Битва за Диу: бомбардировка и инженерная война

После предварительной бомбардировки крепости Диу со стороны города настал черёд османского флота включаться в осаду. Завершив ремонтные работы на кораблях в Мадрефабаде, Сулейман-паша и его военачальники стали стягиваться к португальской крепости. Первым османский удар принял на себя «заречный» форт под командованием Франсиско Пачеко.

Возвращение османского флота

24 сентября к Диу из Мадрефабада вернулся Сулейман-паша. 27 сентября (Коррейра называет 28 сентября, а османские источники — и вовсе 30 сентября) оттуда же возвратились и османские галеры под началом Юсаф-Ахмада, второго по команде. Они медленно прошли под парусами («а на ведущем галиоте паруса выкрашены в белые и красные четверти (…) видимо, то был адмиральский корабль…») в виду крепости и, выйдя на траверз конца отмели (perto da lagea que está na barra), разрядили орудия по форту и отвернули. В крепость попали 30 железных ядер в три ладони в окружности (калибр около 20 см), но погиб лишь один защитник.

В свою очередь, португальцы открыли огонь по галерам: «два василиска, один железный и один бронзовый» с ронделя da Barra под началом Гоувеа и «один василиск и два больших орудия» с ронделя Сан-Томе, которые лично наводил капитан Фалькао. Им приписываются попадания в корму одной из галер, после чего она затонула «с двумястами людьми». Ещё две галеры были поражены и выбросились на берег. В этой перестрелке, однако, взорвались «некоторые» крепостные орудия — якобы потому, что в запасах пороха, захваченных в 1537 году, пушечный порох был смешан с аркебузным. В других историях в ронделе Barra взорвались «оба василиска и ещё другие орудия» из-за превышения допустимого заряда. От взрывов погибли семеро и были ранены 15 человек.

Падение заречного форта

Вскоре прибыл и был установлен на позиции против заречного форта «василиск». 27 сентября на рассвете он и другие орудия («шесть больших орудий», пять из них, видимо, более лёгкие) открыли огонь, который «не смолкал ни днём, ни ночью», о чём «неустанно заботился турецкий капитан». Около 4 часов пополудни было разрушено некое строение, стоявшее близко к валу форта. Его обломки образовали насыпь, по которой на штурм под прикрытием сильного ружейного огня бросились 600–700 «турок» под «большим красным знаменем», которое нёс их командир (alferez).

Штурмующие ворвались на стены и подняли на них три своих знака (guiões). Но после ожесточённого боя, длившегося два часа до захода солнца, португальцы отбросили противников с большими потерями. Ночью Пачеко письменно запросил у Сильвейры или помощи, или разрешения вступить с османами в переговоры о сдаче, поскольку в форте при артобстреле было убито от 10 до 15 португальцев, все оставшиеся в живых имели раны, почти весь порох сгорел, а запасы воды были уничтожены обстрелом. Пушкари не могли стрелять из-за того, что пушки были разбиты.

После не вполне определённого ответа Сильвейры Пачеко начал переговоры и сдался под обещание свободного ухода в крепость. Утром 28 сентября из крепости увидели, что над фортом вместо португальских подняты два белых флага. Капитана морского форта Соузу, посланного Сильвейрой на альмадии (длинной узкой лодке) под белым флагом, чтобы «узнать, в чём дело» (а вернее, повлиять на решение капитана Пачеко), турки не пропустили к форту. Около полудня 28 сентября над заречным фортом поднялось «большое красное знамя с турецкими знаками».

Сдавшиеся же, 64 португальца и «сколько-то невольников», выйдя без оружия и сев в поданные им альмадии, были в нарушение обещания отвезены не в крепость, а в город и там пленены. Сулейман-паша насмешливо заметил, что этим португальцам лучше быть вне крепости, чем внутри неё, где ему их придётся убить.

В позднейших пересказах пишут, что среди солдат форта оказались такие, которые «не согласились» сдаваться, в частности — «старый солдат Жоао Переш». Современник Коррейры описывает этот эпизод несколько иначе. Пятеро португальцев, бывших позади прочих, увидели, что вышедших забирают в плен. Они вернулись в форт, вооружились, сбросили османский и вновь подняли португальский флаг, а затем объявили туркам, что скорее умрут, чем сдадутся людям бесчестным, нарушающим обещание. В бою все пятеро погибли, и османы, отрубив им головы, бросили тела в реку, где течение поднесло их к крепости. Их выловили и похоронили. Тогда же узнали, что среди этих пятерых был последний сын одной из португалок, Барборы Фернандеш, а первый её сын погиб, «когда проходили галеры». Но Фернандеш «не бросила работу (на оборону крепости), которую все (женщины крепости) делали». Над фортом же потом «многие видели пять огненных столпов, которыми Бог указывал другим удел небесный, ждущий мучеников за веру».

Об обстоятельствах сдачи в крепости стало известно лишь на следующий день, 29 сентября. Тогда же в ответ на предложение сдать крепость было написано знаменитое письмо капитана Сильвейры османскому главнокомандующему Сулейман-паше:

«Высокочтимый капитан-паша. Прочёл я твоё письмо, и письмо капитана форта, коего ты захватил вероломством и лживыми словами, кои ты скрепил своею печатью. Как же ты думаешь договориться со мною, коли на глазах моих учиняешь вероломство и обман? Так я тебя ни во что не ставлю, ибо ты как иудей вероломный. Коли тебя оружным увижу, так может, ты мне чем и повредишь, ныне же знаю я, что ты иудей вероломный, и таковы же те были, что Родос и Белград взяли, ибо битвы страшились; а были бы на Родосе таковы рыцари, кои в загоне (curral) сём пребывают, не сомневаюсь, что не был бы взят. И твёрдо знаю, что есть здесь португальцы, привычные многих мавров побивать, а среди них капитан Антонио да Сильвейра, и у него-то есть парочка, да покрепче ядер твоих василисков, и не боится он таких, которые лживы, и иудеи вероломные. Вот пред тобою загон наш, а в нём таковый скот, коего ты уже страшишься и учиняешь договор, дабы вероломство учинить. Да учини я с тобой договор, здесь таковы рыцари, что меня в море сверзят, а защищаться будут. С сим оставайся и не сбегай, коли не хочешь сказывать своему господину, что не смог загона взять; а не шли мне более посланников, ибо приказал я стрелять из пищалей, разве будут то португальцы, коих ты вероломством забрал».

Получив такой ответ, Сулейман-паша был «немало изумлён» и сказал Сафару, что не о таких португальцах тот ему рассказывал, «а Сафар на то смолчал». Немедленно же Сулейман-паша приказал перебить раненых пленных, а прочих отправить на галеры. Ещё позже, на обратном пути в Красное море, османы истребили пленных португальцев с заречного форта, оставив в живых лишь немногих.

Османские батареи

К 4 октября османы установили шесть осадных батарей со следующим общим составом артиллерии в них (по понятиям португальцев):

• 9 «василисков небывалой величины», стрелявших железным ядром в 96–105 аррателей (португальских фунтов, примерно равных испанскому и английскому — 0,45 кг);
• 5 бомбард-камнестрелов (espalhafato), стрелявших каменными ядрами в 5, 6 и 7 ладоней (1 ладонь = 22 см) в окружности (35–50 см диаметра, от 100 до 350 фунтов камня);
• 15 «львов» (возможно, ствол до 65 квинталов, то есть калибром до 65 фунтов железа) и «орлов» (вероятно, длинноствольные камнестрелы, если название означает то же, что у испанцев);
• 80 «эсперов» (возможно, ствол до 25 квинталов, то есть калибр до 25 фунтов), «дикарей» (selvagem), «полу-эсперов» (ствол предположительно 12–15 квинталов) и «фальконов» (4–6 фунтов).

Орудия всё время охраняли и защищали 2 тысячи «турок». Большое внимание они уделили и инженерным заграждениям вокруг позиций артиллерии. Осадные батареи были устроены не далее 150 шагов от крепости (около 250 м; 1 passo geometrico = 5 португальских футов = 1,65 м), а многие орудия (видимо, лёгкие) османы поставили даже ближе 60 шагов (до 100 м).

Те же орудия в источниках с османской стороны (писал венецианский аноним, поэтому и фунты венецианские) названы «кулевринами» в 150 и 100 фунтов, «пассаволантами» в 16 и 12 и «фальконами» в 6 фунтов.

Артиллерией командовали некий «Июк-Фамед» из Александрии и Сафар, «знавший, куда (в крепости) бить». Сулейман-паша осуществлял общее командование с борта галеры и на берег даже не высаживался.

До новейшего времени сохранились по меньшей мере два тяжёлых орудия из этих батарей. Пушка «Лайлам» (или «Найлам», или «пушка Сулеймани») в 1884 году стояла близ мечети в форте Упаркот в индийском Джунагаде. На стволе сделана арабская надпись о том, что изготовил орудие Мухаммед Хамза в царствование султана Сулеймана, царя Аравии и Персии, сына Селим-хана. Длина ствола 5,2 м, диаметр у казны 72,1 см, калибр канала 24,1 см. Ядро было, таким образом, примерно 105 португальских или 150 венецианских малых фунтов (около 45 кг). Это как раз один из «василисков» Сулейман-паши, или большая кулеврина.

Пушка «Чуданал» (или «Каданал») в наше время, по сведениям Видьянагара, находится в юго-восточном углу форта Упаркот в Джунагаде. Её изготовил Али-бин-Хамза, брат Мухаммеда Хамзы. Ствол (очевидно, камнестрельный) длиной 4 м, калибр канала — 35,6 см, вес каменного ядра, окружность которого действительно составит «5 ладоней», можно оценить в 110 португальских или 165 венецианских малых фунтов (около 50 кг).

Бомбардировка и инженерная война

5 октября начался обстрел. Чтобы уменьшить урон в людях, на позициях португальских орудий были устроены щиты-прикрытия из толстых брусов. У османов же такие прикрытия были сделаны сразу. Часовые на стенах следили за ними и давали знать, когда османы эти прикрытия поднимали: за этим следовал выстрел из тяжёлого орудия.

Вначале огонь главных калибров османской артиллерии был направлен следующим образом. По морскому форту стреляли три «василиска» и две бомбарды. Они сбили часть башни и разрушили стену с воротами. «Подобным образом» (возможно, имеется в виду состав орудий) обстреливался малый рондель, где командовал Гаспар де Соуза (он же «бастион Гарсиа де Са»). За пять дней укрепление получило такие повреждения, что «турки могли бы (по обломкам) на стену взойти».

И те действительно пошли на штурм по получившейся насыпи и подняли на стенах два знака. Португальцы их отбросили стрельбой и огневыми гранатами. Тогда турки начали пробивать стены для закладки мин, и четверо стрелков, высланные в ров «посмотреть, что делают мавры», застали за работой шестерых сапёров: двоих убили, остальные смогли убежать. Португальцы пытались активно противостоять попыткам минировать стену, и их вылазки были достаточно успешными. Но вскоре союзники стали прикрывать свои работы огнём, что повлекло неприемлемые при имеющемся соотношении сил потери европейцев. Сильвейра приказал спешно выстроить по периметру полубашни внутреннюю «пизанскую» стену толщиной в 8 ладоней (около 1,7 м) и высотой «человеку по грудь».

Кроме того, Сильвейра, чтобы сберечь людей, приказал разложить большой костёр по верху пролома в стене и держать при этом костре людей день и ночь и подпитывать огонь деревом и маслом, так что «турки не могли ни загасить тот костёр, ни подойти к нему». И «многие дела осады оказались связаны с этим костром»: защитники с помощью длинных крючьев его поддерживали, нападающие с помощью крючьев же пытались его растащить. И «случалось, что два крюка сцеплялись, и начиналась борьба, где противники пытались затащить друг друга в огонь». Вообще же с 10 по 26 октября, под подсчётам Монтейро, на малый рондель были направлены пять значительных штурмов, отражённых с потерями союзников, измеряемыми «в сотнях».

Мина, подводимая под малый рондель, была раскрыта и испорчена, а португальцы не прекращали действенного ружейного огня с фактории, позиций Лопо де Соуза и капитанского двора. Поэтому турки натащили на край рва хлопковых кип и подпёрли их камнями, устроив себе хорошее укрытие от португальских стрелков. После этого они построили щиты, поставленные на колёса, покрытые кожами и с бойницам. Эти щиты османы подкатили ночью к подножию ронделя Сан-Томе и под их прикрытием начали бить минную галерею. Португальцы же применили масло и огневые гранаты, выгнав сапёров под обстрел, так что тем пришлось укрыться за хлопковыми кипами. Тогда Сильвейра отрядил Гаспара де Соузу с 80 бойцами сжечь хлопковое прикрытие и защитить португальских сапёров, которые должны были разрушить «турецкий» подкоп. Это и было исполнено.

К тому времени рондель Сан-Томе был столь серьёзно побит тяжёлой артиллерией, «что ничем туркам не грозил». То же можно сказать и о стене, ведшей к полубашням (cubellos), где были разбиты многие берсо и фальконы, там стоявшие, а также железная пушка, «лучшая в крепости», и камелло, и леао (лев; скорее всего, 65 фунтов калибра). Да и в других частях крепости разбиты были разные орудия. Но Сильвейра объявил, что оно и к лучшему: можно сэкономить порох, который для иного нужен — для огневых гранат и мин.

Османы после приведения к молчанию орудий Сан-Томе и прилегающего участка стены перенесли огонь на стену «морской» (речной) стороны крепости, где стоял камелло Фернана Вельо. «Скоро они побили ту стену до самого моря», перенесли огонь на факторию и на позиции Лопо де Соуза, быстро пробив брешь и там. За брешью защитники выстроили из обломков внутреннюю стену, которая, хотя и прикрывала их от ядер, но была отлогой и открывала возможности для приступа. Эту насыпь Сильвейра приказал одной ночью убрать, пользуясь лишь корзинами и заступами. Португальцы проделали это так, что османы ничего и не заметили. За стеной позиции Лопо де Соуза капитан приказал возвести внутреннюю деревянную, «весьма прочную», стену, стены капитанских домов подпереть брусами, а за стеной у капитанских домов возвести стену в восемь ладоней толщины (около 1,7 м), заполнив землёй пространство в 12 ладоней (около 2,5 м) между ней и крепостной стеной.

Всеми этими инженерными работами занимались невольники и женщины, числом более тысячи, которые способны были из обломков выстроить за полтора дня более 20 шагов (до 35 м) внутренней стены.

Каждый день турки обстреливали церковь, стоявшую на высоком месте, и в конце концов начисто её разрушили. С позиции на морском (речном) берегу они обстреливали морской форт и окоп у «локтя» (излучины пролива) и неоднократно пробивали стену у крепостных ворот. Те бреши капитан со своими людьми лично закрывал деревянными клетями, заполненными землёй и камнями.

Продолжение следует: Битва за Диу: великий штурм