Путешествие Марка Твена на Святую землю, или Паломничество остроумца

Поскольку христиане шли к святыням, то называли свой путь паломничеством. Паломники – это не туристы, почувствуйте разницу. Когда Святая земля надолго оказалась в руках мусульман, паломники с еще большим упорством продолжали идти туда, где тысячи храмов, руин, колодцев, ручейков оставались живыми иллюстрациями к Библии. В мире вряд ли найдется столько строений и камней, отполированных человеческими губами. Люди шли, терпели тяготы, преодолевали болезни, а порой умирали в самых диких условиях. И так веками.

А в 1867 году на Святую землю отправился 32-летний американец Сэмюэль Клеменс, в ту пору никому не известный журналист, а впоследствии знаменитый автор приключений Тома Сойера и Гекльберри Финна — Марк Твен.

Спросите, как туда занесло этого скептика и атеиста? Во-первых, он им тогда и не был, во всяком случае, не имел такой репутации, а во-вторых — работа, просто работа. Это было задание газеты, для которой Клеменс должен был писать дневники-репортажи, и поездку ему оплатили. В обязанность всем паломникам вменялось посещение утренней и вечерней общей молитвы, а также… непременное ведение дневника. Вот дневник усердного профессионала пера мы сегодня и можем прочесть.

Если придираться к словам, это путешествие не было настоящим паломничеством, а скорее одним из первых в мире туристических круизов. Участники отплыли из Нью-Йорка на самом комфортабельном по тем временам пароходе «Квакер-Сити». Выглядел он чуть получше корабля, прославленного в фильме «Волга-Волга», хотя те же коптящие трубы и те же страховидные колеса по бортам.

Билет на пароход стоил 1250 долларов, не считая расходов на берегу, притом, что средняя зарплата рабочего в Америке, только что оправившейся после гражданской войны, была около 10 долларов в месяц. Кстати, в том же 1867 году Америка купила у России убыточную Аляску за 7,2 миллиона долларов. По тем временам — сумма бешеная, ведь в США тогда было не больше сотни миллионеров. Это сейчас их там 10 миллионов, почти население Москвы. Ну, то есть участниками круиза были люди солидные, можно сказать, американская элита: «Я с гордостью обнаружил среди наших пассажиров трех проповедников слова Божьего, восемь врачей, семнадцать дам, нескольких высокопоставленных армейских и морских офицеров с громкими званиями, обильный улов всевозможных «профессоров», а также господина, за чьей фамилией единым духом грохотало устрашающее: «полномочный представитель Соединенных Штатов Америки в Европе, Азии и Африке»!» – иронизировал труженик пера. Знал бы, над какой будущей сверхдержавой смеется. Но Америка в ту пору была молода, да и сам Сэмюэль – практически никто.

Долгое десятидневное пересечение Атлантического океана устроители скрашивали по последнему слову техники. «Несколько раз фотограф экспедиции приносил свой волшебный фонарь и устраивал интереснейшие демонстрации. Большая часть его диапозитивов изображала заграничные достопримечательности, но среди них попадались и виды родных мест. Он объявил, что «начнет представление в кормовом салоне, когда пробьют две склянки (в девять вечера), и покажет пассажирам, куда им предстоит прибыть». Это, разумеется, было очень мило, но по странной случайности первым на полотне вспыхнул вид Гринвудского кладбища!» — потешался репортер.

Кино чередовалось с танцами. 

«Два или три раза в звездные вечера мы устраивали танцы на верхней палубе под тентом, не без успеха заменяя яркие люстры бального зала судовыми фонарями, развешанными по столбам. Мы танцевали под основательно переболтанные звуки астматического мелодикона, у которого перехватывало дыхание как раз тогда, когда требовался сильный выдох; под кларнет, ненадежный на высоких нотах и подвывавший на низких; под забулдыгу-аккордеон, который прохудился и поэтому дышал громче, чем верещал, – более изящное выражение мне сейчас не приходит в голову. Но, во всяком случае, танцы были еще хуже музыки. Когда корабль кренился вправо, танцоры всем взводом бросались в атаку на правый борт и разом повисали на перилах, когда же он кренился влево, они с тем же завидным единодушием обрушивались на левый борт. Вальсирующие успевали покружиться секунд пятнадцать, а затем опрометью неслись к перилам, словно собираясь топиться»  

За месяц путешественники объехали Марокко, Францию, Италию, Грецию, Турцию, Россию, Египет и Испанию. Художественные галереи, живописные руины, прославленные города, общехристианские святыни. Очень много всего – 50 одних только экскурсий. В Крыму осмотрели места боев Крымской войны, в Ливадии нанесли визит отдыхавшему там российскому императору Александру II.

Но главным пунктом на маршруте значилась Святая земля. Большая часть путешественников отправилась в Иерусалим караваном из турецкого порта Яффа, а восемь самых крепких мужчин, среди которых была и будущая знаменитость, сошли на берег в Бейруте, выбрав тяжелый путь верхом на лошадях, но зато с посещением почти всех описанных в Ветхом Завете и Евангелиях мест, признанных священными. И с комфортом, который сейчас кажется уже диким.

Стремена почему-то оказались короткими, из-за чего даже компактному Клеменсу приходилось ехать в седле с высоко задранными коленями. Требования гигиены XIX века рекомендовали бороться с солнцем при помощи зонтика с плотной подкладкой и широкополой шляпы с намотанным на тулью шелковым шарфом. А для езды верхом лучшими считались брюки с нашитой с внутренней стороны оленьей кожей. В условиях палестинского климата к концу дня эта кожа своей эластичностью напоминала сосновую доску. И неизменные с библейских пор жара, пыль и мухи.

Что увидели паломники по прибытии в Иерусалим? Бедную провинцию Турецкой империи. Великие державы — Британия, Франция, Россия — громко заявляли о своих намерениях покровительствовать христианским святыням, что и стало, собственно, поводом к Крымской войне. Но ни турки, ни великие державы пальцем не шевельнули, чтобы создать удобства паломникам. Последних по своим понятиям обслуживали арабские и еврейские проводники-драгоманы. Святыни, иллюстрирующие Библию, они эксплуатировали нещадно. В описании достопримечательностей Святой земли ирония Сэмюэля Клеменса уже не знает удержу. 

«Гробница Ноя каменная, и над нею возведено длинное каменное здание. Бакшиш отворил нам двери. Здание не могло быть короче, ибо гробница высокочтимого древнего мореплавателя занимает в длину целых двести десять футов! Правда, высота ее всего фута четыре. Должно быть, Ной отбрасывал такую же узкую и длинную тень, как громоотвод. Лишь чрезвычайно недоверчивые люди могут усомниться в том, что Ной был похоронен именно здесь. Доказательства самые неопровержимые: Сим, сын Ноя, сам присутствовал на похоронах и указал на это место своим потомкам, те, в свою очередь, передали об этом своим потомкам, и прямые потомки этих потомков представились сегодня нам. Очень приятно было познакомиться с членами столь почтенной семьи. Тут есть, чем гордиться. Это почти все равно, что свести знакомство с самим Ноем»

Американцы вообще-то проделали весьма неблизкий путь. Трудный, иногда мучительный, порой жутковатый. Что уж говорить об их предшественниках, истинных пилигримах, шедших от святыни к святыне пешком. И тем циничней показался Сэмюэлю Клеменсу этот «диснейленд» и попытки нажиться на каждой мелочи, мимоходом упомянутой в Святом писании. 

«Мы побывали там, где Иисус пятнадцать лет плотничал и где он пытался проповедовать в синагоге и был изгнан чернью. И тут и там стоят католические часовни и охраняют уцелевшие обломки древних стен. Наши паломники откололи от них по кусочку. Мы побывали также в новой часовне, среди города, построенной над каменной глыбой футов двенадцати в длину и четырех в поперечнике: несколько лет назад священники открыли, что однажды, возвращаясь из Капернаума, апостолы отдыхали на этом камне. Они поспешили позаботиться о сохранности этой реликвии. Подобные реликвии — выгодная недвижимость». Чувствуете горечь и обиду за простодушных соотечественников?

Драгоманы показали паломникам тот самый ров, куда братья бросили Иосифа. Те самые волны Генисаретского озера, по которым ходил Иисус. Тот самый камень, на котором он молился в Гефсиманском саду. Ту самую пещеру, где Спаситель родился, кусочек того самого креста… И нечто совсем уж странное, хотя тоже святое.

«Были и еще места, где Христос падал, и где он отдыхал; но одним из самых любопытных памятников древней истории, обнаруженных нами во время этой утренней прогулки по кривым улочкам, ведущим к Голгофе, был некий камень в стене дома – камень, иссеченный столькими морщинами и рубцами, что в нем было какое-то искаженное подобие человеческого лица. Выступы, соответствовавшие скулам, были начисто стерты жаркими поцелуями многих поколений паломников из дальних стран. Мы спросили: «Почему?» Гид объяснил, что это один из «тех самых камней иерусалимских», на которые сослался Христос, когда его упрекали за то, что, въезжая в город, он позволил народу кричать «Осанна!» Один из наших паломников сказал:

– Но ведь нет никаких доказательств, что камни и в самом деле завопили. Христос сказал, что если бы запретить людям кричать «Осанну», то камни возопили бы.

Гид и ухом не повел.

– Это и есть один из камней, которые возопили бы, — невозмутимо ответил он».

По возвращении в США писатель издал книгу, в которую вошли эти путевые заметки «Простаки за границей, или Путь новых паломников». Именно она и стала его дебютом в литературе. Самое любопытное, что книга в очень благочестивой Америке пользовалась огромной популярностью. Еще более любопытно, что для многих американцев, пока не включили в школьную программу «Приключения…» Тома Сойера и Гекльберри Финна, Марк Твен долгие годы оставался юмористом, издавшим экстравагантную, а местами богохульную книгу.

Но он не богохульствовал, он просто правдиво писал о том, что видел. О платке святой Вероники, например, которым она утерла лицо Христа во время крестного пути, этот платок с отпечатком христова лица Марк Твен во время путешествия видел по меньшей мере в пяти храмах Европы. Об отпечатках лестницы, которую Иаков увидел во сне. О соляном столбе, в который превратилась жена Лота, но который не сохранился. Дожди, хоть и редкие, сделали за тысячелетия свое дело. Соль растворилась.

Марк Твен всего лишь смеялся над церковной спекуляцией. Ведь вера и церковь — не одно и то же. Паломничество не стало для него событием духовным. Возможно, он и верил в какого-то собственного Бога, того, что существует в душе. Но только не в библейского. Он всю жизнь прожил с женой Оливией Лэнгдон Клеменс, верующей баптисткой. При этом ей считанные разы удавалось заманить мужа в молельный дом. В эпоху воинствующего атеизма в СССР цитаты из некоторых антибиблейских заметок Марка Твена регулярно украшали атеистические брошюрки.

За 20 лет до Марка Твена был еще один паломник в Святую землю. Очень верующий человек, хотя тоже мастер иронии, Николай Васильевич Гоголь. Он долго собирался в это паломничество, все откладывал по природной нерешительности. И все же совершил. И обмолвился в письме Василию Жуковскому: «Сижу в Назарете, идет дождь… Как будто сижу на почтовой станции в Туле – ничего не чувствую». И так у многих. Чрезмерное изобилие святынь обычных туристов утомляет, а истинно верующих печалит.

А ведь все могло бы сложиться иначе: «По крутой лестнице я взобрался на вершину скалы, где построена маленькая часовня, и смотрел на то место, где некогда стоял честный крест, с таким волнением, какого не вызывало во мне еще ничто земное». Это тоже Марк Твен.