«Академия Вампу»: как военные советники из СССР создавали колыбель Народно-освободительной армии Китая и вооруженных сил Тайваня

Эта лекция проходила летом 1925 года на острове Вампу неподалёку от Кантона, где китайские революционеры-националисты Сунь Ятсена при помощи советников из СССР создали военную школу. За три последующих года «школа Вампу» (иногда её именуют «академией Вампу»), руководимая советскими военспецами, выпустит почти 7000 младших командиров, которые превратят собранные в Кантоне войска в самую сильную армию на территории тогдашнего Китая.

Сахновская, прошедшая всю гражданскую войну в России, единственная женщина, окончившая академию Генштаба, была лишь одной из нескольких десятков военных советников, прибывших в Китай из СССР. Сюда, на землю непрерывных, но вялых междоусобных «генеральских» войн, они принесли свои наработки — опыт Первой мировой войны и гражданской войны, лишь недавно завершившейся в России.

Националисты и коммунисты в Китае

По своей идеологии и практике националисты Сунь Ятсена были похожи на российских эсеров — в годы маньчжурской монархии они регулярно совершали теракты и не раз поднимали мелкие вооружённые мятежи. Их идеалом являлась демократическая республика китайцев, освобождённых от власти маньчжур и иностранной зависимости, а также некие смутно оформленные «народные принципы», похожие на европейский социализм. Их легальная партия Гоминьдан (дословно — Национальная партия) возникла в 1912 году сразу после краха маньчжурской монархии и победы Синьхайской революции. Лидер китайских «эсеров»-народников доктор Сунь Ятсен на несколько месяцев стал первым президентом Китайской республики. Однако, хотя революционный доктор и имел немалый авторитет заслуженного деятеля национального освобождения, он не обладал собственной военной силой. Поэтому Сунь Ятсену пришлось уступить власть в провозглашённой Китайской республике генералу Юань Шикаю — ведущему военному деятелю бывшей Цинской империи.

Попытка выступить против генеральской диктатуры провалилась, и Сунь Ятсену, как в годы маньчжурской монархии, пришлось снова бежать за границу. Несколько лет диктатуры Юань Шикая, пытавшегося стать родоначальником новой императорской династии, после его смерти привели к фактическому распаду страны и превращению её в неустойчивый конгломерат враждовавших между собой регионов под грабительским управлением генералов бывшей императорской армии. Центральное пекинское правительство, официально представлявшее Китай во внешнем мире, на деле не контролировало даже ближайших провинций и полностью зависело от боровшихся друг с другом генеральских группировок.

Пользуясь столь неустойчивой обстановкой, Сунь Ятсен, обладавший в Китае немалым общественным авторитетом, к началу 20-х годов сумел закрепиться на юге Китая, в столице провинции Гуандун городе Кантоне (Гуанчжоу) — одном из крупнейших торгово-промышленных центров страны. Утвердившись в Кантоне, он начал призывать к объединению и модернизации раздробленной и отсталой страны. Прекрасно понимая, что эти цели недостижимы без современных вооружённых сил и эффективного государственного аппарата, старый национал-революционер, не чуждый социалистических идей, обратился за помощью к Советской России.

Интерес был взаимным. Ещё в 1911–1912 годах Ленин и другие лидеры большевиков, находившиеся в эмиграции, внимательно и явно не без зависти следили за деятельностью «китайского народника» Сунь Ятсена в период Синьхайской революции. В то время мало кому известный русский эмигрант Ульянов так писал про своего более удачливого китайского коллегу: «Революционный демократ, наделённый мужеством и благородством…»

К началу 20-х годов ситуация несколько изменилась — победившие в гражданской войне большевики стояли во главе огромного государства и нарождавшегося мирового коммунистического движения, а Сунь Ятсен едва удерживал власть в одной из провинций Китая. Но большевикам, помимо идеалов мировой революции, которые сами по себе обосновывали необходимость поддерживать зарубежных революционеров, нужно было прорвать враждебное международное окружение. Четырёхсотмиллионный Китай, возглавляемый Сунь Ятсеном, мог бы стать надёжным союзником Советской России, пребывавшей тогда в положении страны-изгоя.

Авторитет «доктора Суня» в Китае и обстановка внутри страны позволяли надеяться, что при эффективной военной и политической помощи СССР бывший первый президент снова встанет во главе всей республики. В 1923 году в далекий Кантон из Союза отправились первые военные и политические советники, а новорождённая Компартия Китая была нацелена московским Коминтерном на союз с китайскими националистами из Гоминьдана.

«В связи с чрезвычайной болтливостью командного состава…»

В 1923 году у Сунь Ятсена было около 70 000 солдат, находившихся под командованием союзных ему генералов. В реальности это войско делилось на четыре «армии», подчинявшиеся лишь своим генералам, и представляло собой конгломерат плохо обученных и слабо вооружённых частей. Например, в так называемой «Гуанчжоуской армии» (во главе которой стояли генералы из «золотой молодёжи» Кантона-Гуанчжоу) на 28 000 солдат в пяти дивизиях и девяти отдельных бригадах приходилось всего 4 пушки. В соседней «Гуансийской армии» насчитывалось аж семь дивизий, но всего 5000 бойцов. Её командующий Лю Чжуньхуань при росте чуть более полутора метров носил громадные ботфорты, активно занимался бизнесом в Гонконге, и военные советники из СССР прозвали его «котом в сапогах».

«Отдельные бригады и полки в боевом отношении ценности не представляют и годятся лишь на то, чтобы собирать налоги с населения», — меланхолично резюмировали первые советники из СССР по прибытии в Кантон. Они резонно решили начать создание новой армии с массовой подготовки младших командиров, «заточенных» не на генеральские междоусобицы, а на борьбу нового типа, подобную гражданской войне в России.

В Китае офицерский состав готовился в провинциальных военных училищах, открытых по всей стране в начале ХХ века, когда династия Цин пыталась создать армию европейского образца. Помимо общевойсковых, существовало и несколько специализированных училищ: артиллерийское, инженерное и т. п. Немало офицеров обучалось и проходило стажировку за рубежом, в основном в Японии.

В городе Баодин недалеко от Пекина располагалась военная академия, готовившая высший командный состав. «Баодинская группа» генералов составляла весьма влиятельное сообщество в среде китайских «милитаристов». Доходило до того, что они помогали своим бывшим однокашникам, сражавшимся по ту сторону фронта. Так, генерал Тан Шэнчжи в 1926 году рассказывал будущему генерал-лейтенанту Алексею Благодатову (военному советнику в Китае), как смог оправиться от поражений благодаря поддержке своих старых знакомых по Баодинской академии. После совместной генеральской попойки один из однокашников-противников подарил своему менее удачливому собрату 3000 старых винтовок, а другой презентовал круглую сумму на первоначальный наём солдат, после чего Тан Шэнчжи снова встал во главе собственной «дивизии» и смог продолжить нелёгкий генеральский бизнес.

Непрерывные «феодальные войны» в тогдашнем Китае при всей отсталости армии и общества, а также загнивании государственного аппарата, приводили к тому, что пробиться наверх и удержаться у власти могли только весьма сильные и неординарные личности. Лидеры генеральских клик в большинстве своём были изощрёнными и опытными политиками со всеми достоинствами и недостатками почти средневековых вождей. Этим нравам соответствовало и вполне средневековое состояние штабов и штабной культуры в китайских войсках. Систематическая работа штабов у большинства генералов почти отсутствовала, к тому же сильный начальник штаба мог стать удачливым конкурентом в борьбе за деньги и власть. Комбриг Владимир Горев, в те годы работавший советником в Китае, в своём исследовании китайской армии приводит весьма характерные детали:

«Агентурная разведка, в связи с чрезвычайной болтливостью командного состава, всегда даёт вовремя сведения о намерениях неприятеля. Войсковая разведка почти никогда не организовывается, так как посылка в разведку небольших отрядов связана с риском их перехода на сторону противника».

«Если развязать ему руки, то это будет прекрасный офицер…»

В такой ситуации военное дело пребывало в самом плачевном состоянии. Тактические и оперативные формы боевых действий оставались в лучшем случае на уровне русско-японской войны. В стратегическом плане войны велись крайне вяло. Комбриг Горев писал:

«Милитаристы-феодалы не имели желания вести серьёзные войны с сокрушительными целями. Их экономическая и военная база была для этого далеко недостаточна… Именно этот период войн наиболее известен в Европе по тем многочисленным анекдотам, которые ходят про китайскую армию».

Китайские командиры были склонны к пассивной тактике, предпочитая оборону наступлению. Пехота атаковала в плотных боевых порядках и не умела должным образом сочетать огонь и манёвр. В уже начавшемся бою маневрирование было крайне негибким или вовсе отсутствовало в силу очень слабой управляемости войск. Оборона была статичной и малоподвижной.

Советские специалисты не раз отмечали поразительный фатализм китайских солдат, их равнодушие к своей и чужой смерти, по-видимому, вызванные тяжкой и бесперспективной жизнью. Они же отмечали безынициативность и шаблонность действий офицеров, слабую подготовку генералитета при всех выдающихся личных качествах высших военных вождей.

Все эти недостатки были вызваны именно отсутствием системы в создании и подготовке войск, что было обусловлено прежде всего коренными проблемами китайского государства и общества. Хотя поверхностные наблюдатели зачастую приходили к самому простому выводу — китайцы от природы неспособны к военному делу…

И всё же советские военспецы наряду с вопиющими недостатками отмечали и явные достоинства китайской армии — например, выдающуюся выносливость китайских солдат и храбрость офицерского состава. Комкор Виталий Примаков, воевавший в те годы в Китае, несколько эмоционально писал:

«Китайский солдат выше нашего солдата, он вынослив, не склонен к тому, чтобы роптать, он храбр, у него огромная манёвренная способность. Китайскому солдату прошагать в день пешком 70 километров — нетрудная штука. Вообще это прекрасная в будущем пехота. Наши пехотинцы, которые пришли в полное обалдение от китайской пехоты, пришли к заключению, что это лучшая в мире пехота: может быть, это переоценка. Офицерский состав низовой прекрасный. Он малограмотен и пр., но храбр и не подвергнут, между прочим, панике… Офицер плох тем, что у него совершенно связаны руки. Такого безынициативного офицера, как китайский офицер, вряд ли где-нибудь в мире найдёшь. Он ничего не может сделать сам… Если развязать ему руки, то это будет прекрасный офицер…»

Не менее однозначно высказывался и комбриг Горев:

«Весьма часто к вопросам, связанным с войнами в Китае, относятся чрезвычайно легко. Считается, что вообще в Китае воевать не умеют и что это происходит в результате общей косности командного состава. В действительности это не так…»

Действительно, из-за кризиса государства и общества в тогдашнем Китае было невозможно создать дееспособную военную систему, владеющую технологиями современной войны. Но это не означало принципиальной неспособности китайцев достойно и успешно сражаться, а также строить боеспособную армию. И военные советники, направленные из СССР в Поднебесную, приступили к подготовке на юге страны войск нового типа, разительно отличавшихся от прежних армий «милитаристов-феодалов».

Продолжение следует: