Малоизвестные факты наполеоновских войн

Случайные «самострелы»

Наполеоновский маршал Сен-Сир рассказывал, что в 1813 году после сражения при Лютцене среди раненых французских солдат было много получивших ранения в руки. Подозрительно много. Император Наполеон решил, что это «самострелы», и собирался приказать расстрелять некоторых из них. Чтобы другим было неповадно. Но вскоре выяснилось: эти солдаты были случайно ранены стрелками третьей шеренги, когда поднимали руки во время стандартных манипуляций с дульнозарядным ружьём и шомполом.

Такие ранения были характерны не только для французской армии.

В период наполеоновских войн стрелки выстраивались в три шеренги (линии). При этом третьей было очень неудобно стрелять. Поэтому проблему пытались решить постановкой солдат первой линии на колено либо передачей оружия от третьей шеренги ко второй (то есть стреляла вторая, а третья только перезаряжала).

Стрелять из заряженных кем-то другим ружей солдаты не любили. Да и в одном полку имелось оружие различных калибров. Так, Александр Жмодиков в книге «„Наука побеждать“. Тактика русской армии в эпоху наполеоновских войн» отмечает, что в России в 1808–1809 годах на вооружении пехоты одновременно находились гладкоствольные пехотные ружья 28 различных калибров, гладкоствольные егерские ружья восьми различных калибров, винтовальные ружья 13 калибров и егерские ружья 11 различных калибров.

Такое разнообразие сделало бы честь любой музейной или частной коллекции, но успешному и быстрому перезаряжанию чужих стволов не способствовало.

Первая шеренга на колено становилась не всегда. Поэтому третья либо фактически стреляла в воздух, либо представляла угрозу для своих же бойцов.

Русский генерал Дибич упоминал, как от стрельбы задней колонны погибали либо получали ранения свои же. Поэтому предлагал отделять третью линию стрелков и использовать их лишь в качестве резерва.

Управлять боем было очень тяжело. Организованно пехота делала только первый залп, дальше все стреляли по мере готовности, стоя в клубах порохового дыма.

Если от стрелков третьей шеренги было так много проблем, зачем же её ставили? Во-первых, она нужна была, чтобы заполнять бреши, заменяя убитых и раненых в первых двух. Во-вторых, две шеренги намного сложнее направить в атаку. Тут свою роль играла массовая психология. Люди чувствуют себя намного увереннее, когда их много.

Что касается британской армии, то она во время войны на Пиренейском полуострове и юге Франции, как правило, применяла построение в две шеренги. Хотя по уставу строиться нужно было также в три.

Штыковая атака и штыковой бой — это две большие разницы

Почему? Потому что благодаря штыковой атаке рукопашного боя зачастую удавалось избежать. Стремительный марш плотного строя ощетинившейся штыками пехоты оказывал на противника ошеломляющий эффект. Одна из сторон — как правило, более малочисленная и менее подготовленная к такому психологическому давлению — бежала с поля битвы.

Штыковые бои случались во время штурмов укреплений или там, где схватка была неизбежной — в населённых пунктах или дефиле (узких проходах в труднопроходимой местности, например, в горах.).

Так, немного ранее, в 1781 году, польский полководец Тадеуш Костюшко получил своё единственное за несколько лет войны в Америке ранение именно во время штурма форта — ударом штыка в ягодицу.

Знаменитый военный теоретик XIX века, ветеран наполеоновских войн Антуан де Жомини подтверждает: головные части колонн сталкивались в штыки в деревнях и дефиле. На открытой же местности этого практически никогда не происходило.

А как же знаменитое «пехота скрестила штыки»? Увы, эта фраза из французского устава означала, что солдаты взяли ружья в обе руки и выставили их штыками вперёд. Никакого отношения к реальной схватке с противником она не имела.

Почему же рукопашные бои стали столько редки? Одна из причин в том, что призванные или навербованные солдаты XVIII–XIX веков по своим боевым качествам уступали профессиональным воинам более ранних эпох. Или воинам современных им военных каст и сословий. Обученные даже за несколько лет кавалеристы в схватке один на один не могли сравниться с природными всадниками. Преимущество европейских армий было, прежде всего, в организации. И в оружии, конечно.

Именно это и объясняет Наполеон Бонапарт, говоря о мамлюках по итогам Египетского похода:

«Два мамлюка безусловно превосходили трёх французов, но сто французов не боялись ста мамлюков, 400 французов, как правило, побеждали 400 мамлюков, а 1000 французов всегда били 1500 мамлюков».

Статистика знает всё

Исследование, проведённое Дмитрием Целорунго и посвящённое характеру ранений российских солдат и офицеров во время наполеоновских войн, подтверждает незначительную роль холодного оружия. На его долю приходилось всего лишь 5-7%.

При этом роль штыка вообще невелика. Из 104 ранений холодным оружием, которые получили российские генералы, офицеры и унтер-офицеры к 1814 году, более половины (57) приходилось на саблю, а на штык — менее четверти (23). Остальные ранения были сделаны палашом и пикой.

И генералы тут не показатель, они статистику не портят. Основную массу раненых, которых учитывали во время исследования, составили офицеры и унтер-офицеры, находившиеся в самой гуще схваток.

Данные французской стороны созвучны. В 1807 году хирург Ларрей после сражения при Прейсиш-Эйлау между русскими и французами насчитал лишь 2% штыковых ранений. А подробнее изучая вопрос, он специально осмотрел место одной штыковой атаки — и зафиксировал там 119 ранений от пуль и лишь пять от штыков.

Правда, кавалеристам, которые врубались в ряды пехоты, иногда сильно доставалось. В этом же сражении лейтенант гвардейских конных егерей Рабюссон получил 14 ударов штыком, из них половина пришлась на голову. Всадника сбили с коня, и он целую ночь (в феврале!) пролежал на поле боя. Утром его нашли французские солдаты и отнесли в госпиталь. Рабюссон успешно излечился.

А что было ранее? Статистика ранений в самом крупном сражении XVIII века, при Мальплаке, даёт 2% для штыков и 66% отводит на долю ружейного огня. Оставшиеся 32% потерь — от артиллерийского огня и клинкового оружия.

Во Франции стабильные 2-3% для штыковых ранений дают и данные осмотра ветеранов в Доме инвалидов в 1715 году (по результатам Войны за испанское наследство) и 1763 году (по итогам Семилетней войны). На долю пуль приходится порядка 70% ранений.

Как победить «большие батальоны»

А как же Александр Суворов и его знаменитое выражение «Пуля — дура, штык — молодец!»?

Вопреки сложившемуся мнению, Суворов «дурам» вполне доверял. И во время войн с турками требовал, чтобы солдаты имели боеприпасов на 100 выстрелов, а не на 60, как было тогда принято. При этом чтобы стреляли без спешки, всегда держали ружья заряженными и могли нанести убийственный залп в упор.

XVIII–XIX века — это был период, когда «бог — на стороне больших батальонов». Обе противостоящие армии во время длительных перестрелок несли значительные потери преимущественно от ружейного огня.

Роль артиллерии была намного меньше. Пушки не могли стрелять через головы своей пехоты. Тогдашняя конструкция лафета позволяла лишь небольшой угол возвышения ствола. Стрельба велась в расчёте на рикошет ядер, поэтому орудийный огонь был намного эффективнее на твёрдом грунте.

Но был способ избежать больших потерь — атака. С холодным оружием в руках. Рассчитанная на то, что неприятель к этому психологически не готов, дрогнет и побежит. Именно этот приём успешно использовали и шведский король Карл XII, и Александр Суворов.

Но это, наверное, не единственный козырь русского генералиссимуса. Известна фраза, которую в разных вариациях приписывают различным деятелям, в том числе американскому генералу Омару Брэдли: «Дилетанты изучают тактику, любители — стратегию, профессионалы — логистику». А вот самому Суворову принадлежат слова: «Всякого интенданта через три года исполнения должности можно расстреливать без суда». Так как знаменитый полководец начинал службу по интендантской линии, он хорошо знал, где и как воруют. И не давал это делать.

Хорошая логистика — вот ещё один из секретов его успеха. Суворов знал это задолго до Брэдли.

Кавалерия

Опыт XVIII века показал, что кавалерия должна решительно атаковать с холодным оружием в руках, переходя в финальной стадии на галоп. Поэскадронно. А не устраивать издали перестрелку из карабинов и пистолетов.

И главное — не развалить во время галопа строй. Это достигалось длительными тренировками, которые нередко приводили к травмам и даже жертвам.

В XVIII веке знаменитый прусский генерал Зейдлиц на сожаления короля Фридриха II по поводу подобных инцидентов на учениях ответил следующее:

«Если Ваше Величество будет волноваться из-за нескольких сломанных шей, то у Вас никогда не будет тех лихих всадников, которые так нужны на войне».

Как и в случае с пехотными штыковыми атаками, атаки кавалерии против кавалерии часто приводили к бегству одной из сторон. Затем в бой вступали другие эскадроны, которые могли нанести атакующей стороне удар во фланг, либо заставить её отступать под угрозой такого удара. Кавалерийский бой зачастую представлял собой серию таких атак и контратак.

Лобовые столкновения кавалерийских отрядов происходили чаще, если они сближались рысью, а не галопом. Причина, опять-таки, в психологии. Столкновение на рыси не вызывало у всадников такого сильного страха.

Рубящие удары саблями зачастую были не очень опасны, если только не приходились на голову или шею. Видимо, сказывалось то, что солдаты Нового времени — это не профессиональные рубаки.

Намного страшнее были последствия колющих ударов клинками. А также пиками, которые во время наполеоновских войн переживали свой ренессанс.

Кавалерист с пикой, как правило, не имел карабина и поэтому был мало пригоден для разведки и охранения. Уланы и прочие конные пикинёры были эффективны в кавалерийской атаке строем. Лес смертоносных копий оказывал сильное моральное воздействие на врага. А, если боевой порядок разрушался и всадники начинали кружить в хаотичной карусели, пики обычно бросали и вынимали из ножен клинки.

Успех кавалерийских атак против пехоты зависел во многом от того, расстроены ли ряды пехотинцев и готовы ли они — психологически — к борьбе. Это одна из причин возрождения пик. Ведь теперь появилась уверенность: всадник с пикой достанет пехотинца раньше, чем тот доберётся до него своим штыком.

Иногда пехота, чтобы избежать разгрома и плена, могла лечь на землю. И пропустить кавалерию.

Французский офицер де Брак, сам принимавший участие в боях, писал о таких кавалерийских атаках:

«Австрийская пехота бросает ружья, каждый солдат называет себя поляком и верно следует за вами.
Прусская пехота бросает ружья, но живо поднимает их, коль скоро видит приближение помощи.
Русская пехота ложится, пропускает атаку, потом поднимается и снова пускает в дело своё оружие».

Так что и в реалиях наполеоновских войн наших солдат не покидало мужество.