Сражение при мысе Акций: как из-за Клеопатры Марк Антоний бросил флот

Как мы дошли до жизни такой?

А каким вообще боком во внутренние римские разборки затесались египтяне? Отмотаем время немного вспять — к моменту кончины Александра Македонского.

После смерти великого завоевателя его верные полководцы принялись с усердием степных стервятников делить огромное наследство покойного патрона. Одним из наиболее ушлых оказался сатрап Египта Птолемей. Вместо того чтобы пытаться что-то себе урвать в Азии, он попросту окопался в своей провинции и, не мудрствуя лукаво, провозгласил себя царём и основал новую династию. В те времена Египет был богатым и густонаселённым, так что, имея на руках столько козырей, не преуспеть в государственном менеджменте мог только клинический идиот. Греческий язык тут же был объявлен официальным, а Александрия в кратчайшие сроки стала богатейшим городом Средиземноморья.

А где успех — там и завистливые соседи. Правители державы Селевкидов — ещё одного осколка империи Александра — были очень даже не прочь прибрать к рукам птолемеевские владения в Сирии и Палестине. Началась череда конфликтов, истощавшая оба государства.

Хотя Птолемеи к тому времени научились находить приключений на свои царственные задницы и без участия воинственных соседей.

Они прекрасно интриговали друг против друга и упражнялись в поножовщине без посторонней помощи — ещё и заимели привычку жениться на собственных сёстрах. Казна пустела, подданные бунтовали, сепаратисты отделялись, новые фараоны рождались один другого дурнее, и всем, в общем-то, было ясно, что праздник подходит к концу.

А в это время на другом конце Средиземного моря цвёл и пах Рим. И вот Вечный город, поигрывая мускулами, навязал Египту неравный союз — Птолемеи провозглашались главными союзниками и агентами влияния римлян на востоке. Взамен египтяне фактически отказывались от самостоятельной внешней политики и посылали сенаторам баснословные «откаты» вперемешку с унизительными уверениями в своей лояльности.

Впрочем, у такого положения были и свои плюсы. А именно — Рим оказался гарантом самого существования Египта. И когда, например, селевкидский царь Антиох IV Эпифан, предварительно раскатав в тонкий блин египетское войско, подступил к Александрии, одного лишь слова римского посла оказалось достаточно, чтобы недавний победитель поспешно снял осаду и «дал по тапкам».

Но это было лишь временно. Рыба гниёт с головы, и при взгляде на последних Потелемеев даже самые непрошибаемые оптимисты понимали: поглощение страны Римом — лишь вопрос времени. Некогда бывшая городом учёных и философов, Александрия стремительно деградировала — вместе со своими владыками.

Птолемея VIII собственные подданные прозвали Злодеем и Птолемеем Пузатым. Он был женат на собственной сестре — Клеопатре II, — однако довольно быстро начал изменять ей с собственной же племянницей, на которой впоследствии также женился. Когда первая жена ожидаемо встала в позу, царь на всякий случай распорядился убить их общего четырнадцатилетнего сына, расчленил труп и послал его супруге по кусочкам. Кроме того, этот косплеер мифического Тантала повелел выгнать из города всех учёных — а то шибко умные, гляди-ка ты!

Птолемея XII, которого презрительно прозвали Александрийским флейтистом, изгнали собственные подданные, и он был вынужден поселиться в Риме на правах приживалки, тратя огромные средства на взятки и подарки сенаторам. В итоге он добился своего и вернул власть при помощи римского оружия. Любопытно, что среди тех, кто вернул ему трон, был молодой Марк Антоний — будущий товарищ и заместитель Цезаря. Вернувшись в Александрию, бешеный флейтист устроил резню своим недоброжелателям, обезглавив даже собственную дочь Беренику, правившую во время его изгнания. Как утверждают хронисты, за казнью принцессы наблюдала её младшая сестра Клеопатра — будущая Клеопатра VII, или Та Самая Клеопатра.

В январе 49 года до н. э. Цезарь пересёк реку Рубикон и дал начало гражданской войне в Римской республике. Вскоре фракция помпеянцев потерпела поражение при Фарсале, а её лидер Гней Помпей Великий сбежал в Египет, надеясь укрыться при дворе своего союзника Птолемея XIII. Вот только царю-подростку было совсем не до римских разборок — он ожесточённо воевал со своей старшей сестрой и по совместительству женой Клеопатрой VII, которая при первой же возможности сбежала от придурка-мужа, чтобы править единолично.

Поэтому вместо того, чтобы возиться с явно проигравшим войну Помпеем, египтяне дорогого гостя попросту зарезали, намереваясь преподнести его голову и перстень в подарок Цезарю. И вот тут Птолемея ждал просто былинный облом. Прибывший в Египет Цезарь широту жеста не оценил — более того, он публично оплакивал Помпея, после чего учинил публичное разбирательство, вызвав к себе и брата, и сестру.

И здесь молодая Клеопатра как следует дала джазу. Вместо того чтобы дожидаться назначенного для аудиенции дня, она решила взять фору.

Приказала рабам завернуть её в ковёр и в таком виде внести в покои Цезаря — обслуживание номеров, всё такое.

Остаётся только догадываться, как перекосило покорителя Галлии, когда он увидел, что коврик-то — с сюрпризом. Ему — 52, он — известный бабник и величайший военачальник своего времени. Ей — 22, она умнее любого мужчины из своего рода, и её амбиции простираются за горизонт. Дальше — дело техники.

Мы не знаем наверняка всех деталей этих переговоров, однако так или иначе в ту ночь Клеопатре удалось заручиться поддержкой Рима. Дни её придурковатого брата-мужа были сочтены.

Вот только сам Птолемей XIII был с таким поворотом дел категорически не согласен. Воззвав к народу Александрии, он повёл за собой солдат и чернь. Огромные людские массы буквально облепили дворец, в котором находились Цезарь и Клеопатра, фактически взяв его в осаду.

Цезарь безнадёжно уступал в численности сил, но взял своё выдумкой. Первым делом он осуществил дерзкую диверсию — его люди совершили вылазку в городской порт и подожгли стоявший там египетский флот. Пожар вышел на совесть, и вскоре огонь перекинулся на город. В этом пожаре как раз и погибла существенная часть фонда знаменитой Александрийской библиотеки. Ну что тут сказать? Аве, Цезарь! Минус одно чудо света.

Птолемей, впрочем, в долгу не оставался и тоже гадил осаждённым как мог. Египтяне сделали подкоп к подземным цистернам с пресной водой, поступавшей во дворец, и лишили защитников живительной жидкости. Но всё-таки упрямство Цезаря принесло плоды — он продержался до подхода подкреплений. Удар римской армии оказался фатальным — сторонники Птолемея разбежались кто куда, как тараканы от зажжённой свечи, а сам он погиб.

Семейные дела в Древнем Риме

Клеопатру вновь провозгласили царицей, однако она в силу местных законов не могла властвовать без соправителя мужского пола. На роль нового царя она выбрала другого своего брата, которому было от роду 12 лет. Мальчику, возведённому на престол под именем Птолемея XIV, доходчиво объяснили, что ему лучше бы не повторять ошибок старшего братца.

Смех-смехом, но Клеопатра своим вояжем в покои Цезаря фактически спасла хотя бы крошечные остатки египетской государственности. Есть основания полагать, что сам римлянин намеревался вообще упразднить царскую власть в стране и сделать Египет очередной римской провинцией. Теперь же, несмотря на присутствие в стране аж трёх легионов, египетские цари по-прежнему сохраняли какие-то автономные полномочия хотя бы во внутренних вопросах.

Уладив все дела, Цезарь в 47 году до н. э. предпринял вместе с новой пассией туристический трип по стране, во время которого, судя по всему, Клеопатра забеременела. Появившийся на свет мальчик получил имя Птолемея Цезариона — что само по себе было неиллюзорным намёком на то, кто приходился ему родителем. Сам Цезарь, однако, ребёнка так и не признал. И вообще вдруг вспомнил, что женат. Курортный роман — дело временное.

В следующем году кутили уже в Риме. Гай Юлий устроил грандиозные празднества в честь своего возращения домой. Клеопатра и Цезарион, которых он прихватил из Египта, были на этих мероприятиях почётными гостями. Сознательная общественность, ясное дело, подняла хай — ну как может уважаемый человек, к тому же женатый, таскать за собой полюбовницу с бастардом? Уж не задумал ли он сам стать царём? А слово «царь» в Римской республике — это, знаете, ругательство похуже иных прочих.

Очень вряд ли, что шашни с Клеопатрой стали прямой причиной последующего заговора против Цезаря, но они наверняка добавили масла в уже и без того нараставшее пламя скрытого недовольства. Как бы то ни было, Цезаря в марте 44 года до н. э. зарезали на ступенях сената, и царица отчалила обратно в Египет из недружелюбного Рима — бурлящего и скатывающегося в новую гражданскую войну.

Цезарь был мёртв, что автоматически означало угрозу и для неё самой. Едва Клеопатра прибыла в Александрию, как её младший брат и соправитель Птолемей XIV резко занемог и скоропостижно скончался. Совпадение? Едва ли. Первым же указом царица объявила своего сына Цезариона новым царём — Птолемеем XV (и последним).

А в это время в Римской республике вовсю шла война, в которой постепенно одерживала победу партия «цезарианцев», возглавляемая бывшим соратником покойного диктатора Марком Антонием и пасынком Цезаря — Гаем Юлием Цезарем Октавианом, который впоследствии добавил к своему имени титул Август.

Изначально титул «Август», то есть «Великий», являлся личным почётным прозвищем Октавиана, однако его преемники тоже стали добавлять его к своим именам, и слово «Август» стало обозначением римских императоров. Младших же соправителей стали называть цезарями. Так два имени собственных стали нарицательными обозначениями должностей.

В Риме — один сын Цезаря, в Александрии — другой. А какой — истинный?

Даже не имея семи пядей во лбу, можно было догадаться, что победивший Октавиан будет вечной угрозой для самого существования Цезариона. Но вскоре свет надежды вновь забрезжил перед египетской царицей. Ибо когда победившие «цезарианцы» начали делить республику на сферы влияния, Восток был отдан Марку Антонию, намеревавшемуся, судя по всему, воплотить в жизнь так и не реализованную мечту Цезаря — масштабный поход против парфян. В 41 году до н. э. Антоний вызвал Клеопатру в Тарс. Он хотел заручиться её лояльностью перед походом в Парфию. Царица же отправилась договариваться о совершенно ином. Она вновь, как и когда-то с Цезарем, сделала ставку на эффектное появление — и в образе Афродиты приплыла на большом золочёном корабле под парусами из дорогущей пурпурной материи. Антоний повёлся.

Следующую зиму они провели вместе в Александрии — веселились на полную катушку. В итоге навеселились на близнецов — мальчика и девочку, а спустя некоторое время Клеопатра родила любовнику ещё одного сына. И это при том, что Антоний был помолвлен, а в итоге и женился на старшей сестре Октавиана — Октавии.

Но то были ещё цветочки. Ягодки пошли, когда Антоний начал реформу восточных провинций, присоединив существенные территории к государству Клеопатры. Октавиан рвал и метал, Рим ревел и негодовал. Отношения бывших союзников и так были натянутыми.

Но одно дело — вопросы личные, совсем другое — государственные земли отдать какой-то египетской профурсетке!

Октавиан врубил машину пропаганды на всю мощность. Он публично обвинял Антония в неверности, порочащей римлянина, оскорблении своей сестры Октавии — весьма популярной в Вечном городе дамы — и всех смертных грехах до кучи. Были даже запущены слухи, будто окончательно поехавший Антоний хочет перенести столицу из Рима в Александрию. Да лучше всем городом под землю провалиться!

Вот кто-кто, а Октавия как раз была из тех, кто слона на скаку остановит и в домус горящий войдёт. Прекрасно зная об изменах супруга, она до последнего выступала посредником в его переговорах с Октавианом и по мере сил старалась примирить этих двух разных, но отнюдь не чужих ей мужчин. При этом кроме своих она воспитывала и всех детей Антония от его предыдущих браков, а затем взяла к себе и осиротевших детей Клеопатры.

Наконец, в 34 году до н. э. Антоний преодолел точку невозврата — он официально признал Цезариона сыном и наследником Цезаря. Фактически это была оплеуха Октавиану, проглотить которую тот не мог. Когда же в 32 году в Риме консулами избрали двух сторонников Антония, Октавиан попросту напал на них в сенате и вынудил покинуть город. Спустя некоторое время Антоний прислал из Египта уведомление о своём разводе с Октавией — и это тоже был политический шаг. Он не просто разводился с женой — он окончательно порывал и с Римом, и с бывшим союзником. Вражда переросла в войну.

Para Bellum

Антоний начал собирать войска. Плутарх называет астрономические цифры в 100 тысяч пехоты, 12 тысяч конницы и 500 кораблей — это, безусловно, преувеличение. Однако армия и впрямь была огромной. Марк вызвал всех, кто хоть каким-то образом от него зависел или был ему должен. Среди союзных царьков, приславших своих воинов, затесался даже Ирод Иудейский — да, тот самый. Вся эта разудалая ватага собралась в Эпире, что на западе Греции. Туда же во главе большой эскадры египетских кораблей прибыла и Клеопатра.

Царица повсюду сопровождала своего нового супруга и принимала участие в военных советах, зачастую не стесняясь перебивать и затыкать советников-мужчин и других царей. Опытные римские генералы, прошагавшие с Антонием и Цезарем полмира, чертыхались на тогда ещё не мёртвом наречии и украдкой крутили пальцем у виска.

Главная проблема Антония заключалась в недостатке опытных гребцов. Его флот мало того, что был огромен, так ещё и состоял преимущественно из массивных плавучих «танков» — квинквирем, гексер и децер — с пятью, шестью и даже десятью рядами вёсел и гребцов. Современные историки флота и по сей день доподлинно не могут реконструировать эту дурмашину и до конца не представляют, как она вообще плавала.

Насчёт классов кораблей существуют две основные гипотезы. Одна основывается на том, что нумерологические названия классов связаны не с количеством вёсельных рядов, а с числом гребцов на каждом весле. Дескать, «гексера» — это когда шесть человек гребут. В то же время авторитетные специалисты по римскому флоту утверждают, что восемь гребцов — это технический потолок. И тогда совершенно неясно, куда девать, например, децеры. Адекватные реконструкции заканчиваются на триерах: всё, что дальше, — апокрифические теории отдельных исследователей. Проще говоря, мы знаем лишь то, что ничего не знаем. Отличная иллюстрация к вопросу о степени изученности истории, даже в такой раскрученной и по-хорошему попсовой теме, как Древний Рим.

Силы Октавиана тоже были огромны: порядка 80 тысяч пехоты, 12 тысяч конницы и 400 кораблей. Но при этом флот цезарева пасынка включал в себя преимущественно более лёгкие либурны («протоэсминцы» с двумя рядами вёсел) и биремы или диеры (корабли среднего размера с двумя рядами вёсел). Понятное дело, что удар носового тарана любого из антониевых монстров разломал бы на куски судёнышки Октавиана. Однако его корабли брали своё манёвренностью. Это было классическое противостояние — грубая сила и прочность против ловкости и скорости.

Начальствовать над римским флотом был поставлен друг Октавиана и опытный флотоводец Марк Агриппа.

Сначала Октавиан ждал, что Антоний предпримет высадку в Италии и двинется на Рим, однако Клеопатра отговорила любимого от этой затеи.

Стратегическая инициатива была упущена, и приёмный сын Цезаря, устав куковать в портах италийского побережья, начал кусаться сам.

Захватив остров Корфу, он получил плацдарм для переброски армии в Эпир — к Антонию в гости. И тут произошёл один из многочисленных военных курьёзов, которые победители постфактум вымарывают из летописей. Несколько кораблей Октавиана застукали у побережья «пустой» флот Антония — на многоярусных плавучих танках попросту не было солдат. Тут бы спешный абордаж — и конец флоту! Но Антоний, к его чести, нашёл выход. Он приказал гребцам вооружиться и собраться на верхних палубах кораблей, изображая солдат. Октавиановцы на обман клюнули и убрались восвояси.

Тем не менее, ситуация была сложная — Антоний оказался заперт в нищем Эпире, который просто технически не мог прокормить его орду. И выйти на оперативный простор без боя он тоже не мог. Оставалось выбрать — где сражаться. На одной стороне были гладиусы точёные, на другой — палубы смолёные. И вновь Плутарх сообщает нам, что послушал Антоний возлюбленную, а не голос рассудка: на море, дескать, в случае чего драпать будет сподручнее. На море — так на море.

Большинство приведённых Клеопатрой кораблей при всём внешнем изяществе и роскошестве с точки зрения ТТХ относились к подклассу «братская могила». Поэтому Антоний, так и не решивший проблемы с нехваткой гребцов, попросту сжёг большинство египетских судов за исключением 60 более-менее пригодных. Всех освободившихся гребцов он перекинул на свои корабли и, кроме того, разместил на них в общей сложности 20 тысяч пехотинцев и две тысячи лучников. Наконец, второго сентября 31 года до н. э., флот Антония вышел из Амбракийского залива навстречу неприятелю.

Флот Октавиана поджидал у выхода из залива — его порядки изогнулись хищной подковой, готовой проглотить и перемолоть врага. Сам предводитель командовал правым крылом, в то время как главком Марк Агриппа располагался слева. Генеральный план Антония на баталию заключался в том, чтобы нанести акцентированный удар кулаком из мощных кораблей по левому (северному) крылу октавиановой эскадры. К несчастью, один из его старших офицеров по имени Квинт Деллий, устав от кроткого и незлобивого характера возлюбленной главкома, накануне крепко поцапался с Клеопатрой. Из мести к Антонию, отвернувшемуся от старых товарищей в угоду подружке, Деллий в сердцах дезертировал к Октавиану и, не таясь, сдал все планы шефа. Вот и меняй друзей на женщин!

Есть версия, что Деллий просто боялся, как бы Клеопатра его не убила. А с высокой долей вероятности, Квинт просто не верил в общий успех и полагал, что ничего хорошего из союза Антония и Клеопатры не выйдет (в итоге правильно полагал).

Бесславное дело

Примерно до полудня флот Антония стоял на якоре у побережья, и лишь когда с моря поднялся ветер, корабли медленно двинулись в атаку на неприятельское левое крыло. Октавиан и Агриппа же приказали свои силам отступать, одновременно и утягивая Антония дальше в открытое море, и не позволяя тяжёлым кораблям получить нужную инерцию для тарана.

Вскоре между двумя флотами началась перестрелка. За неимением возможности вступить в непосредственный контакт бойцы шмаляли из всего, что было под рукой — луков, огромных стационарных арбалетов-скорпионов и камнемётных катапульт. На крупных кораблях Антония было больше пространства, поэтому он мог позволить себе разместить более серьёзные метательные машины. Однако из них ещё нужно было попасть по юрким вражеским кораблям!

Клеопатра с египетскими кораблями участия в бою не принимала — она стояла позади флота Антония и наблюдала издалека. В какой-то момент боя египтяне попросту бросились наутёк. Воспользовавшись суматохой, они проскользнули мимо сражавшихся и на всех парусах рванули на родину.

Увидев это, Антоний бросил свой флот и, вырвавшись из боя, направился вслед за возлюбленной. Его офицеры проявили чудеса стойкости и продолжали сражаться ещё несколько часов, прежде чем уступили. Погибли пять тысяч воинов и 300 кораблей попали в руки Октавиана.

Сухопутная армия Антония, брошенная им на произвол судьбы, продолжала стоять в своём походном лагере, преданно ожидая возвращения главнокомандующего. Лишь когда в одну из ночей старший офицер Публий Канидий Красс тайком бежал, солдаты и командиры поняли — их попросту бросили. На следующий день они сдались Октавиану без боя.

Трудно сказать, что творилось в голове Антония в день боя при Акции. Вряд ли он испугался. Вероятнее всего, эта роковая женщина была для него слишком важна. Она стоила ему победы, страны и даже жизни. Вскоре Антоний и Клеопатра, не желая попадать в руки победителей, покончили с собой в Александрии. Второго сентября 31 года до н. э. недалеко у мыса Акций в Ионическом море родилась Римская империя.