Прародитель русского флота Пётр I написал в предисловии к Морскому уставу 1720 года: «Была убо Россия в древние оные времена и мужественна, и храбра, но не довольно вооружена, ниже правильно расположена. И как политическая пословица сказует о государех, морского флота не имущих, что те токмо одну руку имеют, а имеющие и флот — обе. Что и наша Россия токмо одну руку имела всегда».
В этой статье мы расскажем о русском парусном флоте, то есть, перефразируя Петра, «о второй руке потентанта». Этот флот за XVIII — начало XIX века достиг многого, однако, увы, — не того будущего, которое прочил ему создатель. И чтобы ответить на вопрос «почему?», поговорим о проблемах русского флота.
Для начала остановимся на русских офицерах, капитанах и адмиралах, на их обязанностях, закреплённых в Морском уставе, и на их поведении в бою.
До Устава
До 1720 года у русского флота не было никакого устава, что не мешало ему воевать и побеждать шведов. Если считать за начало Балтийского флота 1711 год, то за десять лет русский флот на Балтике одержал три крупные победы — Гангут (1714 год), Эзель (1719 год) и Гренгам (1720 год), и при этом показал себя с лучшей стороны, причём во многих эпизодах.
Так, например, Яков Вильбоа в Данциге, имея небольшую эскадру из трёх малых кораблей (24-пушечный пинк «Принц Александр», 18-пушечная яхта «Наталия» и 12-пушечная шнява «Эва-Элеонора»), чуть было не вступил в бой с отрядом шведского коммодора Штаубе (четыре фрегата и три бригантины) — и последний, испуганный решительностью русских, отказался от боя и снял блокаду Данцига.
Или сражение при Гренгаме. Цитата из отчёта Голицына Петру I: «(Шведский) фрегат пошёл на галеру Троицкого пехотного полка поперёк и потопил её, только люди со оной все спаслись и большой азард приняли от потопления — полезли на шведской фрегат, а другие на близ идущие галеры свои спаслись, и тотчас оной фрегат взяли».
Примеров таких действий в Северную войну можно привести множество — тут и совершенно феерический «ледовый поход» парусников к Выборгу, когда для ломки льда на головном корабле каждые пять метров бросали с носа 18-фунтовую пушку на канате; тут и Эзельское сражение, где эскадра Наума Сенявина провела показательный бой, и много чего ещё.Согласитесь — читается как сказка, про такое можно фильмы снимать!
Устав Петра Великого
Однако Пётр понимал, что построенный им флот пока ещё слишком молод, поэтому в части «Инструкций по походу и бою» сделал ставку на осторожные действия. И, хотя сам он позже говорил «не держаться правил, яко слепой стены», этот сверхосторожный Морской устав стал основополагающим документом на флоте вплоть до 1869 года, поскольку больше запомнились другие слова отца русского флота: «Не увидев слабости неприятельской — не азардовать (не атаковать)». Вот лишь некоторые из пунктов Устава 1720 года:
— При появлении противника наши корабли должны были «стать в своих местах добрым порядком согласно данному им ордеру» и держать линию так, чтобы неприятель не мог через неё прорваться.
— Огонь по противнику надо было начинать с расстояния «действительного выстрела» (то есть на то время — примерно с 400 метров).
— Флагман должен был по возможности выиграть ветер у неприятеля, но при этом требовалось держать линию.
— Выход из линии прямо запрещался под страхом смертной казни.
— Не допускалась стрельба по противнику через свои корабли.
— Ломать линию и начинать преследование неприятеля можно было только по разрешению флагмана или если линия противника полностью разбита.
Морской устав явно придерживался строго оборонительного плана действий в бою и на юридическом уровне давил инициативу и нацеленность на риск у капитанов и адмиралов. И, что логично, у флота из-за этого стали возникать проблемы.
В походе и бою
Есть момент, за который стоит зацепиться. После смерти Петра его указания по флоту стали своего рода Библией или Кораном — то есть священной книгой, которую нельзя критиковать и на которую можно ссылаться в оправдание своих действий.
Так, в 1734 году во время Войны за польское наследство к Данцигу отправили эскадру Томаса (Фомы) Гордона в составе 14 линейных кораблей, пяти фрегатов, двух бомбардирских кораблей и нескольких мелких судов. В то же самое время у Данцига присутствовала французская эскадра, которая поддерживала мятежников, в составе пяти линейных кораблей и шести транспортов — причём русские со слов какого-то безымянного английского шкипера оценили эту эскадру в восемь линейных кораблей и четыре фрегата. Так вот, Фома Гордон отказался от атаки противника, ссылаясь на указание Петра Великого, данное генерал-поручику Долгорукову 22 мая 1714 года: «В бой вступать с неприятельским флотом усматривая, ежели мы будем сильнее неприятеля третьей долей кораблей».
Гордон рассудил просто — у него 14 линейных кораблей, у французов — 11 (очень интересно приравняв французские транспорты по силе к линкорам), и значит, преимущества на треть у него нет, а отец-создатель говорил не атаковать при таком раскладе. Ergo, атаки не будет.
Этот ответ Гордона вызвал бешеную ярость командующего русской армией под Данцигом фельдмаршала Миниха. И ничего, Гордону это вполне сошло с рук.
В какой-то момент прятаться за пунктами устава или за цитатами Петра Великого стало вполне себе мейнстримом. Двадцать четвёртого мая 1770 года в сражении у острова Спецо авангард русского флота под командованием Эльфинстона (три линейных корабля и два фрегата) атаковал турецкий флот в составе 11 линейных кораблей и запросил поддержки у основных сил под командованием Спиридова. Вместо этого Спиридов, в точном соответствии с Морским уставом, начал… выстраивать линию, конечно же! Естественно, турки оторвались и ушли под защиту береговых батарей.Ведь авторитет Петра непререкаем!
Примечателен факт скандала между Спиридовым и Эльфинстоном после этого боя. Эльфинстон обвинил командующего в том, что «он не приложил возможного старания подойти к неприятельскому флоту и атаковать его». На что Спиридов хотел привлечь Эльфинстона к ответственности за нарушение русского Морского устава, поскольку «у нас так не воюют».
Во время русско-турецкой войны 1787–1791 годов во главе Черноморского флота встал Фёдор Фёдорович Ушаков, сменивший робкого Войновича. Но проблемы с безынициативностью и робостью капитанов никуда не делись. Вот, например, выписка из шканечного журнала русского флагмана «Рождество Христово» 28 августа 1790 года, в сражении при Тендре: «В начале 3-го часа учинен у нас сигнал передовым судам сняться с дрейфу, в ¼ часа учинён у нас сигнал всему флоту спуститься под ветер, сколько надобность требует, предвидено, что авангардия тихо спущается под ветер, при оном же сигнале поднят был его вымпел, и стали мы спускаться на неприятеля, в ½ часа арьергардии чинить скорое исполнение по сигналу, а инако считается за неисправность… а мало спустя арьергардии спуститься под ветер… Высходе часа наполнили мы грот-марсель и учинён сигнал авангардии спуститься под ветер, при том же сигнале кораблям Марии Магдалине и Иоанну Богослову подниманы были командирские вымпелы, чтоб спуститься под ветер. Мало спустя при пушке авангардии прибавить парусов и приближиться к неприятелю… В ½ (6-го) часа… сделан сигнал стараться чинить скорое исполнение по сигналу и обсервовать корабль главнокомандующего, а инако считается за неисправность… в ¾ 6-го часа кораблю Св. Павлу прибавить парусов В начале 7-го часа учинен у нас сигнал всему флоту прибавить парусов Мало спустя за нескорым исполнением оной же сигнал повторяем был двумя пушечными к кораблю Св. Павлу Потому что у оного были отданы брам-фалы, поднят был командирский вымпел при двух пушечных выстрелах, почему оной и поднял брам-фалы, потом учинён сигнал Иоанну Богослову прибавить парусов…».Мол, атаковать и гнать врага будешь у себя в Англиях, а тут — не высовывайся.
Стоит пояснить — фраза «инако считается за неисправность» на современном русском звучит как «иначе считается неисполнением приказа». Со всеми вытекающими естественно. То есть Ушаков буквально за шкирку втаскивал в бой своих капитанов.
Предварительные выводы
Уже по периоду 1720–1790 годов ясно, что русский флот исповедовал оборонительную тактику, к активным и решительным действиям был готов слабо и адмиралам чуть ли не насильно приходилось втаскивать в бой своих капитанов.
С другой стороны, агрессивные и решительные действия подчинённых не встречали поддержки и одобрения со стороны большинства русских адмиралов, и это видно на примере скандала Эльфинстона и Спиридова. Проблема была в том, что авторитетом Петра Великого был введён и стал своего рода Библией сверхосторожный Морской устав, где инициатива и самостоятельные действия, мягко говоря, не приветствовались.
О том же, что последовало дальше — и изменилась ли ситуация читайте: На заре русского флота: как невежество и лень всему помешали.