«Остановись, гниенье!»: история антисептиков, спасших миллионы людей

История антисептики (буквально — «противогниения»), то есть системы мероприятий, направленных на обеззараживание раны, полна поистине шекспировских страстей. Тут и непризнание, и сумасшествие, и смерть, и позднее прозрение.

Вена, начало XIX века. В университетском госпитале есть две акушерские клиники. Первая пользуется дурной славой — там роженицы «мрут как мухи», погибает до трети молодых матерей. Во второй смертность в среднем ниже. Почему — никто не знает. Этот факт заинтересовал принятого в 1846 году на работу в первую клинику доктора Игнаца Филиппа Земмельвайса. Он начал сравнивать показатели смертности обеих больниц, постепенно отбрасывая факторы, которые на нее не влияли. Загруженность оказалась одинаковой, микроклимат в помещениях одинаковый… Доктор изучил даже религиозные взгляды пациенток. Единственная зацепка нашлась в медицинском контингенте. Первая клиника была базой для обучения студентов-медиков. А во второй с 1841 года обучались только акушерки. И именно с этого времени женщины там стали умирать в 2−3 раза реже, чем в первой.

5 наиболее распространенных антисептиков:

«Зеленка». Водно-спиртовой раствор анилинового красителя под названием «бриллиантовый зеленый». В 40 тысяч раз сильнее «карболки».

Йод. 5%-ный спиртовой раствор используется для обработки краев ран. Всё чаще применяют в виде соединений с высокомолекулярными веществами.

Перекись водорода. 3%-ный водный раствор пероксида водорода активно используется в хирургии для промывания ран.

Хлоргексидин. В медицине применяется в виде спиртового или водного раствора биглюконата различных концентраций — от 0,5 до 20%.

Активный хлор. Образуется в водных растворах хлорной извести, хлорамина, ДТС ГК и т. п. В основном применяется для дезинфекции помещений в лечебно-профилактических учреждений.

В 1847 году внезапно скончался друг Земмельвайса профессор судебной медицины Якоб Колетчка, случайно поранивший палец во время вскрытия очередного трупа. Доктор тяжело переживал потерю, но этот случай натолкнул его на мысль — а что, если роженицы гибнут по той же самой причине? Ведь основная разница между студентами-медиками и обучающимися акушерками состояла лишь в том, что первые вскрывали трупы, а вторые работали исключительно с роженицами. Земмельвайс провел эксперимент: взял секрет из маток болевших родильной горячкой женщин и ввел его кроликам. Кролики все до единого заболели и умерли, что только укрепило исследователя в предположении: причиной эпидемии родильной горячки и гибели сотен молодых женщин были… сами врачи. Они переносили «трупные яды» из анатомического театра в родильные палаты и операционные, заражая и тем самым убивая рожениц.

Экспериментируя с различными веществами, Земмельвайс обнаружил, что раствор хлорной извести лучше всего устраняет запах гниения. А значит, именно хлорка может помочь устранить тот самый «заразный агент», который находится в трупах. Он с трудом получил разрешение на апробацию своего метода во второй акушерской клинике. Результаты превзошли самые смелые ожидания. В апреле 1847 года смертность составляла 18,3%. В мае была введена обязательная обработка рук перед манипуляциями с роженицами. В июне показатель снизился до 2,2%, в июле — до 1,2%. Почти десятикратное снижение! По итогам 1847 года среднегодовая смертность во второй клинике оказалась в пять раз ниже, чем в первой. Казалось бы, передовой опыт необходимо немедленно изучать и внедрять. Не тут-то было.

Мятежный венгр

Когда Земмельвайс попытался пропагандировать новый метод среди коллег, его подняли на смех и объявили шарлатаном. Во‑первых, травить холеные руки хирурга хлоркой — нонсенс, кожа трескается и грубеет. Во‑вторых, родильная горячка возникает сама по себе. В-третьих, сомневаться в чистоте рук докторов и обвинять их в убийстве собственных пациентов — это вызов всему врачебному сообществу. Началась самая натуральная травля врача-новатора. В марте 1849 года Земмельвайса изгнали из Венского университета, его методика была забыта, смертность в обеих клиниках вернулась к прежним показателям, «смута» была устранена, «честь мундира» спасена.

Современники считали, что сыграла свою роль и жестоко подавленная Габсбургами Венгерская революция (1848−1849). Руководитель клиники, где работал Земмвельвайс, был консервативным австрийцем и под благовидным предлогом мог просто избавиться от неблагонадежного венгра с непонятными, но определенно «революционными» идеями.

Земмельвайс вернулся в родной Пешт. Здесь он продолжил пропаганду своего метода, снизив смертность в родильном отделении местной больницы до 0,8%. Это был абсолютный мировой рекорд для того времени. В 1855 году Земмельвайс стал профессором кафедры акушерства Пештского университета и продолжил страстно и настойчиво продвигать свой метод. Он писал открытые письма коллегам акушерам-гинекологам и известным врачам, опубликовал монографию, в которой обобщил весь свой опыт по родильной горячке.

Ему помогали немногочисленные сторонники. Но в медицинских кругах труды «мятежного венгра» не принимали, гипотезу критиковали.

Карболка против микробов

Между тем хирурги во Франции, Германии, России всеми силами пытались остановить эпидемии, косившие послеоперационных больных. Выход из тупика искал и молодой английский врач Джозеф Листер, работавший в хирургическом блоке лазарета в Глазго. Этот блок был построен на месте бывшего холерного барака. Трупы были захоронены кое-как, близко к поверхности земли, и испарения от разлагающихся тел витали в палатах и операционных. В отделении не прекращались рожистые воспаления, свирепствовала гангрена, гнойные осложнения.

Хирурги видели прямую связь между этими двумя фактами и считали, что спасти ситуацию может только перенос клиники в менее «проклятое» место. Листер пытался найти причину. Он принялся изучать научную литературу, в том числе работы французского химика Луи Пастера. В них описывалось гниение и брожение, наглядно доказывалось, что оба эти процесса вызываются микроскопическими живыми организмами. Английский хирург счел доводы ученого француза убедительными и предположил, что эти организмы переносятся по воздуху вместе с пылью. Они живут и умирают, причем, как и любой другой живой организм, их можно убить. Идея о том, что микробы могут существовать строго в определенной среде, показалась Листеру наиболее интересной.

Он даже переосмыслил ее на свой хирургический лад. Пока кожа цела, в организм не проникает воздух с пылью, а следовательно, и микробы. Но как только кожный покров нарушен, гноеродные микроорганизмы попадают в тело и начинают там размножаться. Это подтверждалось наблюдениями — закрытые переломы всегда заживали быстрее, чем открытые, и без гнойных осложнений.

Помня утверждение Пастера о том, что микробы плохо переносят различные химические соединения, Листер решил попробовать в качестве «оружия» фенол, открытый в 1834 году. Правда, тогда его называли карболовой кислотой и использовали для дезодорации сточных вод. Кислотой пропитывали трехслойную герметичную повязку, накладываемую на рану, ею мыли руки, инструменты, ее даже распыляли в операционной. Результаты оказались поразительными. Хирургический блок по‑прежнему стоял на месте холерного кладбища, но гнойные осложнения в нем прекратились. Совсем.

Как выяснилось позже, фенол (карболовая кислота) оказался чрезвычайно токсичным. Предельно допустимая концентрация его в воздухе — всего 5 мг/м3. В первую очередь поражается нервная система, дыхательный центр головного мозга — вплоть до его паралича. Распыленный в качестве аэрозоля, фенол обладает местнораздражающим действием — вызывает слезотечение, першение в горле и приступы сухого кашля, боль в носо- и ротоглотке.

Поднакопив материал и проанализировав его, Листер в 1867 году публикует статью «Об антисептическом принципе в хирургической практике». Она в точности повторила судьбу публикаций Земмельвайса — ее подняли на смех. Старая английская профессура приняла работу «40-летнего выскочки» за личное оскорбление: заливать гангрену карболкой? Распугивать неведомых зверюшек, которых ни один порядочный врач не видел ни в одной воспаленной ране?

Антисептика в России

Серебро и йод. Нельзя не упомянуть выдающегося российского хирурга, начальника кафедры хирургии Медико-хирургической (впоследствии — Военно-медицинской) академии, основоположника военно-полевой хирургии Николая Ивановича Пирогова. Не обладая знаниями по микробиологии, но будучи прекрасным клиницистом, Николай Иванович сделал ряд наблюдений, касающихся заражения ран. «Если я оглянусь на кладбище, где схоронены зараженные в госпиталях, то не знаю, чему больше удивляться: стоицизму ли хирургов, занимающихся еще изобретением новых операций, или доверию, которым продолжают еще пользоваться госпитали у правительств и общества», — писал Пирогов. Пытаясь бороться с гангренами и послеоперационной смертностью, он применял для обработки ран азотнокислое серебро и настойку йода. У себя в петербургской клинике он выделил особые отделения для больных рожей и гангреной, чтобы предупредить распространение инфекции. По сути, его начинания были предвосхищением работ Джозефа Листера.

Асептика и антисептика. В современной медицине антисептика ходит рука об руку с асептикой. Если первое — это борьба с микробами, уже попавшими в рану, то второе — это недопущение условий, при которых рана может быть загрязнена. Девиз асептики — даешь стерильность! Для того, чтобы возбудители гнойной инфекции не попали в тело человека, их попросту не должно быть в окружающем воздухе, на инструментах, на перевязочном материале, и даже на самом пациенте. Асептика появилась на 25 лет позже антисептики и показалась медицинскому сообществу настолько прогрессивной, что среди врачей началось движение за отказ от антисептики. Впрочем, как выяснилось позже, оба этих метода максимально эффективны только в сочетании друг с другом. С тех пор они работают на благо пациентов рука об руку.

Победа антисептики

Однако Листер, в отличие от Земмельвайса, обладал на редкость крепкими нервами. Он приглашал коллег в Глазго и предлагал убедиться во всем своими собственными глазами. А посмотреть было на что. Из 40 проведенных им ампутаций 34 закончились выздоровлением прооперированных. Другие хирурги о таких цифрах могли только мечтать. Уверенность Листера в своей правоте и неумолимая статистика сделали свое дело. Хирурги сдались и сначала потихоньку, тайком друг от друга, а потом и в открытую стали применять карболку.

Листер не прекращал исследования. В 1874 году он написал письмо своему вдохновителю — Луи Пастеру, в котором поделился результатами своих наблюдений. Это подтолкнуло гениального француза на изучение гноя под микроскопом, результатом чего стало открытие стрептококков, основных гноеродных микробов. Пастер доказал, что основной источник заразы — руки хирургов и их инструментарий. Учитывая это, Листер скорректировал свой метод, отказавшись от распыления карболки и сосредоточившись на обработке рук, операционного поля, ланцетов, зажимов и повязок. Совместная работа хирургов и бактериологов приносила свои плоды, давала надежду сотням и тысячам раненых и больных, миллионам рожающих женщин во всем мире. В XX век человечество вошло с четким пониманием причин гнойных осложнений и с мощным оружием против них — антисептикой. Времена эпидемий родильной горячки безвозвратно канули в Лету.