Битва за Диу: великий штурм

При «непрестанном» артобстреле и мелких стычках, среди проломов и подкопов прошли почти три недели под стенами крепости Диу. Грамотные действия военных инженеров, а также успешная оборона португальцами морского форта привели в «великий гнев» Сулейман-пашу, поклявшегося сравнять крепость с землёй. Сделать это должны были три баталии «отборного войска» и блестящий османский флот.

Обещание вице-короля

16 октября «на своём ронделе» Сан-Томе был убит попаданием ядра эспера в голову Гонсало Фалькао, руководивший наводкой огня артиллерии по закрытым целям. Тогда же османский флот, который до того «стоял близ мечети напротив ронделя Диого Лопеша де Секвейра» (рондель Сан-Тьяго в «углу крепости, обращённом к югу»), перешёл и встал в виду крепости, в «заливе, который есть часть турецкой слободы (villa dos Rumes)», чуть далее полулиги от крепости (около 2 км), в место, лучше защищённое от сильных ветров, с лучшей высадкой и близлежащими источниками воды.

Утром следующего дня на укреплениях был тяжело ранен ядром полуэспера в правое плечо и лопатку Лопо де Соуза Коутиньо, автор классической истории этой осады, а с ним ещё три человека. И, как говорил он сам, рассказ его, до того писанный по виденному им самим, после этого дня основан на услышанном и узнанном на больничном ложе. 20 октября командование в «новом» ронделе вместо погибшего в вылазке Гаспара де Соузы было поручено Родриго де Проэнсу.

26 октября осаждающие, обнаружив контрмину против их мины, бросили подкоп и предприняли попытку штурмовать новый рондель «через костёр», используя собственные ручные огневые снаряды (artifícios de fogo). Но после того, как португальцы стянули к месту атаки силы с других позиций, османы отступили, потеряв 40 человек убитыми и многих ранеными. Со стороны португальцев погибло четверо, а 25 человек были ранены и обожжены, в том числе Франсиско де Гоувеа.

27 октября до рассвета в Диу из Гоа пришли четыре катара от вице-короля, на которых прибыли 33 португальца, но никаких припасов. К тому моменту людские потери в крепости составляли более 40 убитыми и более 60 небоеспособными ранеными, не считая потерь в заречном форте. Отправив катары в Гоа ещё до зари, так что «их с османского флота не видели и не сосчитали», Сильвейра приказал устроить шумные торжества, дабы ввести в заблуждение союзников насчёт размера полученной помощи.

У Коррейры приход катаров из Гоа отнесён к 24 октября, и речь идёт о четырёх катарах, о 36 «людях благородных», о восьми больших бочках пороху (1 pipa = 420 л) и о письмах от вице-короля, в которых тот обещал «быть с ними (защитниками Диу)» до конца месяца, так что и сей порох они и истратить не успеют. Залогом этого обещания было прибытие людей с катарами.

Однако Сильвейра, имея в крепости запасы селитры, не прекратил изготовление пороха, чем у него «в отдельной избе» занимался «знающий человек с некоторыми невольниками». Каждый день тот выдавал квинтал (100 фунтов = около 50 кг) грубого пороха, а также умел из него делать порох ружейный. Более того, Сильвейра выслал не только обязательный катар в Гоа с отчётом, но и послал за помощью к наместникам Басайма и Чаула, прося прислать порох, фитиля и корпуса для огневых гранат. События показали его правоту.

Атаки на морской форт

Ещё 26 октября османы усилили обстрел морского форта, спеша захватить укрепление, запиравшее порт для турецкого флота. Это укрепление прикрывало сильно повреждённую «речную сторону» крепости, и оттуда защитники били во фланг атакам союзников из города. Сулейман-пашу уже тогда тревожило усиленное движение португальских катаров, которое могло предвещать появление флота вице-короля.

Первый штурм морского форта состоялся, по сведениям Лопо де Соузы, во вторник 29 октября. Коррейра говорит о «вторнике 27 октября», но в его истории осады вообще нужно уточнять все даты. На рассвете в пролив из города вышли 50 баркасов (barcas) с 700 людьми под началом «Махамуд-киая» (Коррейра называет 26 баркасов (barquinhas), а также несколько мелкосидящих фуст) и «со знамёнами и значками, с великими криками и шумом» направились к морскому форту.

Из крепости десант был взят под обстрел из орудий всех калибров, и два баркаса удалось потопить (у Коррейры три баркаса и фуста). Однако когда корабли достигли острова, крепость была вынуждена перейти на обстрел лишь из лёгких пушек, дабы не повредить форту.

Османы высадились на островок, собрались в выемке, ведущей к воротам, и попытались разбить ворота и ворваться в форт, где немедленно сказалось бы их численное превосходство. Стрелки остались в лодках и прикрывали штурмующих огнём из ружей и луков. Защитники открыли сильный ружейный огонь и метали огневые гранаты и камни, очень скоро сбросив десант в «реку» (в пролив). Коррейра говорит, что при отражении первого штурма гранатами из форта были уничтожены ещё два баркаса.

Узнав об исходе атаки на морской форт, Сулейман-паша «с великим пылом возгласил», что он привёл с собой не воинов, а женщин, и «предложил» Махамуд-киаю, капитану штурмового отряда, повторить атаку.

И действительно, во второй половине дня, с приливом, османы снова атаковали морской форт «на многих баркасах и лодках». «Великой силой» они заняли выемку у ворот и приставили лестницы, к которым прикреплены были два знака (guiões). Коррейра сообщает также, что при втором штурме морского форта в помощь атакующим подошла дюжина галер, половина из которых взяла под обстрел форт, а вторая половина — речную сторону крепости. Защитники же форта перед тем заложили на единственном пути к воротам мины и, забросав атакующих огневыми гранатами, взорвали снаряды. Атакующие понесли потери более сотни человек убитыми и ещё больше обожжёнными. После двух часов боя османы вынуждены были отступить с ещё бо́льшим уроном, чем в первый раз. Махамуд-киая был ранен выстрелом из берсо (орудие калибром до 1 фунта). Потери «турок» в первом штурме де Соуза оценивает в 40 человек убитыми, а потери португальцев в форте якобы составили всего двое убитыми и от пяти до восьми ранеными.

После этого Сулейман-паша «в лютом гневе поклялся», что будет бомбардировать крепость днём и ночью, сровняет её с землёй и всех до одного защитников перебьёт.

Двоих османов с разбитого баркаса взяли в плен люди на альмадии (длинной узкой быстроходной лодке) из крепости. На допросе те показали, что на их стороне за время осады погибло более 600 человек, а более тысячи получили ранения. О намерениях Сулейман-паши и его капитанов они ничего не знали кроме того, что те собрали к крепости всех своих людей и много военного припаса. «После чего, как им стало нечего больше сказать, капитан (Сильвейра) приказал их бросить в море с камнями на шеях».

Со штурмом морского форта связаны рассказы о явлении его защитникам апостола Якова (Сан-Тьяго) в белых доспехах и некой огненной фигуры, шествовавшей во рву крепости, и об иных мистических видениях.

Последние приготовления

В среду 30 октября «турки» ничего не предпринимали, кроме обстрела. Были заново разбиты малый рондель, капитанский двор и стена, защищаемая людьми Лопо де Соузы. После полудня более тысячи человек из войска осаждающих «с собственным флагом» прошли через турецкую слободу к пляжу, где стоял османский флот и погрузились на корабли. Вскоре в море вышли 12 османских галер: «а всё для того, чтобы мы (португальцы) думали, что они прекращают осаду или что готовятся к встрече с (португальским) флотом».

На самом деле 30 октября Сулейман-паша приказал Сафару готовиться к новому штурму и «прислал ему шёлковое знамя и одного из своих воевод с 3 тысячами войска». Эти османы должны были стать передовым отрядом для гуджаратской рати.

Сафар был вполне доволен таким решением, так как надеялся воцариться в захваченной крепости и весьма опасался, что Сулейман-паша убоится вице-короля и уведёт флот в Красное море. Али-хан, заинтересованный не только в поражении, но и в полном уничтожении португальцев в Диу, полагал, со своей стороны, что быстрое взятие крепости позволит ввести флот в реку и противостоять португальскому вице-королю. А уж гуджаратский султан («царь камбейский») сможет вернуть себе Диу.

Итак, на 31 октября намечался «великий штурм». Для него союзники приготовили множество длинных лестниц. Это заметили защитники, и Сильвейра немедленно отправил в Гоа катар с донесением. Катар, придя в Гоа, застал флот вице-короля стоявшим уже 20 дней на месте и дожидавшимся из Кочима 22 корабля дона Педро, которые якобы уже прошли Кананор.

Сильвейра же готовился к отражению штурма. Он особо усилил малый рондель («новый», «локтевой», «Гарсии де Са»; baluarte de cotouello), поставив туда 80 «лучших людей». Чтобы «знать, что собираются делать галеры», он ночью выслал на разведку альмадию (длинное узкое судно, строившееся в Азии и Африке в бассейне Индийского океана). Стража была усилена, и «на стены послано много битого камня», «сам капитан Сильвейра обходил посты и наказывал быть начеку».

В ту же ночь, с 30 на 31 октября, на исходе второй стражи, когда зашла луна, часовые на малом ронделе доложили, что слышат, как «во рву скрытно дерево носят». При свете огневой гранаты открылось множество лестниц, которыми «было выстелено» дно рва, а люди союзников сносили туда всё новые и новые лестницы. Понимая, что атака намечается на капитанский двор и стену при малом ронделе, Сильвейра принял меры, «чтобы от лестниц осаждающим было бы мало толку»: он запретил стрелкам бить в любых врагов, которые не пытаются поднять лестницы, а против проломов и слабых мест приказал поставить «копья и прочее оружие» — видимо, импровизированные испанские рогатки.

Османы же к утру высадили вблизи осадных позиций две тысячи «лучшего войска». На рассвете 31 октября к «углу» крепости подступили три баталии «блестящего люда военного», каждая по тысяче янычар. За ними шло «более 10 тысяч» гуджаратцев Сафара.

Великий штурм

Выпалив разом из всех орудий по тем участкам, где они намеревались прорываться, османы двинули на приступ первую баталию «под боевые кличи и звуки труб и барабанов и под большим красно-белым знаменем». Одни пошли в пролом в малом ронделе, другие — в ров у капитанского двора и стали поднимать лестницы. Стрелки же, выполнявшие приказ Сильвейры, открыли «столь убийственный огонь, что все, пытавшиеся сделать это, были убиты или ранены». Прочие, «видя, что лестница это верная смерть», отвернули к пролому и усилили там атакующих, позволив тем самым защитникам не разделять свои ограниченные силы.

Другие две баталии и гуджаратцы в это время вели сильный ружейный огонь и стреляли из луков столь часто, что стрелы казались наблюдавшему за событиями Лопо де Соузе «огромной стаей птиц». Однако и португальцы ружейной пальбой «показывали маврам святого Якова» (имеется в виду ипостась «Сантьяго-матаморрош», то есть мавробо́ец). Их огневые гранаты падали столь густо, что не нужно было фитиля, потому что предыдущая зажигала следующую.

Таким образом, попытка османов сходу преодолеть внутреннюю стену не удалась. Португальцы, собрав отряд в 25–30 бойцов, стянутых с других позиций, перешли в контратаку против двух сотен османов, скопившихся под началом своего командира («альфереса») на площадке перед внутренней стеной. Союзники, понеся большие потери, попятились, а их командир был убит. «Турки же, увидев гибель командира, числом более десяти бросились к знамени и удержали его, и битва, хоть и до того длилась около часа, разгорелась заново, будто только началась, и с ещё бо́льшим жаром».

Капитан Сильвейра со своим личным отрядом в 40 человек поспешил было на выручку, но сами защитники ронделя от его помощи отказались. Они даже вынудили Сильвейру сойти с укреплений, указывая, что ему, как душе обороны, не следует рисковать собой, сражаясь лично: «пока он жив, они (защитники) не будут побеждены».

Всё это время с морского форта и ронделя Сан-Томе штурмующих на подступах обстреливали из камелете (уменьшенного камелло — длинноствольного камнестрельного орудия) и «попадали каждым выстрелом, ибо всё место было занято врагами». Соуза особо отмечает два пушечных выстрела, «с морского форта из бомбарды и с ронделя Сан-Томе из камелете», которые с разных сторон попали в одно место у подножия малого ронделя и пробили в «толпе турок» полосу уничтожения. Два турецких флага упали, ибо знаменосцы были убиты. И якобы именно после этого удара турки заколебались и начали отступать: «с морского форта сделали по первой османской баталии выстрел из камелло, уложивший двадцатерых, после чего османы не так напирали».

В конце концов первая османская баталия, понеся тяжёлые потери, вынуждена была отступить. На смену ей, а также «ободряясь тем, что среди защитников значительные потери», пришла вторая баталия «под четырьмя знамёнами, два из которых имели у навершия золотые яблоки на белых шнурах, якобы присланные язычникам из Медины». Османы снова заняли пролом и площадку и «даже больше захватили, чем сначала». В некоторых местах они поднялись на стены «с победными криками, слышными во всей крепости».

Португальцы же отбивались огнём и гранатами: «стрелки и промахнуться не могли, столь густо стояли враги, и каждым выстрелом укладывали тех насмерть или тяжело ранили (…) другие метали огневые гранаты и столь опытны были в этом деле, что даже смогли попасть и сжечь некоторые язычницкие знамёна». Всё же по малочислию бойцов Сильвейра отозвал для ликвидации прорыва людей с других позиций. В бой пошли многие невольники, женщины и даже дети.

Именно к штурму 31 октября относятся известные рассказы о героизме португальских женщин. Коррейра пишет, что в этой схватке видели Анну Фернандеш, жену врача, которая с образом Матери Божьей вышла на стены и восклицала: вот наша госпожа идёт нам на помощь, вперёд же, дети Христовы, с нами бог. Слова её были не столько слышны бойцам, сколько те о них догадывались, потому что грохот ружейной стрельбы стоял такой, что человек себя не слышал. Другая женщина, жена Рафаэля Лоуренсо, «крещёного турка», в шлеме и с мечом билась на стенах. Катарина Морейра, в мужской одежде и с копьецом в руках, упала было, поражённая пулей, но «оказалось, что даже не ранена». А ведь, как замечал Коррейра, женщины крепости «не только сражались», но ещё и работали на укреплениях, а также занимались хозяйством и уходом за ранеными.

Известен и рассказ о «солдате, бросающем бочку пороха». Как пишет де Соуза, некто Жоао Родригеш, молодой местный житель, взявши на плечи большой горшок с порохом и вставленным фитилём («а пороха там было на арробу, и, верно, он тот порох раньше припрятал, ибо великий голод был на порох»; 1 арроба или «португальский пуд» = 32 португальских фунта = 15,7 кг) и подойдя к линии защитников, молвил: «Друзья, пропустите, ибо несу на плечах гроб для себя и наших врагов». И, «приблизившись к туркам, метнул изо всех сил горшок, а сам бросился назад, и горшок упал, и порох воспламенился, и 20 турок так убил, а ещё большее число обжёг». В пересказах пудовый снаряд превращается в целую бочку, которую солдат «бросил с силой, приданной душевным порывом», а турок убил целую сотню. Возможно, именно этот рассказ превратился у Коррейры в «бочку пороха, заложенную на подступах к локтевому укреплению и взорванную с уроном для штурмующих более чем в сотню бойцов».

Ещё один солдат, расстреляв все пули, якобы вырвал собственный зуб и, «дабы времени не терять», зарядил им ружьё. Историк XIX века иронично замечал, что этот подвиг ему наверняка облегчила цинга, от которой страдали все защитники.

Около 10 часов дня союзники начали собирать «все свои войска» в виду крепости, и, наконец, вперёд пошла третья османская баталия — «ещё 2 тысячи» (вероятно, преувеличение Коррейры) «под новыми знамёнами и с новыми песнями». Теперь в бой был вынужден вступить и сам капитан со своими людьми. Но поскольку в третьей баталии не было столь отборных людей, как в первых двух, то «бились они не горячо, а тепло, тем более, что видели судьбу первых двух и не много сделали». Отбросить третью баталию защитникам удалось «ещё быстрее, чем первые». «Особый урон наносили османам огневые гранаты, которым те ничего не могли противопоставить». Всего при отражении штурма было истрачено четыре сотни таких гранат.

Османские галеры, которые вызывали наибольшее опасение, показали себя слабо. В какой-то момент 14 галер, «бастард и реале», подошли с моря к заграждению и открыли огонь по крепости из «василисков», «но божьим соизволением ничего нам (португальцам) не сделали». Капитан Гоувеа с укрепления da Barra ответным огнём добился попаданий по двум из них, «побил людей» и заставил галеры отступить.

Общая длительность штурма составила около «четырёх часов», от рассвета (между 6 и 7 часами) до 10–11 часов местного времени. Потери португальцев, в сравнении с османскими, оказались невелики: 15–40 убитых и 150–200 раненых, «не считая невольников и канаресов». Османы же потеряли более 500 (Коррейра утверждает, что до 700) убитыми и более тысячи ранеными.

Продолжение следует: Битва за Диу: финал осады