Битва за Дунай: Систовская переправа положила начало Русско-турецкой войне 1877–1878 годов

В середине 1870-х годов Османская империя стояла на пороге краха. Многим тогда казалось, что восстания христиан в Боснии и Болгарии ознаменуют собой конец турецкого владычества на Балканах. Русское общество, сочувствовавшее балканским братьям по вере, переживало всплеск панславистских настроений. Когда в 1876 году маленькая Сербия объявила Турции войну, многие офицеры царской армии стали выходить в отставку и отправляться в Белград (славянские комитеты в обеих столицах собирали для них средства). Сербскую армию возглавил русский генерал Михаил Черняев, который, однако, не сумел организовать оборону, и в октябре 1876 года силы под его командованием были разгромлены. Пассивная роль России наносила всё больше вреда русской политике на Балканах и авторитету власти внутри страны. Понимая это, Александр II ультимативно потребовал от Турции заключить перемирие, а 2 ноября 1876 года началась частичная мобилизация русской армии. Война становилась неизбежной.

Подготовка к переправе

Традиционно русско-турецкие войны велись в низовьях Дуная и болотистой Добрудже. Операционная линия русских войск тяготела к Чёрному морю, поскольку морским путём было проще организовать снабжение войск. Однако к 1877 году Черноморский флот ещё не был восстановлен после Крымской войны 1853–1856 годов, и держаться моря не имело смысла. Поэтому перед новой русско-турецкой войной было принято решение перенести боевые действия вглубь Балкан. Этим достигалось несколько преимуществ. Русские войска избегали пребывания в Добрудже с её нездоровым климатом, недостатком качественной питьевой воды и преимущественно мусульманским населением. Главное же заключалось в том, что мощный четырёхугольник турецких крепостей Рущук-Силистрия-Варна-Шумла оставался в стороне от зоны действия русской армии.

Исходя из этих соображений, место для переправы надо было искать в среднем течении Дуная, где-нибудь между Видином и Рущуком. Генерал-лейтенант Николай Обручев, составлявший первоначальный план кампании, писал:

«… мы должны перейти Дунай, так сказать, мгновенно, затем разом очутиться за Балканами, а из укреплённых пунктов брать только то, что безусловно необходимо для ограждения нашего тыла».

План был составлен в духе молниеносной войны, а конечной целью являлся Константинополь. Обручев делал большой акцент на психологический фактор: русская армия, стремительно наступающая на турецкую столицу, должна была заставить султана Абдул-Хамида II выбирать между подписанием мира и гибелью своей империи. Автор плана считал, что главное – действовать быстро и решительно.

Однако Дунай не был рекой, которую легко перейти мгновенно. Низменный румынский берег от возвышенного болгарского отделяло около километра воды. С турецких застав как на ладони было видно, что происходит на противоположном берегу. В марте Дунай разливался, возвращаясь в своё обычное русло к маю. Дополнительные трудности наступавшим создавало довольно быстрое течение.

12 апреля 1877 года император Александр II, прибыв к войскам в Кишинёв, торжественно объявил войну Турции. По согласованию с румынским правительством русская армия перешла границу с Румынией и двинулась к Бухаресту. Почти весь апрель шли дожди, так что военным поход запомнился, главным образом, постоянным чувством голода, сырости и дискомфорта от натёртых ног. Погода явно «воевала» за турок: из-за аномально большого количества осадков вода в Дунае спала только к началу июня, и оборонявшиеся получили дополнительный месяц на подготовку к боевым действиям.

Любопытно, что подготовка русских войск к переправе началась ещё до официального объявления войны. В конце октября 1876 года в Румынию были командированы два флотских офицера – Новосильский и Рогуля – с поручением обследовать берега Дуная на предмет перевозочных средств, приобретения пароходов и возможности ввода в Дунай круглых броненосцев-«поповок». Всю зиму 1876–1877 годов велась подготовка к переправе: закупались и свозились в Кишинёв минные катера, якоря, цепи и канаты; плелись сети против торпед. Весной понтонёры начали упражняться в наведении мостов и гребле на Днестре, кроме того, были высланы офицеры для рекогносцировок берегов Дуная.

Место переправы было избрано в районе деревни Зимница, на противоположном берегу от которой находился болгарский городок Систово, а рядом с ним в глубоком овраге протекал ручей Текир-Дере. Место впадения Текир-Дере в Дунай было удобным для высадки десанта и подъёма на кручи правого берега. Более важным преимуществом являлось то, что именно здесь течение Дуная проходило свою самую южную точку – именно отсюда было ближе всего до Балканских гор. Пока начальники войск и офицеры Генерального штаба скрытно осматривали этот район, русская артиллерия активно обстреливала крепость Никополь, чтобы убедить турок в том, что переправа будет происходить напротив крепости. Истинное место переправы было утверждено только 9 июня на совете в присутствии главнокомандующего Великого князя Николая Николаевича Старшего и генерал-майора Михаила Ивановича Драгомирова, которому поручалось командование операцией. 14-ю дивизию Драгомирова подвели к Зимнице накануне начала операции, скрыв её в оврагах и за домами, чтобы войска не были обнаружены с турецкого берега. Весь район Зимницы был оцеплен, принимались беспрецедентные меры предосторожности.

О планах турок и их численности известно мало. Судя по всему, они растянули свои силы в тонкую линию вдоль Дуная, не имея резерва, который помог бы отразить атаку русских. Непосредственно у места высадки, скорее всего, оказалось около 700 человек, а ещё 3500 турецких солдат находились в лагере недалеко от Систова. Отряд Драгомирова, помимо 14-й дивизии, включал 4-ю стрелковую бригаду генерал-майора Адама Игнатьевича Цвецинского и несколько сотен казаков – всего около 18 000 человек. В последний момент к отряду самовольно примкнули генерал-майор Михаил Дмитриевич Скобелев, изнывавший от скуки в штабе главнокомандующего, и юный Великий князь Николай Николаевич Младший, поступивший в распоряжение Драгомирова по приказу отца.

Переправа

Перед боем Драгомиров произнёс проникновенную речь, окончившуюся словами: «Середины у нас нет и быть не может: мы должны все быть за Дунаем или в Дунае – поняли?» Солдаты ответили привычным «ура!», а их начальник прослезился – для него переправа через Дунай была ещё и личным испытанием. Будучи известным и довольно противоречивым теоретиком в области подготовки войск, в эти дни Драгомиров писал жене:

«Вот я и на Дунае. Чудная река, виды прелестные. Пишу почти накануне великого для меня дня, в котором должно оказаться, чего стою я и моя система образования и воспитания солдата, и стоим ли мы вообще оба, то-есть я и моя система, чего-нибудь. Когда будешь читать это письмо, вопрос уже будет решен в ту или другую сторону. Я здоров, как бык, люди в отряде подобрались хорошие, может, Бог наградит счастьем. До свиданья»

Участники переправы по-разному вспоминали свои ощущения. Командир роты А. Остапов писал, что у многих было перед боем весёлое настроение, а некоторые «принарядились щёголями» и даже надушились. Поручик И. Г. Моторный признавался: «Не знаю, как у кого, но у меня на сердце лежала стопудовая тяжесть. Оно по временам страшно ныло». Глубокой ночью, стараясь соблюдать тишину, войска потянулись к берегу. Приказания отдавались шёпотом. Можно представить чувства бойцов 14-й дивизии, когда прямо перед погрузкой раздался оглушительный грохот. Это загремели колёса повозок, вёзших понтоны к реке. Через затоку Дуная был переброшен небольшой мостик, но доски к нему не прибили. Эти доски стали громыхать под колёсами так сильно, что русские солдаты удивлялись, почему турки не слышат их на другом берегу.

Примерно в час ночи 15 июня операция началась. Количество понтонов не позволяло разом перебросить через реку весь отряд, поэтому он разбивался на семь рейсов. Гребцы должны были проделать расстояние до противоположного берега примерно за час, включая время на погрузку. Ещё час должен был уйти на обратный путь. Успех операции зависел от того, сумеют ли войска, доставленные первым рейсом, закрепиться на плацдарме и удерживать его без поддержки в течение двух часов, пока не придут следующие понтоны.

Первые понтоны относительно благополучно доставили на правый берег Дуная два батальона 53-го Волынского полка – лишь в самый последний момент турки заметили русских и дали несколько выстрелов. На неприятеля бросился ротный командир Александр Фок с горсткой солдат – они перекололи турок около караулки. Во время предвоенной мобилизации многие офицеры 14-й пехотной дивизии были переведены в тыловые службы, и их пришлось заменять кем придётся. Из жандармов в дивизию пришёл капитан Фок, встретивший традиционное армейское недоверие к «голубым мундирам». Однако в бою этот человек доказал, что он не хуже остальных. Первым переправившимся удалось закрепиться на берегу и отбить у турок небольшой «пятачок», простреливаемый насквозь с трёх сторон. Овраг Текир-Дере порос густым кустарником, который ещё более ограничивал русским обзор и возможность сориентироваться в темноте. В суматохе ночного боя люди разбились на случайные группы под предводительством случайных начальников.

В этот момент сыграла свою роль предвоенная подготовка дивизии. Драгомиров воспитывал своих людей в духе инициативности, приучая действовать самостоятельно и не теряться даже в самых сложных обстоятельствах. В подразделениях заранее назначались люди, которые заменят командира в случае его ранения или гибели. Кроме того, солдатам постоянно напоминали о необходимости экономить патроны. Драгомиров повторял: «Хорошему солдату 30 патронов достанет на самое горячее дело». Несмотря на натиск врага, волынцы стойко держали оборону и не терялись в трудной ситуации.

Вторая группа понтонов пересекала Дунай уже под очень плотным ружейным и артиллерийским обстрелом. Начинало светать, и темнота всё меньше служила прикрытием переправлявшимся. Один паром с горными орудиями и лошадьми был подбит снарядом и пошёл ко дну: утонули 3 офицера, 19 нижних чинов, 10 лошадей, а также орудия и зарядные ящики. «Положение наше было отчаянное, – вспоминал один из фельдфебелей 55-го Минского полка, – пулями до того забрасывало, что от брызг не видать было света Божьего. <…> В нашем понтоне воды уже столько набралось, что он начал кружиться, а тут ещё все вёсла – всё перебило пулями, пришлось прикладами грести. Ротный командир приказал вычерпывать воду сапогами, а портянками законопачивать дыры, что мы сделали, и этим спасли себя от гибели. Когда понтон облегчился от воды и перестал кружиться, то мы воротились назад к берегу, на котором садились».

Те, кто достигал противоположного берега, старались поскорее спрыгнуть с понтонов, оказываясь едва ли не по горло в воде. Но самая страшная судьба постигла несколько рот Минского полка. Гребцы, вернувшиеся после первого рейса, не захотели меняться, сославшись на то, что они не устали. Как показали дальнейшие события, это внешне мужественное решение стоило жизни многим людям. Взяв на борт новую «порцию» десанта, гребцы снова налегли на вёсла, но в середине пути стало видно, что они выбились из сил. Понтоны стало относить течением, и они пристали к берегу значительно левее расположения волынцев – прямо перед турецкими позициями. Турки расстреливали русских залпами с близкого расстояния, в результате чего две роты погибли почти полностью. После боя во многих трупах находили по нескольку десятков пуль.

Поручик Иван Моторный должен был разделить судьбу этих людей, но именно на его понтоне гребцы сменились. Благодаря этому понтон меньше сносило течением, и он пристал к берегу значительно дальше от турок. Моторный с небольшой группой солдат бросился на кручу, чтобы выручить минцев. С трудом взобравшись наверх, они оттеснили врага от берега и удерживали этот участок, обеспечив безопасную высадку для других. Интересно, что Драгомиров отмечал молодого поручика и перед войной, доверив ему командовать ротой в обход многих более опытных офицеров.

Понтоны третьего рейса, на одном из которых находился сам Драгомиров со своим штабом, переправились относительно благополучно. Драгомиров, Скобелев и штабные офицеры взяли бой в свои руки и начали накапливать резерв у самого берега. Не имея конных ординарцев, командиры были вынуждены всё время находиться под огнём, так как управление войсками было сильно затруднено из-за пересечённой местности. Тем не менее, в действиях русских войск стало больше осмысленности, и плацдарм стал расширяться во все три стороны от оврага. К 8 часам к месту переправы подошёл русский пароход «Аннет», значительно ускоривший переброску войск через реку. Скобелев предложил Драгомирову применить следующую уловку:

«Михаил Иванович, я хорошо знаю этих азиатов – лишь только начнём отступать, они сейчас вообразят, что нас победили, поэтому давай соберём сюда за кусты ближайшую часть цепи, а остальным прикажи произвести фальшивое отступление вон до тех кустов, что в ста шагах позади нас, и когда турки бросятся за отступающими, мы ударим им во фланг»

Этот приём был успешно осуществлён. Позднее Драгомиров особенно отмечал помощь генерала Скобелева и личный пример, который тот подавал солдатам. Несмотря на это заступничество, после сражения Скобелев был посажен под арест, так как формально его участие в переправе было «самоволкой».

Первое время самый жаркий бой шёл слева от оврага. Однако, прочно закрепившись на болгарском берегу, Драгомиров посчитал необходимым перенести усилия на правый фланг, чтобы выполнить главную задачу: занять Систово и высоты вокруг города. Всё больше русских войск накапливалось на турецком берегу, и в 11 часов командующий операцией приказал 2-й бригаде 14-й дивизии под командованием генерала Михаила Фомича Петрушевского, а также 4-й стрелковой бригаде генерала Цвецинского начать наступление на Систово и Систовские высоты. Турки упорно сопротивлялись, но к трём часа дня русские всё же вошли в город.

Итоги

На первые эшелоны наступавших – главным образом, Волынский и Минский полки – пришлась львиная доля потерь (636 из 748 убитых и раненых). После боя Систово буквально растаскивалось по кусочкам русскими солдатами и болгарским населением, причём мародёрство постепенно перешло в бесцельный вандализм. Русские солдаты ещё долго пребывали в возбуждённом состоянии – сказывалось пережитое. Как это часто бывает после упорного боя, в лагере несколько раз возникали ложные тревоги – солдатам продолжали мерещиться враги. Переполняли эмоции и самого Драгомирова. 20 июня он писал жене:

«Вот уже пятый день в Систове и до сих пор не могу успокоиться; по ночам скверно сплю, слёзы готовы литься каждую минуту. Государь был милостив, выше всякого выражения и всяких заслуг. Раза три или четыре принимались оба плакать, да и было от чего. Наши мальчики оказались пророками, у меня Георгий на шее».

Пока 14-я пехотная дивизия отдыхала после сражения, за дело взялись понтонёры. Течение и ветер задержали строительство переправы – лодки вырывало и уносило вниз по Дунаю. Тем не менее, к вечеру 19 июня понтонёры закончили строительство моста – теперь задача по переброске армии через Дунай была выполнена полностью. Хотя сам Систовский бой прошёл быстро и довольно успешно, много времени русские упустили в ходе подготовки операции и после её завершения. Действовать стремительно, как того требовал план, не получалось.

14-я пехотная дивизия выдержала тяжёлый бой в условиях ограниченной видимости. Ставка на широкое развитие инициативы младших офицеров, которую делал Драгомиров при подготовке части, полностью себя оправдала. В дальнейшем дивизия ещё более укрепила свою боевую репутацию, с честью пройдя тяжёлые бои за Шипкинский перевал.

Во второй половине июня бойцы 14-й дивизии приводили себя в порядок и отдыхали. 22 июня по мосту на правый берег Дуная перешёл передовой отряд, целью которого был быстрый бросок к Тырнову и далее за Балканы. Два других отряда расходились вправо и влево от основных сил для прикрытия флангов. Первоначальный успех вдохновил русских генералов, ожидавших лёгких лавров и не знавших о том, что 1 июля из Видина выступил сильный отряд Османа-паши. 7 июля передовые части Западного отряда столкнулись с силами Османа у Плевны. Начиналась плевненская эпопея…

Продолжение следует: Взятие Горного Дубняка: кровь и слава русской гвардии.