Чем обернулось нелегальное путешествие белого эмигранта Василия Шульгина в Страну Советов в 1925-1926 годах

До революции монархист Шульгин был одним из самых ярких политиков Государственной думы. В 1917 г. он хотел спасти монархию: пусть она будет конституционной, но будет. Но сам Николай II должен был уйти. Вместе с Александром Гучковым Шульгин принял его отречение от престола 2 марта 1917 г. А на следующий день отрекся и брат императора Михаил. Монархии пришел конец.

Затем Шульгин поддерживал Временное правительство, а когда оно пало, присоединился к белому движению. Война, отступление и, наконец, эмиграция, жизнь и попытки продолжать борьбу с большевиками уже в Европе.

В России Шульгин оставил двоих из троих своих сыновей. Старший, Василий, погиб в 1918 г., защищая Киев от петлюровцев, второй — Вениамин — в одном из боев с буденновцами в Крыму был изрублен шашкой и пропал. Шульгин пытался найти его. В 1921 г. вместе с еще 10 авантюристами он нелегально приплыл на шхуне в Крым. Из экспедиции этой обратно смогли вернуться только семеро. Никаких следов сына Шульгин не нашел. Позже удалось узнать, что он в Виннице в доме для душевнобольных.

В начале 1920-х из России еще нередко приезжали в Европу советские люди, и некоторые из них входили в контакт с эмиграцией. Один из таких людей, А. Якушев, встретился с Шульгиным и предложил ему устроить поездку в СССР. Якушев был членом антибольшевистской подпольной организации «Трест». Шульгин долго сомневался (как оказалось позже, не зря — «Трест» был раскрыт), но в конце концов согласился. Риск был велик.

В 1920-е белые эмигранты тайно посещали Россию и писали об увиденном

В ходе путешествия Эдуарда Эмильевича Шмитта (так звался теперь Шульгин) ему помогали Якушев и собственные знакомые. В Винницу его не пустили. Если бы сын узнал его при встрече, личность Шульгина была бы раскрыта (а он скрывал ее, как мог, даже специально отрастил большую бороду). Так что туда послали знакомых. Выяснилось, что сын умер незадолго до того. Главной цели рискованного путешествия Шульгин не достиг.

Теперь ему только оставалось закончить знакомство с советской действительностью. За полтора месяца он посетил «три столицы» бывшей империи: Москву и столь знакомые ему Киев и Ленинград. В эмиграции СССР представляли таким, каким запомнили по временам Гражданской войны — нищим, голодным, полным забитых оборванцев на улицах. Шульгин ожидал увидеть это. У первого встречного мужика спросил: «А что, мужики, довольны советской властью?» И получил ответ: «Какой черт, довольны! Кто теперь доволен?» Но потихоньку жизнь в нэповской России шла на лад.

Позже Шульгин написал об этом путешествии книгу под названием «Три столицы». Оценивая увиденное, он часто резюмировал: «Все было, как раньше, но похуже». Люди победнее и погрубее, военные без погон, коммерческие предприятия без былого блеска. Даже трехрублевки были зеленые, как и прежде, но «меньше форматом и плохо сделанные». И все несколько дороже. «Социализм удорожает жизнь… Естественно, ведь это «рай». Разве в раю может быть дешево?» — писал Шульгин.

В 1920-е антисоветские деятели контактировали с белой эмиграцией

Негодовал Шульгин и по поводу литературной бедности СССР: «Чего совсем нет в этих ярких освещенных витринах — это беллетристики. Да откуда она возьмется? Старую отвергли, а новой нет. […] Нападали на русскую цензуру, на «николаевскую» в особенности. А вот «николаевщина» дала нам Пушкина и все, что идет за этим именем. Что-то даст нам ленинизм? Демьяна Бедного? Так ведь от него даже Есенина стошнило».

Отмечал Шульгин и ставшие повседневностью очереди (даже за товаром, который прежде и брать никто не хотел), затихшую несколько торговлю. Люди же, по его мнению, почти не изменились, отношения между ними остались те же. Место старой аристократии занимает постепенно новая — партийцы. НЭП (новую экономическую политику Ленина, позволившую людям снова производить и торговать), по мнению Шульгина, следовало бы называть «старой экономической политикой»: «Итак, новая политика состояла в том, чтобы научиться торговать… по-старому. Есть ли предел человеческой глупости? […] Нэп, т. е. попытка вернуться к старому положению, но не совсем, вернул жизнь, но тоже «не совсем», а именно: жизнь стала вдвое дороже, чем была при царях. Разговоры в народе теперь были — о дороговизне и очередях. Революция довела страну до «пределов ужаса», чтобы затем отчаянно пытаться вернуться к довоенному состоянию — вот и смысл произошедшей революции».

Шульгин сделал вывод, что коммунисты не могут и не смогут дать народу обещанный «рай», разочарование народа будет подтачивать режим изнутри и, в конце концов, разрушит его. На исполнение этих пророческих мыслей уйдут десятилетия.

Вскоре Шульгин тем же путем вернулся в Европу. Как потом оказалось, чекисты уже все знали о «тайном» путешествии Шульгина. Почему его не задержали и дали вернуться? Этим вопросом он задавался и сам. Видимо, Дзержинского устраивало, что Шульгин увидит важнейшие и наиболее благополучные города СССР и расскажет потом в эмиграции о том, что НЭП сильно оживил ситуацию. «Все, как было, но похуже» — эта оценка была уже ударом по эмигрантской идеологии, согласно которой былое ушло безвозвратно, а «совдепия» — просто большая тюрьма. В 1920-е гг. информационная война с эмиграцией стояла на повестке дня, для разложения ее идеологии и был использован Шульгин.

Вернувшихся в СССР белых эмигрантов активно использовали для пропаганды

Когда Шульгин узнал, что его провели, он решил, что уже не годен для политики. Но какое-то время по инерции продолжал ею заниматься. Спустя несколько лет он с женой поселился в Югославии и вел там жизнь абсолютно непубличного человека. В 1944 г., когда приближались советские войска, он решил не уезжать. Однажды утром он вышел с бидоном за молоком, а по пути его задержал боец и попросил пройти ненадолго в комендатуру. Но «ненадолго» не получилось. Шульгина арестовали и доставили на Лубянку. За антисоветскую деятельность в 1947 г. он (кстати, не советский гражданин, так как нового паспорта он не получал) был приговорен к высшей мере — 25 годам тюрьмы. Если бы тогда на пару лет не отменили смертную казнь, его бы расстреляли.

В 1956 г. по амнистии Шульгина выпустили из тюрьмы во Владимире. Ему дали квартиру в обычном советском доме, советскую пенсию, позволили приехать к нему жене. Во Владимире он прожил до своей смерти в 1976 г. В потеплевшее хрущевское время Шульгина использовали для пропаганды, ему позволяли писать, возили по СССР и показывали все самое лучшее.

До конца жизни он так и остался гражданином Российской империи. Но признал, что свергать советскую власть и бороться с ней не надо: советский эксперимент зашел уже так далеко, что должен быть доведен до конца. В этом случае неизбежны фундаментальные перемены в жизни России и ее восстановление.