Битва за Диу: финал осады

В ночь на 1 ноября 1538 года, в канун Дня Всех Святых, положение португальцев в Диу казалось безвыходным, несмотря на то, что они успешно отразили мощный дневной штурм. Вице-король Гарсиа ди Норонья по-прежнему не торопился к ним на выручку, а османы, казалось, готовили к высадке десант для очередного приступа. Португальцы капитана Антонио да Сильвейры, командовавшего защитой, приготовились дорого продать крепость и свои жизни.

Португальская сторона

Ещё во второй половине дня 31 октября тяжёлая артиллерия осаждающих возобновила огонь по крепости. Османские галеры подошли к отлогому берегу материка у турецкой слободы, где всегда брали воду, и вышли штевнями на берег. После этого между городом и галерами, как это виделось защитникам, началось интенсивное движение людей и грузов. Португальцы расценили эти действия как подготовку массированной высадки войск и ещё более мощного всеобщего штурма.

К этому времени лишь 12 португальцев не были ранены, и только 40 защитников крепости были в состоянии сражаться. На боевые посты выставили и женщин, в том числе и затем, чтобы казалось, что защитников больше.

Были истрачены корпуса для огневых гранат, столь действенных в обороне, и почти закончился порох: «для пушек оставалось только то, что в них было (заряжено), а по бочкам не наскрести было и по два фунта, а у стрелков только и оставалось, что в пороховницах, да и те не полные были». Однако же капитан Сильвейра, командовавший обороной, держал ключи от арсенала у себя и сам выдавал каждую меру, так что никто толком и не знал, сколько осталось, и никто не мог выдать эту тайну неприятелю.

Последние три десятка огневых гранат изготовили, «собравши по домам кадочек (panellas), в каких держат еду», и взявши для них пушечного пороху, «которого только и было, что заряженного в бомбарду (espalhafato) и в «дикарь» (selvage) и ещё в две пушки (bombardas)». Велики́ были и другие потери в военных припасах: многие пушки и ружья пришли в негодность, «все копья изломаны и для врагов не опаснее палок».

Ночь прошла в боевых тревогах, но все они были учебными, «чтобы люди не расслабились и не пропустили реальной атаки». Рассказ Коррейры о том, как Сильвейра в тот вечер «ободрил защитников вдохновенной речью и приказал одеться в лучшие одежды и вывесить множество знамён и играть на трубах, рогах и барабанах», кажется в этих обстоятельствах несколько неправдоподобным: заниматься всем этим было некому и некогда. Возможно, описание этих празднеств на самом деле относится к приходу катаров из Гоа в 20-х числах октября, когда Сильвейра хотел ввести в заблуждение осаждающих.

Итак, в ночь на 1 ноября 1538 года португальцы полагали, как пишет Соуза, что следующий день станет для них последним, хотя и были настроены «весьма дорого продать сие поместье».

Союзная сторона

Со второй половины дня 31 октября османы начали отвод своих войск и погрузку их на корабли. При этом они забирали с собой лёгкую артиллерию, оставляя тяжёлую на позициях. На самом деле португальцы из крепости наблюдали погрузку не для десанта, а для отступления. Дело было в том, что неудачи осады, включая 31 октября, окончательно склонили гуджаратцев к прекращению осады, а вскоре и к завершению войны.

Гуджаратские войска, недостаточно снабжённые продовольствием, роптали и желали разойтись по домам. Прежние сомнения вельмож в намерениях османского союзника укрепились осознанием того, что «турки» оказались вовсе не всесильны. Поэтому под предлогом скорого прибытия экспедиции португальского вице-короля гуджаратская знать вынудила Сулейман-пашу снять осаду. Более того, Хаммер полагает, что задержки гуджаратским султаном поставок продовольствия в союзную армию делались «в интересах португальцев» ещё во время осады.

В непростом положении оказались и османы («турки»). Их общие потери, включая «Великий штурм», превысили 1 200 человек убитыми, а почти все оставшиеся были ранены. Траты боеприпасов также оказались чрезвычайно велики́. Время, имевшееся на взятие крепости, истекало, поскольку с такими потерями и расходами османам следовало опасаться даже самой слабой португальской подмоги из Гоа.

Османам не хватало людей, так что им пришлось передать часть артиллерии, а именно тяжёлые пушки, в руки Сафара. Его люди заняли османские позиции, так что ночью в крепости и не заметили ухода османов с осадных батарей. Сулейман-паша всё ещё надеялся спасти тяжёлую артиллерию, и на эти поспешные попытки было потрачено несколько дней.

Минный подкоп

Итак, до утра 1 ноября «ничего не происходило». С утра же «многие люди из города пошли к галерам» и выгрузили на пляж более 20 «лестниц длинных и широких, что лишь четверым поднять», а на концах у них имелись некие «блоки».

И далее весь день вновь «не происходило ничего»: отряды осаждающих не подходили к крепости, однако слышны были удары по камням, которые осаждающие прикрывали интенсивной стрельбой. Ночью Сильвейра выслал разведку в 50 человек под началом Антонио де Вейга. Сопротивления отряд на своём пути не встретил. Некто Мануэль Альвареш, вызвавшийся лично пробраться и разведать, что это за стук, обнаружил минный подкоп, уже до середины углублённый в фундамент, но оставленный без охраны. Немногие «турки», явившиеся на шум, были легко отогнаны. Сильвейра выслал к подкопу каменщиков, которые к утру 2 ноября заделали подкоп глиной и камнями.

Имея в виду сборы османов, это, видимо, была не слишком настойчивая попытка гуджаратских воевод продолжить ранее брошенный османский минный подкоп.

Португальский флот в Гоа

3 ноября в Диу пришли за новостями два катара из эскадры Антонио да Сильвы, состоявшей из 20 фуст, «лучших на вёслах и под парусом», и четырёх катаров. Незадолго до того эскадра отправилась из Гоа к Диу и выжидала у Мадрефабада, «не покажутся ли османские галеры». Сильвейра попросил прислать сотню людей, а также пороха и корпусов гранат. Но сильный ветер снёс посланный катар далеко с курса, и к да Сильве тот не вернулся ещё и через три дня.

Да Сильва имел приказ вице-короля, приготовившего для Диу катары с порохом и прочими припасами, разведать, где находятся османские галеры и не собираются ли они идти на Гоа. Сам же вице-король не спешил на помощь крепости и слал во все стороны катары на разведку. Свои действия он оправдывал такими соображениями: узнай турки, что он ушёл из Гоа, и приди они туда с флотом, что тогда делать, и кто ответит за такую беду перед королём? Также вице-король дожидался дона Педро, который уже дошёл до Батекалы (ныне город Бхаткал близ устья реки Шаравати).

С другой стороны, Сулейман-паша был весьма обеспокоен этими беспрепятственными передвижениями португальских катаров и держал флот в готовности к битве «и днём и ночью».

Через шесть дней после ухода из Гоа отряда Антонио да Сильвы появился наконец отряд дона Педро, «всего» через 20 дней после того, как вице-король пообещал, что тот прибудет «вскоре». В Гоа собрался флот в следующем составе:

• 8 больших нефов (каракк), в их числе флагманская «Тафореа»;
• 13 малых нефов, преимущественно частного владения;
• 14 галеонов, от больших до малых;
• 5 каравелл с латинским и 8 со смешанным (редонда) парусным вооружением;
• 15 переделанных галер и галиотов из числа захваченных в 1537 году в арсенале гуджаратского султана Бадура;
• 13 галер-реале («королевских», больших);
• 1 галера-бастарда («неправильная», увеличенная);
• 11 бергантин (bargantis) с латинскими парусами, «как у галиотов»;
• 2 альбетосы;
• 18 больших фуст;
• 44 катаров (catur) и фустиний (fustinha — «фусточка»).

Всего 152 единицы, не считая 24 кораблей в отряде да Сильвы и одной галеры в Басайме, а также одной фусты, которая в тот момент находилась на пути в Гоа, и ещё нескольких парусников в Басайме и Чауле.

Людей насчитывалось всего 5 тысяч оружных, а также не менее 1,5 тысяч моряков и 3 тысячи «люда индийского». На кораблях стояло четыре сотни больших орудий, а всего орудий, считая с мелкими берсо и фальконами, было до 1 000 единиц.

По другим подсчётам, в Гоа собралось 70–80 кораблей, а по версии Монтейро, до 170 единиц: 17 галеонов, 15 барз (вероятно, имеются в виду каракки), 7 каравелл, 8 обычных галер и 51 лёгкая галера, 42 транспорта и 30 малых судов, на которых в целом находилось 6,5 тысяч португальцев и 1 тысяча «малабарских индийцев».

Сам вице-король собирался идти в море на катаре, обозначенном многими белыми флагами. Адмирал, его сын Альваро, держал флаг на галеоне «Сан-Матеус». Мартим Альфонсо да Соуза на галере-бастарде возглавлял передовой отряд флота, за ним должны были следовать галеры и галиоты, а далее бергантины и большие фусты. Парусники с прямыми парусами были распределены в отряды, идти которым следовало «так, чтобы друг другу не мешали». Отдельный отряд сформировали каравеллы-латины.

Мачты с катаров сняли и погрузили на большие парусники, а сами катары должны были держаться скрытно, но в виду главных сил флота. На них были даны лучшие гребцы, а на каждый катар посажены по шесть португальских стрелков и погружен запас огневых гранат. Замысел был таков: при встрече с османским флотом облегчённые катары будут заходить галерам в корму, выбивать экипаж и поджигать их, а бергантины, хорошо ходящие и под парусом, и на вёслах, должны были их при необходимости поддерживать.

Все эти приготовления и планы, однако, запоздали, хотя и не были вовсе бесполезными.

Отход неприятеля

«В ожидании неминуемого конца» защитники Диу провели ещё несколько дней. К 5 ноября османские галеры оставались выдвинутыми на пляж, в лагере осаждающих по-прежнему наблюдалось оживление, а в проливе — большое движение судов и лодок. Наконец разведчики донесли, что Сулейман-паша грузит войска на корабли и делает это столь поспешно, что бросает тяжёлые пушки. Защитники всё ещё опасались военной хитрости, и «все вышли на стены», в том числе и раненые, «кои ещё могли двигаться», и даже женщин поставили в ряды солдат, «дабы казалось, что тех больше, чем есть на самом деле».

Позже через некоего «грека» португальцы узнали, что османы бросили близ Диу более 500 обожжённых и раненых человек, которым не выдержать было морского перехода, и что Сулейман-паша приказал Сафару каждый день слать разведку к Гоа, дабы знать намерения португальского вице-короля. На случай же внезапного нападения португальского флота Сулейман-паша приказал соединить корабли цепями, выстроив их в линию тылом к берегу с парусниками в середине строя, и отбиваться артиллерией и врукопашную, а в случае неудачи снять войска на берег. Сам же Сулейман-паша разместился на «бергантине, доброй под вёслами и парусами», и держался ближе к открытому морю, чтобы вовремя уйти в случае поражения своих. Если же португальцы не стали бы сражаться на море, а высадили бы войска, то османы имели приказ биться на суше. Флот в таком случае должен был, дождавшись ночи и ветра с берега, прорываться и уходить в Красное море.

На рассвете 6 ноября османские корабли, имея попутный ветер, под парусами вышли в открытое море и, отойдя на лигу (около 4–5 км), дали залп из всех орудий, «чем немало удивили защитников крепости». В ночь на 7 ноября в Диу пришли два катара из Чаула с запасами пороха, свинца и фитиля, а с ними «много» стрелков. Утром португальцы не увидели в море османских галер и поняли, что осада завершена. Сильвейра немедленно выслал катары на разведку к Мангалору и к Ормузу, а также с вестями к да Сильве и к вице-королю в Гоа.

Да Сильва в тот же день пришёл в Диу со своими фустами и сам прибыл с визитом к Сильвейре. Одновременно он выслал катар в Гоа с донесением, в котором приписал заслугу снятия осады своему отряду.

Этот рассказ да Сильвы попал, например, в историю ди Гойша. Тот писал, что на отступление Сулейман-пашу вынудили донесения о приближении передового отряда португальской экспедиции, который шёл по ночам с пушечной пальбой и громкими боевыми кличами, а на каждом корабле были зажжены по четыре факела. Так удалось создать у осаждающих впечатление подхода гораздо более многочисленных сил, чем то было в действительности.

Из города Диу в крепость сообщили, что город пуст и что в нём осталось несколько брошенных орудий, для перевозки которых гуджаратцам не хватило транспорта (османы же в город не входили). Эти орудия Сильвейра предложил да Сильве забрать на его фусты, пообещав помощь из крепости в случае присутствия неприятеля в городе. Опасения же мещан Диу, что да Сильва ограбит город, Сильвейра, заинтересованный в скорейшем восстановлении мира и спокойствия, рассеял: да Сильва лишь присмотрит, чтобы «мавры» не увезли пушки, и даже высаживаться не будет.

Договор с «маврами»

11 ноября 1538 года высланный да Сильвой катар под командой Жерома Боутака принёс из Диу в Гоа вести об отступлении османов. Вице-король ди Норонья приказал расцветить флагами флагманский галеон и бить из всех орудий и устроил торжества, «как будто была выиграна битва, (…) а у многих душа к тому не лежала, из-за великих потерь (…) и сильно кляли вице-короля». Более того, открылось, что да Сильва приписал заслугу отступления османов своему отряду, о чём друзья Сильвейры ему сообщили. Тот же сказал, что да Сильва пусть и бездействовал, но по приказу, и за то Сильвейра на него не в обиде. С другой стороны, да Сильва мог хотя бы не претендовать лукаво на честь и богатую королевскую награду, которых не завоёвывал. Позже Сильвейра писал о том и королю, пытаясь восстановить справедливость, но, как разводит руками современник событий Коррейра, «сие (было) ещё одно великое дело, кое не стало историей».

Португальский вице-король Гарсиа ди Норонья не имел военных амбиций. Прибыв в январе 1539 года в Диу лично, он приказал восстанавливать крепость, а уже 25 февраля заключил с Сафаром и Али-ханом мирный договор. По его условиям восстановление внешних укреплений заречного форта не предусматривалось, а султан Гуджарата получил дозволение отгородить Диу от крепости стеной в четыре локтя высоты (локоть — covado соответствует 0,66 м; возможно, здесь речь идёт даже о португальских саженях, в любом случае стена была не ниже 2,5 м). Одна треть всех доходов с таможни Диу и полей на острове предназначалась португальскому королю. Для выхода любого корабля из портов Гуджарата требовалось разрешение капитана крепости. Португальское присутствие в Индии хоть и поколебалось, но устояло.

Начало: Битва за Диу: город в подарок