Операция «Перекресток»: радиоактивный флот Бикини

А может, бахнем?

Первый в истории атомный взрыв произошёл в пустыне. Второй и третий — над японскими городами. То есть тоже на суше. Поэтому американских военных осенью 1945 года очень волновал вопрос:

А как оно будет работать по корабликам?

Военного значения это уже не имело. Но адмиралам нужно было всех убедить, что с появлением ядерного оружия их огромные лоханки ничуть не устарели и их рано списывать со счетов. А вот армейскому и авиационному лобби хотелось доказать строго обратное. Со вполне понятной целью — перекроить пирог финансирования вооружённых сил.

У дяди Сэма ещё много!

Право на организацию и руководство первыми морскими испытаниями флот отстоял. Под это им выделили целых три плутониевые бомбы Мк. III по 23 килотонны каждая. Таких же, как уничтоживший Нагасаки «Толстяк».

А сам флот обеспечил самое дорогое «мишенное поле» в истории: пять линкоров, пара авианосцев, четыре крейсера, 13 эсминцев, восемь подлодок и куча всякой вспомогательной мелочи — всего 95 кораблей и судов, включая три трофейных.

Хватило бы на ВМС немаленькой страны!

Первый блин

Первое испытание прошло первого июля. Подрыв был воздушным, и с ним случился небольшой конфуз: доблестные летуны промахнулись на 650 метров, и взрыв потопил лишь пять кораблей и судов. Причём три из них даже не сразу. Ещё 14 получили различные повреждения, включая пожары. Большинство же мишеней отделались лёгким испугом.

Как и положено при атмосферном взрыве, бóльшая часть продуктов распада ушла в стратосферу, и выпадение радиоактивных осадков на мишени было минимальным. А на наведённую радиоактивность тогда вообще забивали. Так что в тот же день на повреждённые корабли и суда отправились пожарные и ремонтные партии.

Естественно, без всякой защиты.

А ещё через день туда начали возить экскурсии. Пресса была разочарована слишком скромными, на их взгляд, повреждениями. Флотские же, наоборот, гордо заявляли, что корабли испытание выдержали. Про то, что будь там при взрыве экипажи, то они бы по полной отгребли от всех поражающих факторов, — скромно молчали.

Что-то пошло не так…

Следующее испытание состоялось 25 июля. На этот раз взрыв был подводным и промахнуться было сложно. Все корабли и суда, что находились в радиусе километра от эпицентра, получили серьёзные повреждения от гидравлической и воздушной ударных волн. А затем на лагуну обрушилось всё, что было поднято взрывом.

Пара миллионов тонн радиоактивной воды и грунта.

Продукты реакции распада, остатки плутония плюс радиоактивные изотопы, созданные ионизирующим излучением взрыва из подвернувшихся химических элементов. Весь этот джентльменский набор накрыл и те мишени, что получили некритичные механические повреждения или не получили их вообще.

Внезапно выяснилось, что к такому никто не был готов. Даже физики-ядерщики из «Манхэттенского проекта». Конечно, все понимали, что подводный взрыв вызовет радиоактивное заражение. Но никто и близко не предполагал такого масштаба. Плана действий на этот случай не существовало.

Повреждённые корабли и суда набирали воду, и после разведки обстановки к наименее «фонящим» в тот же день направили спасательные партии — восстановить плавучесть или хотя бы отбуксировать на мель. Всего за первые шесть дней с пиковым уровнем радиации на заражённых кораблях побывало около 4900 человек. Без защиты.

Швабра против радиации

Второй взрыв отправил на дно «всего» девять кораблей и судов. Четыре — немедленно, остальные — в течение нескольких часов. Ещё трём не дали затонуть, успев вытащить на мелководье. Десяток безнадёжной мелочи затопили сами.

Пресса была опять разочарована и вскоре уехала, а военные остались думать, что делать с оставшимся на плаву.

Прежде всего заражённые железки нужно было как-то дезактивировать. Хотя бы для того, чтобы их можно было использовать в третьем испытании. Но как это делать — никто не знал.

Оставалось импровизировать.

Первичная «дезактивация» проводилась с помощью залива пеной с пожарных катеров, и затем смывом её из брандспойтов. Всё это, естественно, с использованием радиоактивной забортной водички. А после того как уровень радиации уменьшился, на наименее заражённые корабли были отправлены люди с мылом и старыми добрыми швабрами.

Средствами защиты командование их снабдить не могло, но хотя бы контролировало уровень радиации, исходя из которого определялось, сколько часов или минут в день матрос может работать на том или ином заражённом объекте. Правда, тогдашние представления о безопасных дозах облучения очень сильно отличались от сегодняшних.

Радиоактивное селфи

Эффективность этой импровизированной «дезактивации» оказалась близка к нулевой. Вскоре специалисты пришли к выводу, что для очистки кораблей от источников радиации нужно как минимум убрать с них всю органику: от деревянных палубных настилов до краски, которой всё было покрашено. Сделать это подручными средствами было нереально.

Уже в первых числах августа ответственный за радиационную безопасность ветеран «Манхэттенского проекта» полковник медицинской службы Стаффорд Уоррен начал убеждать командующего испытаниями вице-адмирала Уильяма Бланди, что пора сворачивать лавочку. Одним из решающих аргументов стало обнаружение следов плутония даже во внутренних помещениях кораблей — а также вот эта фотография:

Десятого августа 1946 года наконец было принято решение свернуть дезактивацию на месте и продолжить работы там, где вокруг хотя бы не будет плескаться радиоактивная вода. Этим местом стала находившаяся в 350 км бывшая японская военно-морская база на атолле Кваджалейн.

В последний путь

До конца августа оставшиеся корабли и суда переместили на Кваджалейн. Что-то на буксире, а что-то и своим ходом, с минимальными аварийными экипажами на борту. Многочисленные десантные суда и эсминцы там и оставили. Официально — «для дальнейшего изучения».

А в реальности — дожидаться своей участи.

Крупные боевые корабли, от большого ума, решили всё же попытаться дезактивировать «в более подходящих условиях». Два радиоактивных линкора ушли в Пёрл-Харбор, а крейсеры и подлодки — на четыре крупных верфи ВМС на Тихоокеанском побережье, от Сан-Франциско на юге до Сиэтла на севере.

В течение почти полутора лет их честно пытались дезактивировать. Убрали с них всё дерево и ободрали пескоструйкой всю краску. Детали из цветных металлов обрабатывали сильными кислотами, экспериментировали и с другими химикатами. Пока к концу 1947 года не пришли к выводу, что овчинка выделки не стоит.

Последние строки в «жизнеописаниях» всех этих кораблей и судов выглядят предельно однообразно: «такого-то числа 1948 года выведено на глубину у побережья» Кваджалейна, Пёрл-Харбора, штатов Калифорния и Вашингтон, а затем потоплено в качестве мишени артиллерийским огнём или торпедами.

Эпилог

Из почти 70 кораблей и судов, что остались на плаву после ядерных испытаний «Перекрёстки», успешно дезактивированными были признаны лишь восемь: две подлодки, продолжившие службу в качестве учебных, и шесть транспортов, которые сразу отправили в резерв, а затем продали на металлолом. Всё остальное ушло на дно.

Одна-единственная атомная бомба вывела из строя целый флот.

Однако нельзя было допустить, чтобы у кого-то появилась крамольная мысль, что великие и ужасные ВМС США превратились в бумажного тигра. Поэтому в официальные потери записали лишь 14 единиц, потопленных непосредственно двумя взрывами. А о прочих долгие годы предпочитали просто не вспоминать.