Красные мадьяры: мифы и факты

Последние несколько десятков лет, а именно с конца 1980-х гг., вокруг венгерских и других иностранных бойцов РККА сложилось несколько невероятных, но уже прочно укоренившихся в массовом сознании мифов. Утверждается, что советские власти скрывали массовое участие иностранцев на стороне красных в Гражданской войне и что Красная армия выигрывала сражения за счёт дивизий, сформированных из мобилизованных венгров и китайцев. «Красные мобилизовали 80 000 мадьяр, которые залили кровью всю Россию», — автор лично слышал подобное заявление от одного уважаемого и известного в профессиональных кругах историка. Можно услышать и то, что венгры и китайцы (о которых будет отдельный разговор) были жестокими наёмниками и карателями. Тех из них, кто не хотел служить красным, морили голодом. Воевали они либо за деньги, либо под страхом расстрела.

Утверждения вида «от нас всё скрывали» основаны на простом недостатке знаний: раз ничего не слышал, значит, того и не было. Между тем в советское время издавалось огромное количество как популярной, так и научной литературы об участии иностранных интернационалистов в Гражданской войне. Чтобы убедиться в этом, достаточно ввести поисковый запрос в библиографическую базу любой крупной библиотеки. Массовые выходы книг и статей приходились на юбилейные 1957–1959 и 1967–1969 гг. Позднее увидели свет и обобщающие монографии. Отдельно издавались краеведческие исследования и сборники местных документов — от западных областей Украины до Владивостока и Чукотки. Список литературы, приведённый в конце статьи, — лишь вершина айсберга.

Образ воинов-интернационалистов широко использовался в советском и зарубежном кино. Некоторые художественные ленты были целиком посвящены им — например, советский фильм «Олеко Дундич». Самым ярким и близким к реальности можно считать вышедший в 1967 году советско-венгерский фильм режиссёра Миклоша Янчо «Звёзды и солдаты». Он основан на событиях, происходивших в разное время и в разных местах, но гениально сведённых сценаристом и режиссёром в единый нарратив.

Откуда и сколько?

Миф об ордах иностранцев как основной ударной силе РККА требует более детального разбора, причём в нескольких аспектах: откуда венгерские солдаты взялись в России, сколько венгров участвовало в Гражданской войне на стороне красных и какое их количество единовременно сражалось на фронтах. Попробуем разобраться.

Абсолютное большинство венгерских бойцов Красной армии были австро-венгерскими военнопленными, захваченными в ходе Первой мировой войны. К концу 1917 года, по приблизительным, но наиболее точным данным Международного Красного Креста, в русском плену находилось 54 146 офицеров и 2 050 000 солдат австро-венгерской армии. Из этого числа около четверти составляли венгры. Все военнопленные содержались в более чем 400 лагерях по всей стране. По военным округам лагеря распределялись следующим образом:

• Московский — 128,
• Казанский — 106,
• Туркестанский — 41,
• Харьковский — 37,
• Иркутский — 30,
• Омский — 25,
• Одесский — 18,
• Петроградский — 15.

Сколько же военнопленных венгров приняли участие в Гражданской войне на стороне красных и какими мотивами они руководствовались?

Точной цифрой мы, к сожалению, не располагаем. Во-первых, такой подсчёт невозможен из-за часто стихийных появлений первых красногвардейских и партизанских отрядов, где учёт вёлся небрежно или отсутствовал вовсе. Во-вторых, сильно мешают цифры, приводившиеся в советской и белогвардейской печати, а также в прессе стран Антанты тех лет: все стороны по разным причинам завышали число интернационалистов в рядах красных.

Советская агитация преследовала при этом цель вовлечения в дело мировой революции как можно большего числа военнопленных. Пропаганда противников советской власти, чтобы оправдать интервенцию, навязывала миф о том, что немцы и австрийцы вот-вот захватят все российские железнодорожные магистрали, уничтожат чехословацкий корпус и поведут наступление через Туркестан на Индию. Кроме того, угроза «венгерско-немецких орд» должна была пробуждать чувство патриотизма у русского населения и привлекать повышенное внимание стран Антанты.

Впоследствии при пристальном изучении вопроса в СССР и Венгерской народной республике (ВНР) историки смогли установить нижний порог количества венгерских интернационалистов в РККА, а также красногвардейских и партизанских отрядах — 60 000 человек за период с января 1918 по январь 1921 гг. Именно столько учётных карточек на венгров-интернационалистов хранилось в картотеке Центрального государственного архива Советской армии (ныне РГВА), переданной в Военно-исторический музей ВНР. В эту картотеку не вошли венгры из первых красногвардейских отрядов, которые участвовали ещё в подавлении мятежа генерала Корнилова, в ней нет полного массива по Туркестанскому фронту, лишь отрывочно присутствуют данные по сибирским партизанским отрядам.

Историки из ВНР в итоге оценили общее число венгров-интернационалистов в 80-100 тысяч человек, руководствуясь явно завышенными данными по численности сибирских партизанских отрядов, а также желанием подчеркнуть значимость вклада своих соотечественников в становление советской власти. Советские историки оперировали более осторожными цифрами в 70-80 тысяч человек.

Конечно, эти десятки тысяч бойцов никогда не выступали против многочисленных врагов в одно время и на одном фронте. Для этого достаточно понимать, что венгерские военнопленные были разбросаны на огромном пространстве, и к условному началу Гражданской войны в ноябре 1917 года находились в совершенно разных условиях. На карте можно увидеть, из каких лагерей и когда военнопленные венгры так или иначе принимали участие в войне.

Разумеется, данные цифры опровергают распространённое обобщение, что «все венгры и немцы были за красных»: мы видим, что подавляющее большинство военнопленных венгров, до 88–89%, никакого участия в войне не принимали.

Также следует понимать, что далеко не все венгры, попадающие под тогдашнее понятие «интернационалисты», — то есть люди, разделяющие идеи III Интернационала либо сражающиеся за мировую революцию, — были комбатантами. Так, на московском совещании 18 января 1918 года руководителей комитетов военнопленных-интернационалистов было выдвинуто три главных задачи: а) коммунистическая пропаганда в германской и австро-венгерской армиях, направленная на прекращение империалистической войны; б) участие в защите Советской России; в) помощь в восстановлении народного хозяйства.

Разумеется, упор до заключения Брестского мира делался на пропаганду — как в лагерях военнопленных, так и на родине пленных. Эта деятельность велась весьма успешно, и её вдохновители вроде Белы Куна и Тибора Самуэли впоследствии ярко проявили себя в дни Венгерской советской республики. Возвращавшиеся на родину интернационалисты в большинстве случаев снова отправлялись на фронт, где политически разлагали боевые части, в немалой степени способствуя приближению германской и австро-венгерской революций.

Генерал Эрих Людендорф, размышляя о причинах поражения Германии, одной из причин указывал разложение морального духа: «Значительное ухудшение психики войск вызвало пополнение, образованное из солдат, возвратившихся из русского плена». В Австро-Венгрии из 660 000 вернувшихся до распада империи военнопленных 10 000 были определены как «опасные агитаторы» и отправились в концентрационные лагеря — большей частью в печально знаменитые Кенермезё и Визельбург.

К числу агитаторов также стоит отнести партийный актив венгерской секции РКП(б) и представителей комитетов военнопленных на различных съездах и конференциях. Кроме того, непосредственного участия в боях не принимали преподаватели венгерских командирских и политических курсов, открытых в Москве и в нескольких крупных городах (282 человека).

Три венгерских волны

Из тех же, кто воевал с оружием в руках, лишь единицы сражались непрерывно весь период Гражданской войны. В основном выделяют три периода участия венгров и вообще военнопленных-интернационалистов в боевых действиях.

Первый период пришёлся на май-сентябрь 1918 года. Он характеризуется массовым вступлением военнопленных в РККА и красные партизанские отряды с последующей их ожесточённой борьбой с Чехословацким легионом, казаками Дутова и армией Комуча. По подсчётам исследователя В.Р. Копылова, непосредственно перед началом и на первом этапе чехословацкого мятежа на различных фронтах разрозненно действовало 75–85 интернациональных подразделений красных общей численностью 12–15 тысяч человек. Примерно половина из них были венграми.

Второй период ограничен весной и летом 1919 года, когда венгерские интернационалисты массово уезжали на защиту Советской Венгрии. Несмотря на тяжелейшее положение на восточном фронте во время весеннего наступления армии Колчака, советское правительство издало несколько приказов и распоряжений, обязывающих командиров воинских частей РККА немедленно отпускать венгров, изъявивших желание сражаться на родине.

Третий период длился с конца 1919 и весь 1920 гг. Здесь можно увидеть массовое вступление в ряды РККА и красных партизан венгров из лагерей, прежде находившихся под контролем белых и интервентов, а затем освобождённых красными. По приведённой выше карте хорошо видно, что большинство венгерских военнопленных первую половину Гражданской войны оставались в лагерях на территории, подконтрольной антибольшевистским силам. На данном этапе в РККА появились крупные и полноценные интернациональные воинские соединения, вплоть до бригад. Интернациональная дивизия за все годы Гражданской войны была сформирована лишь одна, на Украине.

Особняком стоит Туркестанский фронт, на котором весь период его существования доля интернационалистов на стороне красных была неизменно высока — порядка 7-7,5 тысяч бойцов, в основном из Ташкентского лагеря военнопленных.

Необходимо пояснить ещё несколько моментов. Интернационалисты довольно редко воевали обособленно — чаще всего из них формировали подразделения в уже существующих красноармейских, красногвардейских или партизанских частях. В отдельных интернациональных частях уровня батальонов, эскадронов, полков, бригад, помимо иностранцев, служили русские и «мусульманские» бойцы — то есть понятие «интернациональный полк» не было тождественно «полку из иностранцев». В оперативном плане интернационалисты также крайне редко действовали самостоятельно — обычно только вместе с другими красноармейскими частями. Исключения встречались на Туркестанском фронте.

Положение венгров в русском плену

Военнопленных венгров, равно как немцев, австрийцев и турок, российское правительство всю Первую мировую войну рассматривало как «неблагонадёжных». Их стремились отправлять в отдалённые части империи: на Урал, в Сибирь и Туркестан. Путь до лагерей был долгим и сложным.

Сначала большинство пленных попадали в Дарницкий сортировочный лагерь под Киевом, где солдат отделяли от офицеров, а также сортировали по национальностям. Позднее, с конца 1915 года, пленных стали разделять и гражданским специальностям: воюющей России нужны были квалифицированные рабочие. Практически все пленные воспринимали Дарницкий лагерь как «ад на земле», в котором царили антисанитария, эпидемии, голод и тягостное ожидание.

После сортировки и назначения в этап пленных ожидал длительный полуголодный переезд в пункт назначения. Из-за того, что большинство паровозов было занято снабжением фронта, а также из-за низкой пропускной способности железных дорог эшелоны с пленными отправлялись через длительные промежутки времени, с большими остановками в пути для пропуска эшелонов, идущих на фронт.

Путь от Дарницкого лагеря до сибирских или туркестанских лагерей занимал в среднем 3–4 месяца. Так, будущий командир одного из венгерских партизанских отрядов Арманд Мюллер был отправлен из Дарницы в Иркутский лагерь в начале февраля 1915 года, а прибыл на место лишь в мае. Выживали в такой поездке не все; многие умирали от эпидемий тифа и кишечных заболеваний. Зимой к инфекциям добавлялся холод: так, в январе 1915 года в Тоцкие лагеря под Бузулуком в неотапливаемых вагонах отправили пленных турок с Кавказского фронта, в результате чего на станцию Самара прибыл эшелон с окоченевшими трупами.

«Неблагонадёжные» военнопленные из солдат — офицеры сохраняли свои привилегии и получали регулярные денежные выплаты — содержались в значительно худших условиях, чем пленные славяне, итальянцы и румыны, среди которых велась активная агитация за вступление в национальные части для боёв на стороне Антанты.

Организации Красного Креста приходилось неоднократно обращаться к российским властям по поводу нарушений международных договорённостей о содержании военнопленных и использовании их труда. Самым вопиющим случаем была отправка нескольких тысяч немцев и австрийцев на строительство Мурманской железной дороги, где большинство из них скончались от цинги. Лишь после активного вмешательства Красного Креста военнопленных заменили наёмными китайскими рабочими. Тем не менее тяжёлая экономическая ситуация и массовые мобилизации заставляли российское правительство всё более массово привлекать военнопленных к различным работам. К концу 1916 года 545 тысяч военнопленных было занято на сельскохозяйственных работах, 160 тысяч — на лесозаготовках, 294 тысяч — на шахтах, на строительстве железных дорог и каналов работали 168 тысяч человек, на сахарных заводах — 60 тысяч, ещё 103 тысячи пленных использовали на различных стройках.

По данным Красного Креста, в 1914–1917 гг. в русском плену на тяжёлых работах, от болезней, холода и голода умерли 471 398 бывших военнослужащих австро-венгерской армии. Для сравнения, убитыми на Восточном фронте Австро-Венгрия потеряла за тот же период 312 581 человека. Военнопленные, разумеется, не знали статистики, но наблюдали смерть своих собратьев почти ежедневно, что закономерно вызывало в них чувство недовольства существовавшими в России порядками.

За что воевали красные мадьяры?

Основные мотивы вступления в интернациональные подразделения, агитационные и партийные группы у венгерских военнопленных можно разделить на две группы.

По классовому составу 60% венгерских военнопленных были крестьянами и батраками, 10% — представителями рабочих профессий, ещё 30% приходилось на другие категории. У автора нет данных по партийной принадлежности военнопленных, но в большинстве они, особенно солдаты, имели довольно левые взгляды и убеждения. Одна только социал-демократическая партия Венгрии имела перед войной более 200 000 действительных членов. Кроме неё, массовыми были крестьянская партия «Независимости» и «Радикальная партия», представлявшая городскую интеллигенцию.

В октябре-декабре 1917 года, во время становления советской власти на местах, представителям этих партий было намного проще находить общий язык с местными советами. Практически во всех лагерях военнопленных создавались солдатские комитеты для поддержания порядка в революционном хаосе, а также для распределения продовольствия. Прежде офицеры получали денежное содержание как на родине, им присылали продовольственные посылки, и питались они несравнимо лучше солдат, поэтому теперь солдатские комитеты вводили уравнительное распределение продовольствия в лагерях.

Солдатским комитетам местные власти выдавали оружие — в первую очередь для самообороны и охраны лагерного и строительного имущества, а также для борьбы с офицерскими комитетами, которым вооружённые солдаты могли диктовать свою волю. Вооружённые солдатские комитеты формировали свои отряды Красной гвардии, которые зачастую привлекались местными властями для патрулирования улиц и борьбы с мелкими бандами. Солдатские комитеты также направляли своих делегатов на «Всероссийский съезд военнопленных», проходивший в Москве в апреле 1918 года.

Из среды этих депутатов и идейных организаторов интернациональных красногвардейских отрядов вышли самые видные впоследствии венгерские коммунисты: Бела Кун, Тибор Самуэли, Мате Залка, Карой Лигети, Ференц Мюнних и другие. Эти «идейные» интернационалисты стали первой волной венгерских участников Гражданской войны в России, составили костяк интернациональных подразделений, впоследствии принимали участие в защите Венгерской советской республики и вообще связали жизнь с международным коммунистическим движением.

Основную же массу венгерских интернационалистов составляли выходцы из простых крестьян. Их «идейные» мотивы прекрасно охарактеризовал командир Омского интернационального партизанского отряда Карой Лигети: «Венгерский крестьянин, столетия боровшийся за землю, загнанный под штыки, сейчас, стиснув кулаки, с налитыми кровью глазами смотрит на мужиков, делящих землю, и думает, думает о родине». Такие бойцы «первой волны» весной-летом 1919 года уезжали на защиту Венгерской советской республики, ближе к родным пашням.

Вторая, гораздо более массовая волна вступления венгров в ряды Красной армии началась после заключения Брестского мира и продолжалась до самого конца Гражданской войны.

После заключения мира Советская Россия и Центральные державы приступили к взаимной репатриации военнопленных. Дело это было долгое и непростое, особенно в условиях разрухи на железных дорогах и недостатка продовольствия. В мае-июне 1918 года огромные территории, особенно на Урале, в Сибири и Поволжье, оказались под контролем белых и интервентов. Они условий Брестского мира не признавали и водворяли военнопленных обратно в лагеря, причём в значительно худшие условия, так как посылки с родины доходили теперь до лагерей с большим трудом, а централизованное снабжение продовольствием отсутствовало.

Кроме того, военнопленные, заподозренные в сколь-нибудь левых взглядах, подвергались репрессиям. Присутствовало и такое явление, как расправы на национальной почве — например, в занятой 8 июня 1918 года чехословацкими легионерами Самаре служащие Шведского Красного Креста отметили несколько случаев расстрелов без всякого суда военнопленных венгров, не принимавших участия в обороне города. Многие военнопленные в таких условиях бежали из лагерей и присоединялись к партизанским отрядам.

Но наиболее массовое вступление в ряды красных началось в конце лета и начале осени 1919 года, когда Красная армия освободила большие территории на Урале и в Сибири. Военнопленными-интернационалистами двигали и чувство мести, и нужда: вступление в Красную армию давало обмундирование и котловое довольствие, что было пределом мечтаний для большинства заключённых в сибирских лагерях. Ещё одним из бонусов вступления в интернациональные отряды Красной армии было то обстоятельство, что в них командование и общение могло вестись на национальных языках, что было очень важно для венгров, чехов, словаков, хорватов, сербов, боснийцев, поляков, румын, итальянцев, служивших в австро-венгерской армии, где общение зачастую велось только на немецком.

Тем не менее ещё раз отметим: далеко не все вступали в Красную армию — большинство военнопленных из освобождённых лагерей предпочитали просто ждать отправки на родину.

Никаких насильственных мобилизаций в освобождённых Красной армией лагерях не проводилось, что было невозможно по сразу нескольким очевидным причинам: в ходе взаимного обмена военнопленными с Центральными державами в лагерях работали наблюдатели Шведского и Датского Красных Крестов, и осложнять международную обстановку не хотелось даже самым отчаянным и недальновидным красным командирам.

Рассказы о том, что большевики якобы морили военнопленных голодом, чтобы те вступали в Красную армию, не выдерживают никакой критики — хотя бы потому, что абсолютное большинство военнопленных вернулось на родину. Повышенная смертность в лагерях во время Гражданской войны фиксируется наблюдателями Красного Креста как раз в тех районах, что находились под контролем белых и интервентов. В мае-июне 1919 года полковые советы венгерских интернациональных полков и венгерская секция РКП(б) пытались проводить мобилизацию венгров в Киеве и Нижнем Новгороде для «спасения Венгерской советской республики», но она закончилась безрезультатно: почти все военнопленные и интернированные гражданские из этих местностей уже были вывезены на родину в 1918 году. Те, кто остались, уже служили в РККА, либо просто проигнорировали призыв.

Миф о том, что венгры были наёмниками, также не имеет оснований: все красноармейцы получали одинаковое денежное довольствие, которое варьировалось в зависимости от местных условий и инфляции. Никаких доплат интернационалистам не предусматривалось. Да, в первых красногвардейских отрядах конца 1917 — начала 1918 гг. размер денежного довольствия мог определяться командирами самостоятельно, но он, опять же, был привязан к располагаемой казне. История не знает миллионеров и просто разбогатевших людей из числа вернувшихся на родину и оставшихся в СССР венгров-интернационалистов.

Жестокость венгров — правда или вымысел?

На любой войне возникают похожие друг на друга рассказы об особенной жестокости противника, особенно среди его «нестандартных» подразделений. Большинство таких рассказов не отличается достоверностью и не имеет документально подтверждённых фактов.

В историях про венгров упор делается на их участие в карательных операциях по подавлению мятежей в тылу Красной армии. Здесь можно напомнить, что любое военное подразделение исполняет приказы: куда пошлют, туда оно и отправится. Участие в подавлении мятежей не было добровольным решением интернациональных отрядов.

Венгры и прочие интернационалисты были устойчивы к пропаганде противника. С ними практически невозможно было договориться, тогда как мобилизованные необстрелянные красноармейские части могли разлагаться и даже переходить на сторону противника под воздействием агитации — командованию красных был прямой резон использовать в подобных операциях именно интернационалистов. Венгры принимали участие в расстрелах по приговорам ревтрибуналов как солдаты, а не как венгры.

Следует признать: венгры часто испытывали чувство ненависти к врагу, но тому были причины. Мятежи чаще всего вспыхивали внезапно и сопровождались захватом красноармейцев в плен, а расправы восставших над чужаками в силу приведённых выше причин неизменно отличались особой жестокостью.

Не все венгры, принявшие участие в Гражданской войне в России, воевали за красных. Отдельные венгерские офицеры добровольно служили в отрядах атаманов Дутова и Семёнова, выступали советниками в армии Колчака. Они принимали участие в карательных операциях против красных партизан и восставших крестьян в тылу армий белых.

В целом, характеризуя участие венгров в боях Гражданской войны, советские военные специалисты в исследованиях 1920-х–1930-х гг. отмечали стойкость интернационалистов в бою и их высокий моральный дух. В плен красные мадьяры практически не сдавались, зная, что их там ожидает. Указывалось также на сплочённость интернациональных подразделений, в которых бойцы и командиры зачастую называли друг друга братьями. Наконец, венгры отличались хорошей выучкой, особенно по сравнению с первыми добровольными красногвардейскими отрядами, и высокой технической грамотностью. По этой причине венгров часто назначали пулемётчиками, откуда и пошли мифы про «массы мадьяр-пулемётчиков в красных заградотрядах».

Характерными были кавалерийские отряды из бывших пленных венгерских гусар, действовавшие на фронтах в Поволжье, Туркестане и Украине. Это были одни из немногих кавалерийских подразделений красных, которые могли на равных противостоять профессиональной белой казачьей кавалерии. Гусары, в отличие от большинства военнопленных, берегли своё яркое обмундирование и отказывались воевать в красноармейских гимнастёрках и шинелях, потому были хорошо узнаваемы как своими, так и чужими.

«Медем хаза!» — «Пошли домой!»

Как сложилась дальнейшая судьба венгров-интернационалистов? Многие, как уже было сказано, вернулись на родину в 1919 году и приняли участие в боях за Советскую Венгрию. После поражения венгерской революции большинство из них подверглись репрессиям. Те, кто сумел уцелеть, вели жизнь простых рабочих и крестьян, поддерживая связь с коммунистической партией Венгрии, которая во время Второй мировой войны носила название «Партии мира».

То же самое касается и интернационалистов, прибывших в Венгрию после 1919 года. После окончания Гражданской войны в России они массово демобилизовались и в большинстве своём возвращались на родину. Чаще всего советские власти старались прятать их среди остальных масс возвращавшихся военнопленных. Те, кто проходил проверку в фильтрационных лагерях, тоже приступали к нелёгкой трудовой жизни. Не прошедших проверку ждали концлагеря, тюрьмы или расстрел.

Все эти люди никогда не забывали своего интернационального прошлого, состояли в компартии или сочувствовали ей. В 1944–1945 гг., во время боев на территории Венгрии, зафиксировано большое количество эпизодов участия бывших интернационалистов в партизанских антифашистских отрядах и содействия Красной армии в качестве проводников, разведчиков и переводчиков.

Те, кто остался в СССР, в большинстве пошли на службу в РККА и разведку, а также на работу в Коминтерн. Венгры принимали деятельное участие в защите республиканского правительства в Испании, а в годы Великой Отечественной работали с венгерскими военнопленными и командовали антифашистскими венгерскими партизанскими отрядами. Впоследствии эти кадры использовались при создании Венгерской народной армии. Те же, кто «своё отвоевал», поступали в советские учебные заведения и работали в народном хозяйстве — то есть становились обычными советскими гражданами.

В послевоенные годы в СССР и ВНР проходили встречи и съезды бывших интернационалистов. Публиковались сборники воспоминаний, делегации посещали места былых боев. Постепенно этот процесс по объективным причинам затухал, а к началу 1990-х фактически прекратился. Теперь о «красных мадьярах» вспоминают всё реже и реже.