Кому, сколько и за что
История английского каперства уходит корнями ещё в XII век. В конце XVIII – начале XIX века основополагающими в этой сфере стали два документа: «Закон по мерам запрещения торговли с Францией и поддержки каперов» 1692 года и «Крейсерский и Конвойный Акт» 1708 года. Последний действовал аж до 1808 года. А мы сегодня можем посмотреть, как изменялся подход к выплате призовых.
Итак, согласно первому закону, товары и суда представлялись на призовой суд, который определял правомерность захвата и оценивал корабль и товар на нём. В заявке капер или военный корабль, захвативший приз, обязан был указать:
- тоннаж судна;
- количество пушек;
- список товаров на нём, включая запасные снасти, якоря и т.д.
Пятая часть от захваченного шла в казну короля. Оставшиеся деньги делились на три части. Первая треть отходила командующему, а если группа не подчинялась никому, то Лорду-Адмиралу Англии. Вторая треть делилась между капитаном и офицерами. Оставшиеся деньги распределялись между командой. В свою очередь, из той трети, что полагалась командующему флотом или адмиралу, он обязан был перечислить треть средств в специальные фонды для помощи больным, раненым и семьям погибших.
В законе 1708 года доля короля исчезла. Вместо этого капитан совершал призовой платёж в призовой суд: от 1 400 (за корабль I ранга) до 400 (за корабль от 6 ранга и ниже) фунтов. Вся сумма приза делилась между экипажем в следующей пропорции:
- капитан — 3/8 (в случае, если на борту был адмирал, то 1/8 отходила ему, 2/8 — капитану);
- капитан морских пехотинцев, лейтенанты, мастер, врач — 1/8;
- лейтенанты морских пехотинцев, писарь (секретарь капитана), помощники мастера, каппелан — 1/8;
- гардемарины, уоррент-офицеры, петти-офицеры, сержанты морской пехоты — 1/8;
- остальные — 2/8.
После 1808 года доли были изменены:
- капитан — 2/8;
- офицеры — 1/8;
- мичманы и старшие уоррент-офицеры — 1/8;
- все остальные — 4/8.
Если приз приводился в порт дружественной страны, то его обязательно оценивал британский морской агент. В таком случае из стоимости приза удерживались деньги, необходимые для оплаты пошлин и налогов в данной стране.
Очень жёстко наказывались контрабанда и торговля с врагом. В случае сокрытия приза или товаров, которые надо было выставить на призовой суд, капитан присуждался к штрафу в 1 000 фунтов, и его выгоняли из флота без права занимать командные должности в будущем. Старший офицер, не донёсший на такого капитана, снимался с должности, выплачивал 300 фунтов и не мог выходить в море в течение семи лет. При этом команда, если не был доказан её сговор с капитаном, получала на всех 1/10 от конфискованного.
Взятие военных судов стимулировалось дополнительно: выплачивалось по 10 фунтов за пушку. Соответственно, за взятие, к примеру, 100-пушечного корабля команда к сумме оценки приза приплюсовывала ещё 1 000 фунтов стерлингов.
Если капер или военное судно отбивали захваченное противником торговое судно, то владелец мог его выкупить, заплатив в призовой суд так называемые «деньги спасения» (Money’s of Salvage) — 1/8 от оценочной стоимости приза. Купец, желавший вернуть свой товар, должен был внести деньги в течение 96 часов (четырёх суток), иначе его корабль считался обычным призом со всеми вытекающими последствиями. Из этих денег 1/20 шла королю, остальная сумма делилась между командой по правилам, описанным выше.
Если во взятии приза принимали непосредственное участие несколько кораблей, то они также участвовали в дележе призовых. Если же другие корабли просто находились в поле зрения, то им выделялась 1/8 от захваченного.
Общественное благо и частный интерес
Там, где крутятся большие деньги, процветает коррупция. Не миновала сия чаша и Роял Неви. Власть Адмиралтейства над флотом строилась не только на продвижении по карьерной лестнице, но и на возможности финансового поощрения. Речь прежде всего, конечно же, о призовых деньгах. Искушение иной раз было настолько сильным, что кэптены и адмиралы Роял Неви нарушали приказы и покидали предписанные районы крейсерств в погоне за призами или ослабляли свои силы, отсылая часть кораблей на охоту. Кэптены всегда были вынуждены выбирать между общественной пользой (public good) и частной прибылью.
Ещё во времена Елизаветы I (1558–1603) её «морские волки» превыше ставили не общественную пользу, а частный интерес. Хрестоматийным примером является поведение знаменитого Фрэнсиса Дрейка в боях с Непобедимой Армадой. 1 августа 1588 года командующий английским флотом лорд Говард, признавая гораздо больший опыт Дрейка в морских делах, приказал сэру Фрэнсису взять на себя функции флагмана флота. Однако Дрейк не только не сообщил о получении приказа, но и погасил сигнальный фонарь на своём флагманском «Ривендже», в погоне за прибылью уйдя на поиски отставших испанских кораблей. В результате Говард, разыскивавший ночью Дрейка, принял сигнальный огонь испанского корабля за огонь «Ривенджа» и влез с кораблями «Арк Роял», «Уайт Бир» и «Мэри Роуз» прямо в середину испанского флота. Лишь по чистой случайности Говард не попал в плен. Удивительно, но за это нарушение приказа Дрейка не наказали, а только слегка пожурили.
В 1597 году испанцы готовили ещё одну Армаду, чтобы высадить войска в Англии. От шпионов островитяне знали о подготовке Армады и собрали довольно большой флот из 120 кораблей под командованием Эссекса, Говарда и Рейли. 9 июля они вышли из Плимута, но налетевший жестокий шторм раскидал корабли по Бискайскому заливу, многие из них были повреждены, а дивизион Рейли отнесло аж к Азорским островам. Эссекс, придя к месту встречи у Ла-Коруньи и не застав Рейли, решил, что его соратник пошёл грабить испанский «серебряный флот», и тоже рванул к Азорским островам, чтобы поучаствовать в захвате и дележе добычи, оставив тем самым Туманный Альбион безо всякой защиты с моря.
В 1665 году, после Лоустофтского сражения, английский флот временно установил господство на море и перехватил богатый голландский конвой. Адмиралы Монтэгю и Пенн самовольно поделили захваченные деньги ещё до возвращения в порт. Реакция короля была жёсткой: Пенн больше никогда не поднимал адмиральский флаг, а Монтэгю вернулся на флот только в ходе следующей, третьей по счёту англо-голландской войны. В 1762 году именно за подобное нарушение — уход с позиций в погоне за прибылью — был снят с должности кэптен Джон Бентинк, который ушёл из устья Нигера к островам Зелёного Мыса вслед за испанскими кораблями.
Часто в эту игру вступали политики и члены Адмиралтейства. В 1747 году командовать 60-пушечным «Дифайнсом» в Западную Эскадру к Энсону (эскадрон, специально созданный для перехвата французских конвоев из Вест-Индии и в Вест-Индию) был назначен Томас Гренвилл. Протекцию в этом назначении оказал его брат Джордж, который был честолюбивым молодым политиком и членом Адмиралтейства, имевшим большие карточные долги. Томас был назначен кэптеном «Дифайнса» именно в предвкушении призовых, которые позволили бы его брату расплатиться с долгами.
И это было совершенно рядовой сделкой для тогдашнего времени. Так поступали все, ну или практически все. Именно против этого стал бороться Энсон после прихода в Адмиралтейство. Однако именно в случае Гренвилла он поддержал назначение, написав Джорджу, что «при первой возможности позволит Томасу отличиться». В первом сражении при Финистерре в 1747 году Томас Гренвилл был убит, так что афера Джорджа вышла ему боком.
Но Энсон, как ни старался исправить положение дел, всё же сам был продуктом той системы, которую пытался сломать. Очень показателен боевой эпизод, произошедший в 1758 году, когда крейсировавшие у Уэссана кэптены Роберт Дигби и Чарльз Проби обнаружили французский конвой из восьми больших транспортных судов под эскортом одного французского 74-пушечника. Англичане атаковали французский военный корабль, тот бежал с поля боя, и, проигнорировав торговые суда противника, британцы пошли в преследование за французом, которое длилось пять дней. В конце концов ему удалось уйти. Реакция Энсона была очень интересной. Он писал:
«Кэптены, безусловно, поддержали честь Королевского Флота и поступили, как офицеры этого флота, абсолютно верно. Однако для пользы дела было бы не менее важно захватить торговцев, если это было возможным и служило на пользу общественному благу».
В общем, Лорду-Адмиралу хотелось и рыбку съесть, и косточкой не подавиться.
Жадность — весьма распространённый порок
Мало было захватить приз. Иногда захвативший его мог остаться ни с чем. В пример можно привести того же самого Энсона, который в своём знаменитом вояже захватил ценностей на 242 000 фунтов стерлингов и решил исключить из раздела добычи матросов и офицеров с погибших «Глостера» и «Трайала» на том основании, что главные призы захватил «Центурион». Те резонно возразили, что без их участия захват «Нуэстра Сеньора де Ковадонга» и других призов был вряд ли возможен. Сначала суд принял их сторону, но вскоре под давлением Адмиралтейства их доля была уменьшена: на всех выделили 500 фунтов вместо положенных по справедливости 6 000 фунтов. Сам Энсон получил 91 000 фунтов стерлингов (для сравнения, его зарплата за 4-летнее плавание составила 719 фунтов стерлингов), а матросы «Центуриона» — по 300 фунтов, что сопоставимо с их зарплатой за 20 лет.
Также отличался скверным сутяжническим характером адмирал Чарльз Ноульс (позже он служил непродолжительное время в русском флоте), который в призовом суде устроил драку со своим кэптеном Томасом Грейвсом, не сойдясь с ним в доле призовых. Кэптен Джон Холмс, предъявивший призы на ямайский призовой суд, потом писал, что «был просто обобран колониальными чиновниками, которые оценили отличные корабли по цене дров», и подозревал в этом судью, который, несомненно, состоял в сговоре с местными коммерсантами.
Происходили и более возмутительные случаи. Весной 1759 года английский корабль «Амазон» захватил недалеко от Барбадоса три торговых французских брига, которые были приведены на призовой суд колонии. Цены, назначенные барбадосским судьёй, показались кэптену просто оскорбительными. Он отвёл корабли с товарами во французскую колонию Антигуа, где отдал их за выкуп, в два раза превысивший сумму, которую назначили барбадосские судьи.
Словом, захват приза совсем не гарантировал, что деньги у тебя в кармане. Надо было пройти сквозь множество препон, иногда даже отдать довольно значительную часть захваченного, чтобы получить свои, казалось бы, законные деньги.