздный час гвардейской кавалерии. Всадники, как и полагается, были выведены в резерв и брошены в бой лишь после полудня, когда французы возобновили атаки на русский центр и даже сумели взять батарею Раевского. Решительный удар лейб-эскадрона позволил отбросить всадников Груши, грозивших захватить батарею гвардейской конной артиллерии, после чего по приказу Барклая весь полк бросился в атаку, построившись «энэшике» (от французского en échiquier — «по-шахматному»), и ударил по кавалерии Латур-Мобура, в рядах которой были саксонские гвардейцы и знаменитые польские уланы. Атака началась удачно, но вскоре уланы стали фланкировать кавалергардов, когда им на помощь подоспели всадники Конного полка. В мирное время между конногвардейцами и кавалергардами существовала неприязнь и соперничество, однако в бою это никак не проявлялось — гвардейцы рубились с одинаковым мужеством, помогая друг другу.
«Рукопашный бой между массами смешавшихся наших и французских латников представлял необыкновенное зрелище, в своем роде великолепное, и напоминал битвы древних рыцарей или римлян, как мы привыкли их себе воображать. Всадники поражали друг друга холодным оружием среди груд убитых и раненых», — писал очевидец. Полки Латур-Мобура были опрокинуты и отброшены, так что некоторые горячие головы даже поспешили броситься в погоню: около сотни кавалергардов оказались так далеко от своих, что едва сами не были перерублены неприятелем, однако смелая и неожиданная атака кратно превосходящего врага позволила пробиться назад к главным силам. Общие потери полка в сражении были сравнительно невелики — около сотни солдат и офицеров, что было незаметно на фоне чудовищных потерь некоторых полков, выкошенных неприятельской картечью. Куда более чувствительный урон причиняла погода: пока было жарко люди и лошади страдали от зноя, однако после начала наступления всё больше проблем стал доставлять холод.
Тяжелая кавалерия: тяжело в учении, но ещё тяжелей в походе
Пожалуй, даже большую славу, чем сам полк, снискал 2-ой эскадрон кавалергардов, посланный в качестве резерва под Псков ещё в начале года, когда полк выходил на Вильно. Теперь же из запасных эскадронов сформировали сводный Кирасирский полк, определённый в отряд Витгеншейна и прикрывавший северное стратегическое направление. Пытаясь отбить оставленный Полоцк, Витгенштейн 17 августа по новому стилю провел атаку против войск маршала Удино и генерала Сен-Сира, которым, впрочем, удалось ввести русского командующего в заблуждение и ударить с неожиданного направления. Центр русского построения вот-вот должен был быть разорван, что могло привести к полному разгрому и уничтожению отряда и оставило бы Петербург фактически беззащитным. Русская пехота не могла организовать сопротивления немедленно, а неприятелю уже удалось взять несколько орудий. Тогда командир сводного Кирасирского полка с эскадроном кавалергардов и конногвардейцев бросился наперерез французской пехоте и был отбит, однако это не остановило его: всадники бросились в рейд по тылам, сея замешательство среди французов. Эскадроны полка атаковали неприятельскую пехоту в лоб, опрокинули пехотный полк, а после и французских конных егерей, и даже сумели захватить батарею из 15 орудий, правда, вскоре оставленную. Сам Сен-Сир, получивший за это сражение маршальский жезл, едва не попал в плен к русским гвардейцам. Положение было спасено ценой 5 500 убитых, раненых и пленных русских. Хотя отбить Полоцк так и не удалось, угроза развала отряда Витгенштейна была устранена, в чём была несомненная заслуга конных гвардейцев.
Гвардейцы при Полоцке.
Когда французская армия оставила Москву, кавалергарды в составе главных сил преследовали неприятеля. Куда больше неприятностей, чем французы, доставляла погода: холода наступили рано, а броские кавалергардские мундиры, от которых за несколько месяцев кампании мало что осталось, не слишком защищали от морозов. Вспоминая рассказы Петра Петровича Ланского (второго мужа Натальи Гончаровой), его дочь писала: «Вся обмундировка во время похода успела обратиться в грязные лохмотья, и заменить их было нечем. Единственная забота офицеров была раздобыть в выжженных и разоренных поместьях что-либо теплое… ещё курьезнее фигуру представлял Е. В. Давыдов. На его долю выпали три разноцветные набивные шали, и, недолго думая, он одной окутал стан, а остальные превратил в шаровары». Даже «злой гений» кавалергардов цесаревич Константин был не в силах сладить с положением: несмотря на все выговоры и недовольства, офицеры и солдаты продолжали кутаться кто во что горазд при откровенном попустительстве командующего Кутузова, больше заботившегося о здоровье подчинённых, чем о внешнем лоске. Так и сражались с французами в обмотках и шалях. Впрочем, в сражении при Красном и в боях на Березине кавалергардам поучаствовать так и не довелось. 1 января 1813 года полк пересёк Неман, начался Заграничный поход.
