Алжирский поход 1541 года императора Карла: голодное отступление

Свирепый шторм 25 октября 1541 года, погубивший в Алжирской бухте транспортный флот императора Карла, поставил могучее имперское войско на грань катастрофы. Армия осталась без осадной артиллерии и шанцевого инструмента, без пищи, одежды и укрытий. Военный совет постановил отступать к дальней оконечности Алжирской бухты и там грузиться на корабли.

Отступление

Для похода к мысу Матафус вновь построились в баталии. В центр поместили раненых и больных, и две фланговые баталии составили итальянцы и немцы. Ещё одна баталия шла арьергардом, и в неё поставили всех, имевших защитное вооружение и пики — в том числе всех или почти всех бойцов мальтийского отряда; туда же послали самых опытных и умелых стрелков.

Войско отвели от Алжира на три мили вдоль берега и остановили за ручьём Книсс (Уэд-Книсс), всё ещё надеясь провести выгрузку провианта и артиллерии. Сильное волнение на море не дало этого сделать, и армия осталась без пищи, «хоть воды и было предостаточно», а на еду пустили артиллерийских и ездовых лошадей. Как уверяет Сереседа, и император, и гранды, и все прочие «получили там вместо хлеба вдосталь воды, а еды только и было там, что конина, плохо зажаренная и без соли».

Тогда же, 26 октября, завидев отход имперской армии, «мавры осмелели» и, выйдя из города большим отрядом с двумя лёгкими орудиями, заняли «конец горы», чтобы стрелять по проходящим. Тогда Мармолехо, лейтенант у полковника Альваро, взял отрядное знамя и 200 солдат, сбил неприятеля с горы, захватил орудия и возвратился к отряду «безо всяких потерь».

Утром 27 октября вновь двинулись и прошли 5 миль. «Мавры и арабы» не отставали, и Гонзага, командующий арьергардом, приказал отрядам сомкнуть ряды, а испанской пехоте вести ружейный огонь, и, переходя в контратаки, причинил преследующим немало потерь. Дальнейший путь войску преградила главная река этого края Харраш, обычно тихая, но сейчас сильно разлившаяся от дождей и ветрового нагона. Некоторых отважных солдат, решивших попробовать перейти её вброд, унесло течением. Следовало строить мост, а пока был устроен треугольный в плане лагерь, две стороны которого образовывали море и река, а третью сторону — линия арьергарда.

К этому моменту армия была измучена голодом, холодом и трёхдневным дождём; многие падали без сил, и кого не брались тащить товарищи, «оставался на расправу маврам и арабам», идущим следом. Землю так развезло, что идти можно было лишь с большим трудом, «ни лечь, ни даже сесть нельзя было, и кто хотел отдохнуть, втыкал пику в землю и на неё опирался». Волнение моря оставалось таким, что «ни одной лодки нельзя было прислать на берег».

Ранним утром 28 октября император взял полковника де Санде «с его 12 отрядами испанцев», а также немцев и конницу, и направился на морской берег, чтобы собрать все лодки, которые нашлись бы целыми, и все пригодные обломки кораблей, чтобы из них строить наплавной мост. Там же обнаружили денежный ящик императора.

К полудню мост был построен, но стало понятно, что всему войску слишком долго придётся по нему идти. Поэтому Гонзаге приказали 12 отрядов испанцев и ещё немцев, и поискать брода. Корпус Гонзаги ушёл, непрестанно подвергаясь атакам, и действительно обнаружил брод выше по течению. Первыми перешли испанцы, за ними конные копейщики, «какие с ними были», и в арьергарде немцы. Переправа проходила под натиском мавров с обоих берегов, но все атаки удалось отбить. Завершив переправу, Гонзага приказал дать уговорённый сигнал — залп из аркебуз.

Услышав сигнал, император приказал итальянцам с артиллерией переходить мост, а сам перешёл реку верхом по песчаному перекату у устья, между двумя линиями стрелков. Итальянцы, перейдя реку, разобрали за собой мост и тут попали под удар большого отряда мавров, которым удалось отбить у итальянцев пушку. Но уже близко был корпус Гонзаги, догоняющий основные силы, и тот поспешил с частью испанцев на выручку и столь сильно ударил, что и пушку вернул, и мавров заставил отступить. Собственно алжирские войска не пошли за Харраш, и далее имперскую армию преследовала лишь арабская конница, да и та отстала ближе к мысу Матафус.

В тот же день 28 октября армия достигла ручья Хамис, и к вечеру 29 октября, перейдя ручей, достигла развалин античного города и расположилась на отдых. Здесь же собрались остатки флота, где занимались ремонтом кораблей. Ветер притих, хотя волнение и оставалось сильным; с кораблей, кроме провианта, выгрузили немного вина, и через несколько часов «несчастья оказались призабыты». Потери в переходе от мыса Тафур 26–29 октября составили 2000 убитых, умерших и пропавших без вести.

Военный совет

30 октября, пока армия отдыхала, держали военный совет. Против отступления неожиданно выступили граф Алькаудете, капитан-генерал Орана, и не допущенный на совет Кортес. Они предлагали взять Алжир, «пусть только им дозволят кликнуть добровольцев». Кортес знал, сколь много зависит от маленькой, но дисциплинированной и уверенной в себе армии. Алькаудете знал Африку, одержал здесь не одну победу и надеялся, что Хасан-ага и алжирцы поколеблются перед лицом упорства имперской стороны. Многие капитаны с восторгом поддержали это предложение. Хотя «припасы погибли, не было хлеба, мяса и вина», но «солдаты кое-как перебивались на собранных и отнятых у местных изюме, пальмито, а также кореньях, черепахах и улитках, коих было множество… две реки и многие ручьи давали воду». Воевать было можно, на что особо упирал Кортес, не раз бывавший с войском на голодном пайке.

Кроме того, было известно, что на третий день после битвы прибыли послы от князя племени леуго и от имени Ахмеда-бен-эль-Кади, князя племени куко (куку, коукоу), с кем ещё ранее испанцами был заключён договор, и предложили императору «для всей армии и флота мяса и хлеба на 15 дней, лишь бы император вернулся войной к Алжиру»; сам князь вёл 2000 своих горцев.

Однако император князя за дары поблагодарил, но продолжать войну отказался, объясняя, что следовало прийти с тем предложением ранее. Вельможи и военачальники — не без ведома императора Карла, ревновавшего двух своих знаменитых воевод к возможному успеху — подвергли графа Алькаудете и Кортеса остракизму за их неслыханную дерзость искать победы там, где её не добился сам император. Против продолжения кампании высказывались моряки, а Дориа не прекращал настаивать на немедленной посадке войска на корабли: адмирал утверждал, что если император не воспользуется сию минуту богом данным затишьем, чтобы отступить, то сухопутные и морские силы, предоставленные голоду, жажде и ярости врагов, будут потеряны.

Императорской волей, также имея в виду назревающую войну с французским королём, экспедицию решили прекратить.

Погрузка войск

В тот же день 30 октября началась посадка войск на корабли, сначала итальянцев, потом немцев; последними грузили испанцев и мальтийских рыцарей. Места на сократившемся флоте было мало, поэтому оставшихся у армии и на транспортах лошадей перебили и выбросили в море, «чтобы маврам не достались».

2000 испанцев из терций направляли в Ломбардию, в подмогу тем войскам, что уже были в Пьемонте и Милане; для того же отсылали в Геную, Специю и Ливорно итальянцев и немцев. Остальных испанцев из терций, «дабы снять ношу с королевств, кои их кормили» (Неаполя и Сицилии), отправляли на Сардинию, откуда им предстояло направиться, «куда нужно будет». Полковник Альваро де Санде направлялся со своими отрядами в Кальяр (Кальяри, Южная Сардиния); полковник Алонсо Ривас со своими — в Касар (Сассари, Северная Сардиния); полковник Луис Перес де Варгас с тремя отрядами из Боны (Тунис), тремя отрядами из Неаполя и тремя отрядами с Сицилии — в Пьемонт.

Неаполитанская конница возвращалась в Неаполь. Все, кто прибыл из Испании, туда и возвращались. Галеры под началом Дориа — «их у него осталось 11», т.е. в потери засчитаны и другие итальянские — должны были сопроводить императора с испанскими галерами до Балеарских островов, оттуда уйти к каталонскому берегу и вдоль берегов Франции проследовать в Геную.

Император уходит последним

1 ноября ветер зашёл с запада-северо-запада и вновь стал усиливаться. До того полагали, что флоту следует идти совместно, но теперь приказали каждому транспорту уходить по готовности.

Испанские солдаты, лишь половина которых была погружена, начали волноваться, что «император и вельможи уйдут, а их бросят». Узнав об этом, император и Дориа сошли на берег, и император собрал испанских полковников и капитанов и говорил с ними. Он приказал сказать солдатам, что все знают, сколь великие траты понёс император в этой экспедиции, и что он приказал выдать каждому деньги за три месяца, а на Сардинии ждёт их вдосталь мяса и хлеба и вина. Он уверен, что беспорядки устраивают лишь люди плохого достоинства и малой храбрости, а сам он знает, сколь много ему сослужили его испанские солдаты, и среди них он себя чувствует столь безопасно в Берберии, сколь в Вальядолиде. На это солдаты отвечали через командиров, что рады одолеть все тяготы и испытания, лишь бы была исполнена императорская воля. Тогда и император со своим двором погрузился на галеры. В те же дни «приходили 5000 арабов и пытались напасть, но от старых испанских солдат такой получили отпор из аркебуз и пушек», что ушли ни с чем.

В ночь после завершения погрузки войск, т.е., на 2 ноября, западно-северо-западный ветер стал угрожающе крепчать, и залив за мысом Матафус превратился в ловушку — выйти из него и обойти мыс могли теперь далеко не все корабли. Справиться с ветром могли и не все галеры. Орденскую «Капитану», на борту которой был бальи Шиллинг, с перетёртым о камни якорным канатом понесло на берег, но команде удалось удачно поставить парус и с его помощью вывернуться, после чего, обойдя мыс, направиться в Бужи, чтобы спастись — о чём бальи громким криком доложил императору, мимо галеры которого проходила «Капитана». За флагманской последовали три другие орденские галеры; император, стоявший на кормовой площадке своей галеры, приказал князю Дориа, «который тут же был, ничего более не дожидаясь, поднимать паруса и направляться за священным стягом святого Иоанна». Дориа радостно повиновался.

Подняли паруса и остальные галеры, бывшие с императором — всего их было 15. Другие галеры ранее были отправлены сопровождать транспорты в Геную и Специю. Поскольку из залива всё ещё не могли выбраться несколько парусников, им в помощь оставили пять испанских галер, которые 5 ноября, «ничего не в силах сделать», бросили парусники «на милость божию» и ушли в Бужи. Один большой парусник, на котором было 400 человек пехоты, ещё 2 ноября на глазах у всех был снесён ветром на подводные скалы у оконечности мыса Матафус и мгновенно потонул.

Тяжело приходилось и галерам. Орденская «Катаринетта», огибая мыс Матафус, потеряла руль, сорванный ударом волны. Корабль спасли двое моряков, которые, спустившись с кормы на канатах и работая под водой, вставили в опору баллер (ось) запасного руля. Однако злоключения «Катаринетты» на этом не окончились. В порту Бужи, куда она прибыла позже прочих, шквал сорвал её с якоря; при спасении корабля были сломаны 30 вёсел.

Шторм всё усиливался, и многие корабли были снесены с курса и прибывали не туда, куда направлялись. Некоторое число солдат и моряков с кораблей, которые не смогли уйти из залива и не погибли от бури, высадились и вернулись к Алжиру, отбив по пути все атаки арабов, и в Алжире сдались на милость Хасан-аги, который якобы отнёсся к ним милостиво.

Возвращение императора

Утром 4 ноября императорская флотилия пришла в Бужи, где император высадился на берег. Буря продолжалась, и флот нёс новые потери уже в порту. Тот же шквал, что сорвал с якоря орденскую галеру «Катаринетта», снёс на береговые скалы каракку «Форнария» («Форнара») из Генуи, нагруженную продовольствием, что было большой потерей для армии, поскольку продовольствия в Бужи не хватало, и дела не решали ни присылка от князя племени куко, ни помощь местного населения. Выйти в море не давала буря, так что «главным средством было обратиться к богу», и с 11 по 13 ноября каждый день устраивались большие крестные ходы, в которых участвовали все испанцы и император лично, и «каждый исповедовался и богу молился, чтобы позволил поскорее отсюда отправиться».

Немногим евреям, остававшимся в Бужи, устроили погром. Их добро отобрали, священные книги сожгли, а самих изгнали из города, так что им пришлось искать приюта в окрестных поселениях кабилов. Там евреи занялись ювелирным делом.

14 ноября Карл приказал строить в Бужи «треугольный рондель» и достраивать и исправлять другие укрепления, начатые ещё при короле Фердинанде.

Утром 16 ноября из Бужи ушли галеры вице-короля Сицилии и орденская флотилия, которые вместе дошли сначала до Порто-Фарина в Тунисе, где восполнили запасы продовольствия, и далее к Трапани на западной оконечности Сицилии. Там орденская флотилия отделилась и через Мессинский пролив вернулась на Мальту. Утром 17 ноября из Бужи вышла флотилия императора, но 19 ноября она была отброшена назад встречным ветром и вновь двинуться в путь смогла лишь вечером 23 ноября. 26 ноября флотилия остановилась на острове Майорка, 29 ноября — на острове Ибиса, а вечером 1 декабря появилась в виду Картагены. 2 декабря император Карл, слухи о смерти которого уже ходили по Европе, прибыл в Картагену.

Итоги

Получив вести об отступлении императора, султан прислал подарки защитникам Алжира, «столь явно милым аллаху». В самом Алжире чинились бесконечные празднества, указом Хайреддина Хасан-ага был возведён в беи.

Опыт осады 1541 года показал уязвимость Алжира со стороны близлежащих высот, и Хасан заложил на месте имперского лагеря — якобы, прямо там, где стоял шатёр императора Карла — форт Султан-Каласси, позже называвшийся Императорским.

На западе Северной Африки поражение Габсбургов развязало руки османам; теперь они смогли двинуться против кабилийских племён и арабов племени дуаурда (джурда) в Ходна. Князья племён, поддержавших императора, вынуждены были смиренно просить милости.

25 декабря 1541 года из Орана доносили, что турки в Алжире спустили на воду пять имперских галер, выброшенных на берег, из них четыре вполне целые, а пятая лишь немного повреждена; Из воды подняли 60 орудий, из них 20 крупных.

При всей значительности вклада наместника Хасана в поражение императора Карла под Алжиром, какие-то переговоры испанцев с Хасаном велись ещё в 1542 году.

Империи Габсбургов и лично императору Карлу поражение стоило слишком многого. Потери в людях — в боевых столкновениях, кораблекрушениях и в отступлении — исчислялись тысячами, хотя они и не были столь высоки, как это изображали французские источники, сообщавшие о 15 000 погибших. Точный подсчёт затруднён как приблизительностью сведений о первоначальной численности войск и флотских команд, так и практическим отсутствием таких сведений после похода. Чувствительны были потери в кораблях и артиллерии, а также финансовые убытки.

Андреа Дориа, князь мельфийский, был осыпан императорскими милостями — как за верную службу, так и за потерянные им галеры. Ещё 3 ноября, в штормовом море, он был назначен протонотарием Неаполитанского королевства с рентой в 3000 золотых из налоговых сборов, а также получил 13 галер из Барселоны, полностью снаряжённых и не имеющих лишь команд гребцов-невольников. Позднее Дориа получил в подарок городок Турси в Базиликате (Южная Италия).

Фернан Кортес, «принёсший испанской короне больше провинций, чем было в ней городов», так и не смог до самой своей смерти 2 декабря 1547 года вернуть себе императорской милости; не успел он и возвратиться в Мексику.

Стратегически поход на Алжир стал моментом, с которого испанское могущество в Северной Африке неуклонно пошло на убыль. В Западной Европе двойное поражение Габсбургов, в Венгрии и в Африке, обозначило некоторую слабость могущественной династии, которую не преминули заметить постоянные противники — немецкие протестантские князья и французский король Франциск. Видимо, именно Алжир окончательно склонил французского короля к новой войне с императором.