Эрнст Юнгер: немецкий воин-мыслитель, заслуживший бессмертие в сердцах миллионов

Германия в этом плане была местом абсолютно уникальным. На долю страны Вагнера и Гёте в двадцатом столетии выпало множество испытаний. Не успел еще молодой и совсем недавно объединенный немецкий народ ощутить в полной мере радость от окончательного обретения нацией абсолютной субъектности, как началась Первая Мировая война.

За ней последовал унизительный Версальский мир, подписанный, по иронии судьбы, в Зеркальном Зале Версальского дворца, где когда-то было объявлено о воссоединении Германии. Он станет одной из причин, которые приведут германское государство к еще одной страшной трагедии.

Именно в это время в германском интеллектуальном дискурсе формируется уникальное явление, вошедшее в историю как «Консервативная революция».

Словосочетание «Консервативная революция», как считается, впервые было использовано Томасом Манном в 1921 году в его статье-предисловии к сборнику русских писателей под названием «Русская антология». Ещё можно вспомнить труд Юрия Фёдоровича Самарина и Фёдора Михайловича Дмитриева, а именно «Революционный консерватизм» от 1875 года. В широкий оборот понятие «Консервативной революции» ввёл немецкий публицист Армин Молер в своей фундаментальной работе, которая так и называлась – «Консервативная революция  в Германии, 1918-1932».

«Консервативная революция» никогда не являлась оформленным движением или организацией. Она была мировоззрением ряда германских литературных и философских деятелей, своеобразным элитным кружком. Истоки этого явления можно относительно легко проследить в недавнем (для того времени) прошлом Германии.

Новый тип человека, рождённый Великой Французской Революцией, у многих консерваторов того времени вызывал чудный спектр эмоций – от пренебрежения до прямого отвращения. Вульгарность и мелочность господствовавшего в Европе буржуазного либерализма побудила мыслителей искать иные ветви, по которым могло бы пойти развитие западной цивилизации.

Начиная с объединения Германии в 1871 году в немецком обществе формируется определенный запрос на свой, особый, отдельный от общего западного мира путь. Долгожданное объединение не удовлетворило чаяний немецких интеллектуалов, которые довольно быстро разочаровались в последовавшим за ним «вильгельмизме», за красивым и пышным фасадом которого скрывалась духовная нищета.

Объединение Германии воспринималось многими лишь как первый шаг на пути к величию, к подлинному раскрытию потенциала германского народа. В своей фрайбургской лекции 1895 года немецкий социолог Макс Вебер назвал объединение лишь «детской шалостью» в сравнении с тем, что еще предстоит совершить. Появившийся на мировой философской арене Фридрих Ницше был предвестником тех настроений, что будут господствовать в Германии на протяжении следующего века, которому предстояло потребовать новых, сильных и стойких людей.

Огромное влияние не становление «Консервативной революции» оказала Первая Мировая. Война, которую справедливо можно было назвать самоубийством Европы, была встречена в Германии с невиданным прежде ликованием и чувством национального подъема. Она воспринималась не иначе, как битва культур и цивилизаций, как шанс окончательно сокрушить жалкий и ничтожный, насквозь фальшивый и лицемерный западный порядок. Томас Манн писал следующее: «Война! Это было очищение и высвобождение, как мы это чувствовали, а еще огромная надежда».

В боях Первой Мировой сложился тот тип человека, который потом будет являться одним из главных, системообразующих элементов для «консервативной революции», а именно, мыслитель-воин, ветеран-интеллектуал: индивидуальность и чувство коллектива в нем слились в единое целое.

Одним из таких «новых людей» был и молодой немецкий офицер Эрнст Юнгер, добровольно отправившийся на фронт. В будущем ему было суждено стать одним из самых выдающихся умов Германии. Вот что он писал в своих дневниках, которые позже были изданы отдельной книгой под названием «В стальных грозах»: «Мы выезжали под дождем цветов, в хмельных мечтаниях о крови и розах. Ведь война обещала нам все: величие, силу, торжество. Таково оно, мужское дело, – возбуждающая схватка пехоты на покрытых цветами, окропленных кровью лугах, думали мы. Нет в мире смерти прекрасней… Ах, только бы не остаться дома, только бы быть сопричастным всему этому!».

В полной мере говорить о «Консервативной революции», как явлении, можно после Первой Мировой войны. Веймарская республика, установившаяся в Германии после революции 1918 года, не могла и не хотела отвечать на вызовы, которые ей бросало время, и, что самое главное, германское общество.

Республика «для никого», или, как ее еще называют, «республика без республиканцев», представляла собой жалкое зрелище. Но именно в этой атмосфере национального унижения и политической немощности и произошло становление и развитие множества немецких писателей, философов и публицистов, впоследствии объединенных под вывеской «Консервативной революции». Люди, вернувшиеся с войны или нашедшие себя в недавно сформированных «фрайкорах», посетители «Июньского клуба» или служащие «Чёрного рейхсвера» и те, кого Армин Молер называл «новым революционным типом» – всех их можно отнести к «консервативным революционерам».

«Консервативную революцию» занимал широкий спектр самых различных тем и вопросов. Культурные ориентиры, политическое устройство германского государства, место немецкого народа в истории и, разумеется, пути преодоления Германией кризиса Веймарской республики. В сложной социально-политической обстановке послевоенных лет талант Эрнста Юнгера засиял с новой силой. В этот раз уже на страницах множества периодических изданий консервативного толка. Юнгер живо описывает окружающую действительность, делает прогнозы и выдвигает гипотезы, вступает в полемику с другими авторами.

Спустя три недели после увольнения из рейхсвера в сентябре 1923 года, получив теперь уже официальную возможность публично высказываться на политические темы и освободившись от внутривойсковой цензуры, Юнгер пишет в статье «Революция и идея»: «Так называемая революция 1918 года оказалась не возрождением, а самым настоящим пиршеством мух, что слетелись на гниющий труп. Так какую же идею воплотила в жизнь эта революция? Идею свободы? Демократии? Парламентского государства? Вопрос действительно способен поставить в тупик любого…Профессии, которые призваны были сохранять и умножать идеальные блага народа, вымирают. Представители пошлейшего материализма, биржевые спекулянты, дельцы, ростовщики — вот кто сейчас в фаворе!».

Юнгер, как и многие вернувшиеся с войны фронтовики, идеи революции 1918 года отвергает. Молодым людям, прошедшим войну, начавшуюся с всеохватывающего национального воодушевления и сплочения под знаменем «Идеи 1914» в борьбе с либерально-буржуазным миром, демократия была. «Я не знаю больше никаких партий, я знаю только немцев!» – обращался тогда к народу Вильгельм II.

Да и та демократия, которую предлагала Веймарская республика, годилась разве что на топливо для пожара настоящей, национальной революции. В Германии того времени не было людей, в которых подобное государство могло бы найти для себя опору. Добавим к этому и тот факт, что унижение Версальского мира в сознании германца нерушимо связывалось с новорожденной республикой.

В этой же статье Юнгер высказывает надежду на то, что настоящая революция грядёт, и в основе этой революции будет лежать почвенническая (völklisch) идея, тем самым заявляя о солидарности с идеями «народного движения» или Völkische, широко распространившегося по Германии во многом благодаря Артуру Мёллеру ван ден Бруку – младоконсерватору и не последнему человеку в знаменитом «Июньском клубе».

Одной из важнейших тем для германских интеллектуалов периода Веймарской республики был и национализм. Вопросы идентичности занимали в то время как левых, так и правых мыслителей, писателей и публицистов. Разумеется, не остался в стороне и Эрнст Юнгер. Говоря о национализме в среде «консервативных революционеров» вообще и Юнгере в частности, следует отметить элитарный характер, присущий участникам этого неформального движения.

По ним, каждый член нации должен являться яркой индивидуальностью, сильной личностью, эдаким воителем и философом в одном лице, и только затем из таких людей и будет составлена новая германская нация. «Консервативная революция» отрицала популистский взгляд на национализм. В данном случае уместно вспомнить идеи Ницше об обществе воинов-аристократов.

Разговору о национализме Юнгер посвятил ряд своих статей. Эти работы объединяет ряд схожих мотивов, характерных для творчества Эрнста Юнгера периода 1918-1933 годов. Он размышляет о национальном реванше, отрицает либерализм и демократию, высказывает презрение к буржуазной реальности Веймарской республике.

Веру в скорую победу националистической революции и в активное участие в ней молодежи Юнгер выражает  в статье «Националистическая революция» от 20 мая 1926 года: «Революция! Революция! Вот что нужно проповедовать неустанно, язвительно, систематически, непримиримо, даже если эта проповедь продлится десять лет… Быть националистом на войне означало быть готовым умереть на войне за Германию; сегодня это значит поднять знамя революции за более прекрасную и великую Германию! Вот цель, достойная самой лучшей и горячей части юношества этой страны».

Похожими мыслями проникнуты и другие работы. Вот что он пишет в статье «“Национализм” и национализм», вышедшей в 1929 году, практически сразу после громкого теракта с подрывом бомбы у здания Рейхстага, в осуществлении которого полиция подозревала активистов из ландфолька и на процессе по которым Юнгер проходил как свидетель: «Вспомним момент, когда в Германии и Австрии были повергнуты наземь сразу все правительства и парламенты! И чем все закончилось? Все закончилось парламентской демократией! Красноречивое свидетельство того, что мы пережили тогда только крушение, но никак не революцию….Я знаю, что где-то среди вас, под вашей заскорузлой, грязной коростой, которую давно пора разнести на куски, скрывается гордая, отважная и благородная молодежь, аристократия завтрашнего дня, связанная кровью и духом».

В той же статье Юнгер лаконично формулирует свою позицию, однако отмечает, что национализм прекрасно обходится и без конкретных догматов и определений: «Для тех, кто жить не может без четких формулировок, скажу: национализм, поскольку он подразумевает  политическое   решение, стремится к созданию национального, социального, вооруженного и авторитарного государства всех немцев».

Нельзя говорить о феномене «Консервативной революции» и не затронуть тему обоюдного влияния друг на друга этого движения немецких интеллектуалов и НСДАП. На начальных стадиях многие деятели «Консервативной революции» поддержали национал-социалистов. Они видели в них шанс на возрождение из пепла той самой Германии. Но к моменту окончательного формирования национал-социалистов в массовую партию, многие «консервативные революционеры» поспешили отдалиться от НСДАП по разным причинам.

Во-первых, «Консервативная революция» была явлением элитарным, и массовая партия никак не могла в полной мере соответствовать взглядам «революционеров». Армин Молер в своей книге назвал таких людей «Троцкистами от НСДАП» и говорил о том, что маленькие и активные кружки элитарного толка всегда будут противопоставлены массовой популистской партии. Во-вторых, такая ориентация на массы, разумеется, исказила идеи и концепты, созданные в рамках «Консервативной революции», что, в свою очередь, отвернуло от партии множество представителей интеллектуальной элиты Германии.

Эрнст Юнгер, как и многие, сначала воодушевленно воспринял появление национал-социалистов в политическом поле Германии, отразив это в своей публицистике. Вот как он говорит о знаменитом путче Гитлера и Людендорфа в своей статье «Националистическая революция» от 20 мая 1926 года: «Первое, стихийное восстание в Мюнхене стало шагом на пути освобождения. Но по мере продвижения вперед пробуждались совершенно новые чувства. Воля к власти отбросила все оковы, все обязанности, ощутила себя свободной, настолько свободной, какой германская воля еще никогда не была».

Однако уже в 1927 году он проводит разграничение между понятием национализма и национал-социализма, сетуя на недостаточную интеллектуальность и излишнюю направленность последнего на массы: «Оттого-то для национал-социализма так важны массы, в то время как для национализма численность не имеет значения, а явление уровня Шпенглера, долго и упорно замалчиваемое демократами, весит больше, чем сотня мест в парламенте».

Вступив в армию и проведя большую часть войны в оккупированной Франции (и написав про это «Излучения»), Юнгер, тем не менее, не дал использовать себя в гитлеровской пропаганде. Более того, он находился в тесном контакте с людьми, которые позже, в 1944 году, совершат покушение на Адольфа Гитлера. Ко всему прочему, заговорщики читали рукопись трактата Юнгера под названием «Мир», работу над которым писатель начал еще в 1941 году. Был ли Юнгер непосредственно вовлечен в заговор? Скорее нет, но близость его с подобными людьми говорит о многом. Интересна также следующая запись из его дневника: «Некоторые злодеяния затрагивают мир в целом, задевают всю его смысловую взаимосвязь; тогда мусический человек не может больше служить прекрасному, он вынужден посвятить себя свободе».

После войны наследие «Консервативной революции» было забыто или намеренно очернено через призму нацистских преступлений. Многие писатели и публицисты из числа «консервативных революционеров» были преданы опале. Цензура, как правило, не вдавалась в тонкости явления и часто записывала в «нацисты» и тех, кто с режимом Гитлера не сотрудничал и в преступлениях замечен не был. Сам Юнгер также был определенное время под запретом что на Западе, что на Востоке, а некоторые даже предлагали придать писателя суду.

Однако любому, кто возьмет на себя труд более подробно ознакомиться с «Консервативной революцией», станет ясно, что это удивительное, сложное и многогранное явление интеллектуальной жизни Германии в, наверное, самый трудный период её истории. Идеи, выраженные этими людьми, были во многом опошлены, искажены и извращены нацистами, опиравшимися на широкие и необразованные массы, а потому в дальнейшем оболганы и преданы забвению.

Юнгер после войны прожил долгую и удивительную жизнь, скончавшись в домашней постели в возрасте 102 лет. Лично наблюдая и участвуя в событиях, изменивших ход мировой истории, Эрнст Юнгер не только воспитал в себе уникальную личность, но и стал живым примером для множества писателей, публицистов, философов и простых людей по всему миру. Он постоянно менялся, при этом оставаясь неизменным. Да, умудрённый старец со страниц дневника «Семьдесят минуло» отличается от пылкого революционера периода межвоенного безвременья. Но за всеми этими ипостасями скрывается всё тот же вечный искатель приключений, романтик оружейного дыма и увлечённый коллекционер редких бабочек.

Человек из стали, воин-мыслитель Эрнст Юнгер заслужил бессмертие в сердцах миллионов.