Битва за Диу: «чернота» под стенами крепости

Летом 1538 года гуджаратские войска осадили Диу — порт на западном побережье полуострова Индостан, с 1535 года принадлежавший португальцам. Осада с суши велась не слишком настойчиво: военачальники Гуджаратского султаната ожидали появления османского флота. Наконец, 4 сентября 1538 года корабли Сулейман-паши появились в виду Диу. На следующий день началась высадка войск. Положение португальского гарнизона под началом Антонио Сильвейры резко ухудшилось. Крепость, ранее блокированная с суши гуджаратскими войсками Сафара и Али-хана, теперь попала и в блокаду со стороны моря. Ситуация усложнялась тем, что османский корпус имел с собой сильную осадную артиллерию.

Крепость Диу в 1538 году

Известные описания и изображения Диу зачастую между собой не согласуются. Крепость не раз бывала в осаде, её укрепления разрушались, восстанавливались и перестраивались. Например, изображение крепости Диу в дневниках Кастро, использованное в данной статье, хотя и наиболее близко к событиям, но исполнено по наброску, сделанному 11 марта 1539 года, уже по завершении осады. Многие строения на этом рисунке разрушены или просто отсутствуют. Известная иллюстрация в истории Коррейры выполнена в середине XVI века, уже после осады 1546 года.

В пролив между островом Диу и материком, образованный устьем реки, постоянно попадали наносы, и очертания берегов и отмелей могли не совпадать даже в источниках одного, казалось бы, времени.

В 1536 году крепость построили в три ронделя и две башни (полубашни, cubellas), с двумя большими цистернами для воды. В полубашнях «на земле» были установлены большие пушки, направленные на крепостной ров и на город.

Весной 1538 года в «турецкой слободе» был спешно возведён заречный форт — валы 20 футов ширины (около 6 м) и «прочный каменный дом капитана» с пятью большими пушками и шестью фальконами-камнестрелами. В крепости же соорудили цистерну для воды в 20 ладоней высоты (4,4 м) и такой же ширины, вмещавшую 300 больших бочек (свыше 120 тысяч литров).

Морской форт, расположенный на скалистом островке в проливе, при осмотре его Кастро включал рондель — примерно эллиптический в плане, 19×8 португальских саженей (42×18 м). Толщина его стен составляла восемь ладоней (1,76 м). Со стороны реки от «головы» того ронделя находилась прямоугольная в плане башня (7,5×4 сажени) со стенами дифференцированной толщины — 17 ладоней на восточной (морской) стороне, 12 на углу, обращённому к турецкой слободе, девять на городской стороне и до шести на прочих сторонах. Рондель и башня соединялись 8-ладонными стенами с бойницами. Расстояние от крепости до морского форта соответствовало примерно «выстрелу из ручницы», от морского форта до заречного форта — «дальнему выстрелу из берсо» (лёгкого орудия).

Рондель Сан-Тьяго не упоминается в связи с осадой 1538 года в историях современников Соузы и Коррейры. Возможно, будучи расположенным в труднодоступной для штурмов части полуострова, он не был первоочередной целью союзников.

Приготовления в крепости

Антонио Сильвейра заблаговременно выслал Мигуэля Васа на быстром катаре (catur, от малайского katar — малое парусно-гребное судно, поменьше фусты и побольше баркаса) к оконечности острова в двух лигах (8 км) от города, чтобы тот дождался прихода вражеского флота и принёс о нём точные сведения. Мигуэль Вас, обнаружив приближавшийся флот Сулейман-паши, несколько раз настолько близко подходил к османским кораблям, «чтобы точнее пересчитать», что оттуда его катар «поливали пулями» — впрочем, безрезультатно. Вас «презрительно ускользнул» со своими разведданными в Диу и далее в Гоа.

Ещё раньше из крепости в Чаул и Гоа были отправлены «семьи многих». К 4 сентября в крепости насчитывалось «3 тысяч душ», из них 800 португальцев, 600 «боевой черни» (escrauos homens pêra pelejar — буквально «боевые невольники», видимо, прообраз колониальных войск нового времени), 200 местных каменщиков, плотников, кузнецов и прочих ремесленников, а также множество замужних женщин и детей. В других источниках гарнизон считают в 700 человек португальцев, «из них 200 благородных».

Участки ответственности в крепости остались во многом теми же, что и при летнем наступлении гуджаратцев:

• Антонио де Сильвейра, капитан Диу, осуществлял верховное командование и имел при себе небольшой отряд, в том числе конных;
• на ронделе Сан-Томе начальствовал Гонсало Фалькао. На прилегающем участке стены от того ронделя к малому ронделю у излучины (заводи; cotouello) реки (пролива) находился Франсиско Энрикес, казначей, и Антонио Форейра. Далее на той стене командовал Мануэль де Васконселос, таможенный начальник;
• на малом ронделе (baluarte menor) старшим был Гаспар де Соуза. На стене, которая шла от того ронделя вдоль реки оборону возглавлял Лопо де Соуза Коутиньо. Далее на той стене перед факторией начальником был назначен Антонио да Вейга, фактор. На укреплении Couraça a Payo (букв. «защита прохода») распоряжался Родригес де Араужо, главный судья, а на укреплении Barra (baluarte da Barra — букв. «отмель» или «заграждение») — Франсиско Гоувеа;
• на неприступный участок стены вдоль скалистого берега (costa brava; это, собственно, и есть берег острова, обращённый к открытому морю) были выставлены лишь дозорные;
• укрепление на островке в проливе, образованном устьем реки (оно же «морской» или «речной» форт — baluarte do mar; baluarte do rio), занял отряд в 35 человек с артиллерией под началом Антонио де Соуза;
• заречный форт, известный в источниках как «укрепление в турецкой слободе» (baluarte da villa dos Rumes) или «бастион Гогала (Гогла)» (по позднейшему названию «турецкой слободы») защищал Франсиско Пачеко с отрядом численностью до 80 человек. По некоторым сообщениям, у них имелось четыре орудия;
• защита городской части «реки» (пролива) оказалась невозможной с имеющимися 22 катарами и фустами (catures e fustas), на которых несли службу 300 стрелков. Поэтому суда были собраны в гавань, при них остались только моряки, а стрелки высадились на сушу.

Сильвейра приказал разрушить мост из города в крепость, снять все ворота, а проёмы замуровать, оставив лишь проходы, «достаточные человеку пройти согнувшись». Для приёма грузов, доставляемых морским путём, оставили «малую дверь» с подвешенной верёвочной лестницей на речной стороне укреплений, прикрываемой «морским фортом». Запасы воды в крепость доставляли 300 быков. На четырёх быков приходилась одна большая бочка (1 pipa = 420 л). Все запасы еды и воды, накоплявшиеся ещё с летнего наступления гуджаратцев, находились под личным контролем капитана Сильвейры.

Вообще же португальцы в Диу оказались в весьма неблагоприятных обстоятельствах. Укрепления были сильны, но в крепости отсутствовали собственные источники воды, а соотношение сил, даже без учёта гуджаратцев, складывалось не в пользу европейцев. Османы имели большое число галер с крупнокалиберной артиллерией, а быстрой помощи от индийского губернатора ждать не приходилось, в том числе и по причине погодных условий этой поры года в Индийском океане.

Более того, местные жители относились к португальцам в лучшем случае прохладно. Ещё в августе, при подходе гуджаратского войска, в Диу у португальцев обнаружилось «множество врагов», недовольных тем, что португальцы вывозили всё продовольствие в крепость, и тем, что португальцы закрывали город, а с желающими бежать обходились сурово. И Сильвейра «был вынужден применить крайние меры»: «некоторых (врагов) казнил, а некоторых изгнал, и собрал (португальцев и местных лоялистов) в крепости, всегда (для своих действий) заручаясь единодушным согласием совета капитанов».

Вести о приближении османов были встречены в лагере гуджаратской рати великим празднеством, а «мавры (мусульмане) Диу» также «учинили шум и наших (португальцев) на стенах (крепости) дразнили и над ними насмехались».

Стратегические планы союзников

5 сентября Сулейман-паша высадил в Диу 600–700 янычаров, «хорошо вооружённых луками и ружьями и в блестящих панцирях, дабы устрашить смотрящих на них» португальцев. Подойдя к крепостной стене, янычары открыли огонь, убили шестерых и ранили ещё 20 человек. Однако ответный огонь трёхсот португальских стрелков уложил 50 янычар и многих ранил, а прочих «заставил отступить не столь самонадеянными». Раздражённые этой неудачей янычары оказались страшны и «маврам, которые на них надеялись»: в тот день они учинили в Диу «все бесчинства, какие солдаты учиняют», в том числе «не обошли и губернаторского дворца, забрав из него трёх прекрасных скакунов, все деньги и обстановку».

Однако подавляющее превосходство гуджаратско-османского союза в силах, вооружении и припасах было сильно подорвано коренными несогласиями относительно целей войны и способов их достижения.

Сулейман-паша намеревался устроить в Диу область Османского султаната с собой же во главе — на что, естественно, имел приказание султана. В дальнейшем с этого плацдарма планировалось расширять османские владения и в прочие земли Индии. Эти намерения не были, в общем, большой тайной для индийских владык и, в свете расправы над аденским шейхом, радости у них не вызывали. Письма Сулейман-паши индийским царям с призывами поддержать его священную войну были встречены в лучшем случае уклончиво. В любом случае Сулейман-паша учитывал потенциальную угрозу со стороны португальского наместника, стремился сохранить свои силы и старался действовать руками гуджаратских союзников.

Али-хан (или Алам-хан; португальские истории называют его Алукам или «Обжора» — Lurcão), воевода гуджаратского султана, страстно желал изгнания португальцев, но к османам относился с недоверием. Например, он запретил включать имя османского султана Сулеймана в официальную хутбу (молитву о здравии), читаемую в мечетях Диу. Более того, он фактически исключил из непосредственного участия в осаде возглавляемое им султанское (гуджаратское) войско и передвинул его так, что оно, будто и не враждебное османам, закрыло тем путь вглубь страны.

Сафар, сановник покойного султана Бадура (Сифр-ага у Уайтвэя, Ходжа-Сафар или Коджа-Сафар в португальских источниках), оказался главным местным союзником Сулейман-паши. Но Сафар вообще «желал чего угодно», что позволило бы ему удержать его собственную власть в Диу (а при случае и выкроить для себя здесь отдельное царство). Он всячески поддерживал в Сулейман-паше намерение захватить Диу, убеждая того, что крепость слаба людьми и без труда может быть захвачена, стоит лишь орудиям пробить стену. Из Диу Сулейман-паша сможет подчинить своей воле всё Камбейское царство (Гуджарат), а там и «все мавры Индии» поддержат этот великий почин.

Фактически именно личный корпус Сафара составил основу союзных сил, действовавших против крепости во время осады. Для португальцев же как османские (многонациональные) силы, так и гуджаратские войска — все были «мавры» и «турки» (rumes) и «чернота». Главным своим противником португальцы полагали Сулейман-пашу.

Передышка в Мадрефабаде

6 сентября разразилась сильнейшая буря, причинившая большой ущерб османскому флоту. На следующий день корабли под парусами, держась вне досягаемости выстрелов крепости, ушли на ремонт в Мадрефабад (Мадрафабад, ныне Джафрабад или Джафирабад) — город, расположенный в устье реки Ранай в 5 лигах (21 км) от Диу. Мадрефабад был «портом, более удобным», с глубинами в 2–4 сажени (1 сажень — 2,134 м), но всё равно его доковые возможности были ограниченными, поэтому османам пришлось ремонтировать галеры лишь по четыре единовременно и на каждые четыре тратить по два дня. Однако же им удалось привлечь к работам «множество местных мастеров и работников», так что за сентябрь с ремонтом удалось справиться. Всё это время одна из галер несла дозор в море в двух лигах от устья реки.

В то же самое время решался вопрос о том, каким образом будет поведена атака на крепость. Сафар желал получить в своё распоряжение два десятка «самых быстрых» галер и намеревался с их помощью взять морской форт. После этого крепость лишилась бы прикрытия со своей уязвимой речной стороны, где только и возможно было высаживать войска. Сулейман-паша, однако, отказался разделять флот ввиду возможного прихода сил португальского наместника, так что Сафару пришлось вначале направить удар на заречный форт, прикрывавший морской форт. Его защищал отряд Пачеко.

В Мадрефабаде в помощь войскам Сафара с кораблей были выгружены три тяжёлых орудия («василиски»), которые собирались отправить по суше к Диу. Но из-за плохих дорог на позицию смогли перевезти лишь одно орудие, а два вернули на корабли. Также Сафару ещё до ухода флота на ремонт были приданы некий «турецкий капитан и с ним его люди», фактически — османская сапёрная часть, до тысячи человек.

Появление вице-короля

9 сентября в Гоа пришли катары из Диу с вестями о прибытии и высадке османов и начале осады. В тот же день губернатор Нуньо да Кунья приказал снарядить восемь катаров, на которых в Диу «в завтрашнюю ночь» должны были быть отправлены порох, свинец, фитиль и огневые гранаты (panellas), а также добровольцы из числа португальцев Гоа. Для большей безопасности сообщений с Гоа, как сообщал Сильвейра губернатору, один катар из Диу всегда будет находиться в море невдалеке от крепости, но вне видимости османских галер, а ночью станет нести огонь, открытый лишь в сторону моря, и к такому огню и должны сначала подходить суда из Гоа.

В то время португальский губернатор в Гоа имел под своей командой около 60 парусников, «все большие», 2,5 тысячи солдат и моряков с «превосходным» стрелковым оружием (espingardaria), более тысячи пушкарей, а также хорошо снаряжённых сапёров (genie) и «всего снаряжения в достатке».

Португальские сановники в Индии предполагали, что да Кунья и возглавит собранные по Индии войска и флот «в 100–200 кораблей». Однако 11 сентября в Гоа прибыл, а 12 сентября высадился вновь назначенный португальский вице-король Гарсиа де Норонья. Смещённый да Кунья оказался в немилости и даже не получил казённого транспорта для возвращения в Португалию. По пути на родину он умер, и по его собственному желанию был похоронен в море.

Новый вице-король привёл с собой 11 больших каракк (não — «неф», или каракка). На кораблях находилось две тысячи оружных, из них 800 благородных — «идальго, кавальеро и людей королевского двора». Однако «на всех прочих (людей вице-короля) не набиралось и 500 рейсов жалованья», и вообще моряков и солдат для флота вице-короля собирали, по причине безлюдья Португалии, якобы почти среди отбросов общества: «Безбородые юнцы и люди, ни к чему в мире не годные, и на всех вместе не приходится и одного меча».

Гарсиа де Норонья взялся за организацию отпора османам. Он обнадёживал подданных, что сбор войск и флота не займёт и 20 дней. Первым делом дон Педро де Кастелло Бранко отправился в Кочин за людьми и кораблями. Адмирала португальского флота в Индии (capitão mór do mar) Мартима Афонсо де Соузу сменил сын вице-короля дон Альваро. Сам де Соуза понимал неизбежность своего смещения, но желал чести возглавить передовой отряд флота на своей галере-бастарде с 400 отборными бойцами: он знал, как распознать галеру Сулейман-паши, и надеялся пленить того и послать в дар португальскому королю.

Подготовка португальцев натолкнулась, однако, и на серьёзные препятствия. Для флота не хватало тяжёлых орудий — всего их не набралось и 200 штук. Из-за поспешных сборов ощущалась нехватка в продовольствии. Более того, как полагают многие авторы, де Норонья был «человеком без военных амбиций» и опасался большой ответственности, поэтому на выручку осаждённой крепости не спешил, без конца высылая разведчиков и оттягивая выход под различными предлогами.

Восемь катаров, отправленных ещё губернатором да Кунья, пришли в Диу через два дня, то есть 12–13 сентября. Помимо припасов, они привезли 40 добровольцев, которым Сильвейра даже предложил вернуться в Гоа: все заслуги в грядущей победе над османами, несомненно, будут взяты войском и флотом, а крепости никакой славы не достанется.

Предварительная бомбардировка

По возвращении Сафара в Диу вместе с приданными ему османскими сапёрами и 20 орудиями (в других источниках — четыре больших орудия и четыре бомбарды), в числе которых были бомбарды, сапёры немедленно взялись за устройство позиций для осадных батарей, предназначенных бить по крепости «со всех сторон». Ради этого в Диу разрушили немало домов. Из уже имевшихся на месте орудий союзники начали обстрел крепости и заречного форта и вели обстрел «с большим тщанием». В один из дней «выстрел из большой мортиры» (вероятнее всего, бомбарды-мортиры) убил в форте четверых и 8–10 человек ранил, что «немало устрашило защитников». Крепость отвечала огнём. Один из выстрелов с форта попал по османскому орудию и разбил его, убив при том пятерых и ранив более 20 человек.

Однако Сафар лишь «удвоил» интенсивность огня по форту и по речной стороне крепости. Его защитники были вынуждены заделать ворота глиной и камнями, а сообщение крепости с фортом на несколько дней полностью пресеклось. Когда же Сильвейра послал за вестями в форт Фернана де Мораеша на катаре со снятой мачтой, в пути на судно напали две фусты и «много» альмадий (длинных и узких быстроходных лодок) со «множеством» стрелков. Мораеш же столь искусно отбивался стрельбой и огневыми гранатами, что заставил «мавров» бросить одну повреждённую фусту. Её он и привёл в крепость.

Впрочем, собственно укреплениям крепости этот обстрел вредил мало, поскольку орудия были сравнительно лёгкими. Опаснее для защитников оказались попадания по хранилищам воды, многие из которых были повреждены, а вода потеряна. В одну из ночей, однако, разразилась гроза с таким сильным ливнем, что «к большому неудовольствию мавров» крепостные цистерны наполнились до краёв, и вода заполнила даже ров, в котором вырубали камень для ядер (шириной три португальских сажени и длиной 30 саженей; 1 braça = 2,2 м). Для защиты цистерн Сильвейра приказал построить из дерева и земли внутренние стены в 20 футов ширины — фактически, валы (1 португ. фут = 0,33 м).

После вхождения «мавров» в город Диу Сильвейра дополнительно усилил морской форт 20 людьми в прибавку к тем 25 (или, возможно, 35), что уже были там под началом Антонио де Соузы. «На случай, если того убьют», Сильвейра послал на укрепление ещё и «доброго рыцаря Луиша Родригеша», чтобы важнейший опорный пункт не оставался без командования.

Продолжение следует: Битва за Диу: бомбардировка и инженерная война