Детектив на Волховском фронте: судьба красноармейца Боева и излишняя беспечность советских солдат

В первые годы Великой Отечественной войны успехи немецких разведгрупп на фронте были острой проблемой для Красной армии. Советское командование понимало, что захваты в плен красноармейцев не только дают противнику новые сведения, но и служат показателем слабости охраны переднего края обороны и говорят о беспечности оборонявших его военнослужащих. Несмотря на ряд директив Генштаба Красной армии и приказы командующих фронтов и армий, устранить недостатки в наблюдении и боевом охранении удавалось не всегда. Примером тому служит захват в плен бойца 998-го стрелкового полка 286-й стрелковой дивизии, произошедший в ночь с 29 на 30 июня 1942 года на Волховском фронте. Командованию 8-й армии пришлось самостоятельно выяснять причину успеха немецкой разведки, так как нижестоящие инстанции расследовали обстоятельства пленения красноармейца спустя рукава. Для получения объективной картины сравним выводы советских штабов с немецкими документами.

«Факты исключительной беспечности и ротозейства»

8 июня 1942 года командующий Ленинградским фронтом (ЛенФ) генерал М.С. Хозин издал приказ №32/361, в котором отметил, что проведённая проверка войск установила факты «исключительной беспечности и ротозейства». Выяснилось, что, несмотря на целый ряд приказов и указаний Военного Совета (ВС) ЛенФ,

«охрана переднего края обороны поставлена плохо, в результате враг безнаказанно проникает в расположение наших частей и даже штабов, наносит удар нашим подразделениям, захватывает и уводит в плен наших бойцов и командиров (…) 26 мая немцы напали на командный пункт 53 стр. бригады 2 Армии, во время перестрелки ранен Нач. Политотдела бригады батальонный комиссар Волченков».

Этот и другие примеры комфронта считал возмутительными фактами притупления бдительности командно-политического состава и отсутствия порядка на переднем крае обороны. Хозин потребовал от ВС армий навести должный порядок на передовой, исключив возможность проникновения немцев в расположение частей и подразделений. Также армейское командование должно было в двухдневный срок расследовать приведённые в приказе факты, наказать виновных «в этих безобразиях» и к 16 июня донести о выполнении приказа и принятых мерах.

Легко сказать, да трудно сделать. Справедливость этой пословицы подтвердила своим примером 8-я армия (А) генерала Ф.Н. Старикова. В 1941 году она входила в состав ЛенФ, но в январе 1942 года полевое управление армии и часть её соединений пересекли Ладожское озеро и вошли в состав Волховского фронта, заняв оборону на рубеже Липка–Вороново–Лодва. К началу лета её части находились на этом же участке фронта.

На приказ Хозина Стариков 23 июня отреагировал своим приказом. Командарм отметил, что передний край обороны 8 А охраняется плохо, из-за чего враг проникает в расположение частей и даже штабов и наносит им ущерб, захватывая в плен бойцов и командиров. Стариков велел командирам соединений проверить службы боевого охранения, караулов и наблюдения, чтобы исключить возможность проникновения врага в расположение частей, и донести о результатах проверки через три дня. Неизвестно, что доложил командир 286-й стрелковой дивизии (сд) полковник Абакумов, но 30 июня его штаб сообщил в штаарм о неприятном инциденте. В ночь с 29 на 30 июня немецкая разведпартия (РП) напала на позиции 998-го полка и захватила в плен красноармейца Боева. Его пленение получило резонанс, повлекший за собой расследование со стороны командования 8 А.

«Бей проклятую немчуру»

В этой истории первоисточником с советской стороны является оперативная сводка штаба 998-го стрелкового полка (сп) № 261, отправленная в штадив в полдень 30 июня. В ней начштаба 998-го сп докладывал, что в 2 часа ночи немцы начали обстреливать позиции 1-го батальона и выпустили до 300 снарядов и мин. После переноса огня на фланги противник предпринял силовую разведку силами 35–40 человек на левом фланге 1-го взвода 2-й роты батальона. В это время немецкие орудия били прямой наводкой по ДЗОТу со станковым пулемётом, причём сооружение пострадало, а пулемёт — нет. Его расчёт был ранен осколками снаряда и выведен из строя. Одновременно был повреждён другой ДЗОТ, который атаковала немецкая разведка. Поднятый по тревоге личный состав 2-й роты сразу занял свои места в окопах, а дальше произошло следующее:

«Находившиеся поблизости (30–40 метров) кр-цы слышали выкрики кр-ца Боева «бей проклятую немчуру», он вёл огонь из винтовки. При последующей проверке установлено, что кр-ца Боева в подразделении нет, а на месте его нахождения во время действий разведки обнаружена винтовка с пробитым осколками прикладом и следы крови на винтовке, так и на земле. При выходе за передний край обороны установлены следы крови и следы помятой травы (тащили волоком). Можно предполагать, что красноармеец Боевы был или тяжело ранен или убит. Потерь противника установить не удалось (…)

Потери в результате огня пр-ка

кр-ц 3 ср Столяров убит

к-ц 1 пульроты Наумов и Булычев ранены

к-ц Боев Абрам Никанорович взят в плен при нападении немецкой разведки».

В тот же день штаб 286-й сд отправил в штаб 8 А два донесения. В них полковник Абакумов на основе данных штаба 998-го сп описал нападение и доложил, что для выяснения подробностей на место происшествия выехали командиры и политработники штадива. Любопытно, что комдив донёс о случившемся в штаарм с большим запозданием, о чём свидетельствует приказ штаба 286-й сд № 1640 от 1 июля:

«Вследствие халатного отношения отдельных начальников штабов к своим служебным обязанностям, штаб дивизии узнаёт об отдельных событиях только через 4–5 часов спустя. Так, в случае с нападением разведки противника на передний край обороны 2 ср 998 сп, который произошёл в 2.15 30.6.42, штаб дивизии узнал только 6.00, да и то далеко не полные данные. Пришлось звонить в части, выяснять, уточнять, терять много времени, а в результате — опоздание информации в штаарм на 10 часов».

Беспокойство штаба 286-й сд по этому поводу было обоснованным, так как уже 2 июля штаб 8 А издал приказ о непредставлении в срок боевых донесений, в котором объявил выговор начштабу 286-й сд подполковнику Алексееву и военкому штаба Носкову.

Но вернёмся к судьбе красноармейца Абрама Боева. Посмотрим, как штаб 286-й сд вёл расследование обстоятельств его пленения и как на его результат отреагировало командование 8 А.

«Немцы — бей сволочей»

Расследованием инцидента занимался первый помощник 1-го отделения штаба 286-й сд старший лейтенант Смелков. Опросив очевидцев, он выяснил, что стоявший на посту Боев в 2:10 заметил приближение вражеской разведки на расстоянии 75–100 м. В момент её броска в траншею боец закричал: «Немцы — бей сволочей», — и начал стрелять. Вместе с ним открыл огонь боец Смирнов. По данным комвзвода Кузьмина, после первого же выстрела упал один из немцев. После выстрелов Боева и Смирнова открыл огонь и станковый пулемёт ДЗОТа на левом фланге 1-го взвода.

Вражеской силовой разведке предшествовала артподготовка: немецкие снаряды ложились на переднем крае обороны 2-й роты 998-го сп у стыка с 994-м сп и в глубине её обороны. Прямым попаданием был повреждён ДЗОТ левого фланга, а находившиеся в нём пулемётчики Булычев и Наумов оказались блокированы после разрушения выхода. При этом они и их пулемёт не пострадали. В это же время немецкие пушки с высоты 52,1 повредили ДЗОТ на правом фланге 1-го взвода той же роты. Оставив обеспечивающую группу у старого хода сообщения траншеи, немецкая РП продолжила действовать двумя группами:

«2. (…) одной группой прямо на ДЗОТ и второй в обход по старому ходу сообщения отрезая ход сообщения идущий на второй рубеж взводной обороны. Всего замечено 30–40 чел. По приближении обе группы забросали ДЗОТ гранатами. Гранаты рвались у амбразур и землёй засыпало глаза обоим кр-цам Булычеву и Наумову в результате чего пулемёт замолчал.

3. На действия охранения кр-цев Боева и Смирнова противник ответил гранатами, в результате чего оба были ранены и винтовки выведены из строя. На винтовке т. Боева обнаружена запёкшаяся кровь и ложа пробита осколками. По данным кр-ца Смирнова — Боев был ранен тяжело. После ранения Боев побежал к ДЗОТу, который от поста находился на расстоянии 20–25 метров, как видно не рассчитывая на то, что группа противника обошла и находится у ДЗОТа. Таким образом, он попал в руки противника и его взяли в плен. По данным командира, который обследовал место на 100 с лишним метров по следам, пройдя 100 метров, его потащили волоком. По следу, где провели, а потом тащили волоком Боева осталась кровь. Кр-ц Смирнов до момента подхода резерва командира батальона в количестве 15 человек остался в траншее».

На вопрос Смелкова, почему наблюдение не заметило подхода врага и несвоевременно открыло огонь, комвзвода Кузьмин ответил:

«Был сильный туман — наблюдать было невозможно и огонь был открыт только когда противник был замечен».

При осмотре Смелковым ДЗОТа на правом фланге 1-го взвода оказалось, что сооружение пробито невзорвавшимся снарядом. Так как пулемёт и его расчёт уцелели, Смелков спросил у пулемётчиков, почему они не стреляли по немцам, когда те ворвались в траншеи, и получил ответ:

«Мы не могли определить, куда стрелять».

Проверяющий пришёл к выводу, что командир пулемётного взвода Базанов не поставил заранее задачу своим подчинённым на такой случай. Любопытно, что именно его Смелков и посчитал главным виновником произошедшего, так как пулемётчики Базанова не смогли вести огонь по немцам ни в момент их приближения, ни во время отхода. Этот факт проверяющий отразил в выводах своего донесения в штаб 286-й сд:

«Из этого видно, что командиром пулемётного взвода т. Базановым задачи на случай активных действий противника пулемётным расчётам поставлена не была, местность вероятных подходов противника, а в особенности в туман пулемётным огнём не прочёсывалась. Приказ по дивизии о том, что командный состав обязан в ночное время бодрствовать обеспечивая жёсткую оборону командиром пулемётного взвода т. Базановым не выполняется. По замеченным недостаткам с целью их устранения даны указания командиру взвода т. Кузьмину и комиссару батальона т. Горкину».

Штаб 286-й сд принял выводы Смелкова и 1 июля отправил отчёт о проведённом расследовании в штаб 8 А. Однако начальник штаба армии генерал Кокорев не оценил попытку штадива сделать из Базанова козла отпущения. Поняв, что в 286-й сд творится что-то неладное, он отправил в 998-й сп своих представителей для выяснения реальных обстоятельств пленения Боева.

«Больше противника никто не видел»

1 июля в 998-й сп прибыли комиссар Волынкин и старший офицер оперативного отдела штаба 8 А Василевский. Опросив свидетелей нападения немцев, они установили, что примерно в 2:30 30 июня Боев, стоявший на посту в траншее на левом флаге 1-го взвода в 25–30 м от пулемётного ДЗОТа, в 15 м слева от себя заметил вражеского солдата и крикнул: «Немцы!». Услышав крик, его напарник Смирнов, находившийся в 8 м от Боева, увидел двух немцев: один стоял возле траншеи, а второй в неё спрыгнул. Примерно в то же время командир пулемётного отделения Петушков по пути к пулемётному ДЗОТу заметил у него одного немца. Сидевший в ДЗОТе пулемётчик Булычев также заметил одного немца. Больше противника никто не видел.

Крикнув «Немцы!», Боев сразу бросил противотанковую гранату, но забыл выдернуть чеку. Смирнов тоже бросил гранату и два раза выстрелил из винтовки, после чего возле него стали рваться вражеские гранаты. Он успел заметить Боева, бежавшего мимо него к пулемётному ДЗОТу. Увидев врага, Петушков выстрелил из винтовки, после чего, по его словам, немец упал в траншею, а сам он побежал за подмогой.

Пулемётчик Наумов, услышав голос Булычева, дал две очереди из пулемёта, но в противоположном направлении. После этого в ДЗОТ попал снаряд, из-за чего обрушился вход и засыпались амбразуры. Оба пулемётчика были легко ранены и больше ничего не смогли сделать.

По показаниям Смирнова, до появления немецкой РП всё было спокойно, но сразу после её обнаружения противник начал артобстрел переднего края и глубины обороны 1-го взвода. Примерно через 10–15 минут после нападения к месту происшествия прибежали командиры и бойцы из резерва командира роты, но никого там не обнаружили. В итоге штабисты армии выяснили:

«Как немцы уходили, уводили-ли или уносили Боева никто не видел, только предполагают, что его тащили раненым».

Также Волынкин и Василевский установили, что никакой сигнализации с постом Боева и Смирнова не было, поэтому командный состав взвода и роты не знал о нападении до начала боя. Кроме того, у бойцов и командиров оказались не сверены часы, поэтому никто не мог сказать, когда именно начался и закончился немецкий обстрел. Все говорили лишь примерное время. Командир роты старший лейтенант Малеев услышал разрывы снарядов в 2:30, побежал к ДЗОТу и приказал вести огонь, но не сказал куда. Командир 1-го взвода Кузьмин через 10 минут после обстрела донёс Малееву, что пять немцев прорвались в тыл, хотя он лично их не видел. В итоге комроты доложил комбату о нападении, после чего поднял свой резерв и побежал во взвод, где обнаружил заваленный ДЗОТ, но немцев и Боева не нашёл.

По завершении расследования представители 8 А сделали следующие выводы:

«1. Наблюдение и служба полевого караула отработаны плохо.

2. Сигнализация не отработана.

3. Командный состав не имеет определённого места откуда должен управлять боем или куда явиться по тревоге, а не находится вне определённого места.

4. Вошло в привычку не придавать значения повышению огневой активности или абсолютного затишья со стороны противника.

5. Бойцы, находясь на посту не подготовленными к решительным действиям при различных вариантах, они знают одно, — наблюдать и не пускать противника, а фактически наблюдения нет и с появлением трёх человек противника проявили растерянность и трусость, кто побежал, а кто начал прятаться.

6. Значения свершившемуся факту, как в батальоне, полку и дивизии — не придали и должным изучением никто не занялся, все верят предположениям командира взвода, который ничего не видел и не знает.

7. Противник мелкой группой 4–5 человек скрытно подошёл к траншее с целью захвата пленного и арт. огонь был дан по сигналу после соприкосновения. Никаких трёх групп в 30–40 чел. не было, если бы были, то забрали бы всех четырёх кр-цев, которые находились на переднем крае взвода».

Таким образом, штаб 8 А пришёл к выводу, что в 998-м сп и 286-й сд действия немецкой РП оценивают гипотетически, не уделяя случившемуся должного внимания. Судьба красноармейца Боева в полку и дивизии особо никого не интересовала: его называли то пленным, то убитым, и никто не знал, что произошло с бойцом на самом деле.

Взгляд с другой стороны

Установить детали нападения вражеской разведки удалось с помощью немецких документов. Оказалось, что в ту ночь позиции 998-го сп атаковала РП 306-го полицейского батальона (пб). Любопытно, что эта часть больше известна в истории войны как карательная: её личный состав участвовал в казнях мирного населения и военнопленных на территории Польши и СССР, а также боролся с партизанами. Но как тогда она оказалась на фронте?

306-й пб был сформирован в октябре 1940 года во Франкфурте-на-Майне на базе учебного пб этого города. Впоследствии он был переброшен в Польшу и использовался в Люблине в качестве охранной части, а также участвовал в депортации евреев в Освенцим и был задействован в карательных акциях против польского населения. Осенью 1941 года 306-й пб участвовал в казни свыше 6000 советских военнопленных из лагерей в Гусинке и Замоше. В начале следующего года его перебросили под Ленинград для борьбы с партизанами. 7 апреля 306-й пб вместе с другими подобными батальонами был подчинён 223-й пехотной дивизии (пд) из 26-го армейского корпуса (ак) вермахта. Она держала оборону против советской 8 А южнее Ладоги. Штаб армии знал о присутствии полицейских частей на передовой, объясняя их появление так:

«Для восстановления своих частей, сильно потрёпанных в зимних боях, противник весной и летом 1942 г. проводил перегруппировку сил, для пополнения части выводились в тактический резерв, оборону временно занимали различные сводные батальоны из обозников, сапёр (…) и временно переброшенные на наше направление 305, 306 и 310 полицейские батальоны».

В самом деле, летом 1942 года указанные пб входили в состав 223-й пд и действовали на направлении Вороново, где оборонялась 286-я сд.

Операция «Текленбург»

Базовым документом в описании действий немецкой разведки у Вороново в ночь с 29 на 30 июня является донесение 385-го пехотного полка (пп) 223-й пд от 1 июля 1942 года. 306-й пб получил от штаба полка приказ провести разведывательную операцию с целью уничтожения советских укреплений и захвата пленных. Учитывая расположение противника и характер местности, командир 306-го пб майор Курнот поручил её проведение командиру 1-й роты гауптману Ландверу, который вскоре представил разработанный им план разведоперации «Текленбург».

28 июня разведывательные дозоры установили, что предусмотренные в плане советские укрепления оставлены красноармейцами. Между тем проведённая 1-й ротой 306-го пб разведка установила гораздо более удобную возможность подхода к укреплениям, занятым крупными советскими силами. Наиболее подходящими для операции представлялись укрепления на дороге Михалево — южная окраина Вороново, так как здесь была возможность достаточно удобного и обещающего успех обхода противника с тыла.

Вечером 29 июня погода и положение противника были весьма благоприятными, поэтому операция состоялась в тот же день. В 22:45 РП из 13 человек под командованием цугвахтмайстера (фельдфебеля) Зегера сосредоточилась на исходной позиции и через 15 минут вышла на задание. Движение разведчиков контролировали артиллеристы и пехота с тяжёлым вооружением. В случае обнаружения РП по сигналу её командира красной ракетой они должны были открыть шквальный огонь по намеченным целям.

Фланговое прикрытие осуществляли:

• Справа: два ручных пулемёта 1-й роты 306-го пб и взвод станковых пулемётов 310-го пб;
• Слева: пять станковых пулемётов 1-й роты 306-го пб с возможностью обстрела вражеских укреплений в Михалево, а также в лесу и кустарнике севернее и северо-восточнее высоты 52,1.

В 0:45 РП находилась примерно в 50 м к юго-востоку от траншеи, выбранной для нападения. Здесь командир группы провёл необходимую подготовку к штурму и детально проинструктировал подчинённых. В 1:10 РП вышла на рубеж атаки отдельных намеченных целей с тыла. Когда группа продвинулась до 20 м, её обнаружил «гарнизон траншеи (2 человека у станкового пулемёта и 2 часовых с винтовками)», встретивший противника огнём стрелкового оружия и гранатами. А дальше произошло следующее:

«В коротком и жёстком рукопашном бою часовые были уничтожены обервахтмайстерами (унтерфельдфебелями — прим. авт.) Ротом и Вайсом. Остальные находившиеся в траншее русские после этого сбежали в большой блиндаж и подняли по тревоге его гарнизон, который также предпринял попытку ручными гранатами отбить атаку немцев. Однако цугвахтмайстер Зегер, цугвахтмайстер Андрэ и обервахтмайстер Финк гранатами и огнём на подавление из пистолетов-пулемётов, а также ручного пулемёта удерживали гарнизон блиндажа до тех пор, пока прикомандированный сапёр ефрейтор Юпп Примас устанавливал свою взрывчатку. В результате взрыва блиндажа и предшествовавшего рукопашного боя весь гарнизон в количестве 10–15 человек был уничтожен.

В это же время другая часть РП гранатами и связками гранат уничтожила ещё 4 менее крупных блиндажа и около 7 огневых точек и ДЗОТов. Судя по величине и конструкции этих укреплений можно предположить, что всего уничтожено 25–30 русских. Кроме того, были уничтожены находившиеся на огневых точках боеприпасы, а также 1 ручной и 1 станковый пулемёт.

После взрыва последнего укрепления двое русских, из них один раненый, попытались скрыться, однако были внезапно атакованы обервахтмайстерами Залманном и Ротом и взяты в плен. Не раненый русский боролся настолько упорно, что вести его с собой могло поставить под удар успех всей операции. Поэтому он был застрелен обервахтмайстером Залманном. Таким образом, ни один русский из этого укреплённого пункта не ушёл. В этот момент (01:17) командир штурмовой группы подал условленный световой сигнал на открытие заградительного огня. Под его прикрытием РП вместе с захваченным пленным оторвалась от противника и кратчайшим путём по открытой местности вернулась к своим позициям. При отходе был легко ранен один человек. Ошеломление противника очень точным заградительным огнём 1-й и 3-й батарей 223-го арт. полка, орудий поддержки пехоты, противотанковых орудий и миномётов по согласованным целям было настолько сильным, что открыть эффективный ответный огонь русские не смогли».

Сравним с противником?

Подробное описание поиска немецкой стороной позволяет сравнить его с советскими документами. Из донесения 385-го пп ясно, что нападение РП продолжалось всего семь минут. Стоявшие на посту Боев и Смирнов заметили немцев и вступили с ними в бой, но их уничтожение в «жёстком рукопашном бою» выглядит преувеличением. После того, как немцы проникли в траншею и стали забрасывать ДЗОТы гранатами, они могли видеть бежавшего Боева. Вероятно, красноармеец был ранен разрывами гранат, а вскоре его схватили разведчики 306-го пб.

Но кто же был вторым советским бойцом, который оказал немцам сопротивление и был застрелен перед отходом РП? Согласно боевому донесению 998-го сп № 261 от 30 июня, убитыми считались Боев и боец 3-й стрелковой роты Столяров. Однако немцы напали на позиции 2-й роты, поэтому маловероятно, что обервахтмайстер Залманн застрелил именно Столярова, хотя исключать такую возможность не стоит.

Немецкие документы очень подробно описывают бой РП в советской траншее, но всё же они грешат преувеличением. В частности, в журнале боевых действий (ЖБД) 223-й пд указано, что РП 306-го пб

«взорвала 5 вражеских блиндажей и 7 ДОТов, уничтожила один станковый пулемёт и взяла одного пленного. Вражеские потери: ок. 30 человек».

Понятно, что советские потери немецкие разведчики оценили условно, засчитав себе уничтожение мнимых гарнизонов ДЗОТов, которых они лично не видели. Кроме того, как установило советское расследование, немцы повредили лишь два сооружения.

Несмотря на указанные расхождения, донесение 385-го пп является более объективным, чем донесения 998-го сп и 286-й сд. Как следует из проверки штабом 8 А, штабы полка и дивизии поверили в выдумки очевидцев событий из 1-го взвода младшего лейтенанта Кузьмина, заявивших, что после артналёта их позиции атаковало несколько немецких групп из 30–40 человек. Документами противника это не подтверждается. РП состояла из 13 человек, а немецкая артиллерия открыла огонь только по сигналу разведчиков при отходе.

Как следует из донесения 385-го пп, РП 306-го пб свою задачу выполнила: вернулась с пленным. Его принадлежность к 998-му сп подтверждается записью в ЖБД 26-го армейского корпуса от 1 июля 1942 года:

«Захваченный 30 июня пленный из 998-го сп 286-й сд рассказал, что политрук на занятиях говорил о переброске новых частей и сильных танковых подразделений для наступления. Также пленный упомянул об участившихся случаях неповиновения красноармейцев приказам командования, вплоть до заявлений о намерениях убийства командиров и политруков».

Хотя в немецких документах фамилия пленного не указывается, остаётся мало сомнений, что им мог быть Абрам Боев. Во-первых, никаких других языков части 223-й пд в ночь с 29 на 30 июня не захватывали. Во-вторых, кроме исчезновения Боева, никаких других пропаж красноармейцев 998-й сп в указанное время не заявлял. Любопытно, что в списке безвозвратных потерь 286-й сд в период с 19 июня по 10 июля Боев отсутствует. Среди 35 погибших человек в нём упоминается лишь Столяров, убитый 30 июня, но Боева нет. Кем считала этого красноармейца советская сторона, неизвестно.

В завершение отметим важную вещь. Случай с пленением Боева вскрыл слабость обороны 8 А. Несмотря на грозные приказы высокого начальства, командование дивизий не приняло жёстких мер, чтобы помешать врагу проникать на позиции и захватывать красноармейцев в плен. Доказательством тому служит вывод командования 385-го пп о причинах успешных действиях РП 306-го пб:

«(…) штурмовая группа под предусмотрительным и хладнокровным командованием цугвахтмайстеров Зегера и Андрэ образцово выполнила свою задачу, в особенности она смогла по открытой, просматриваемой местности выйти врагу в тыл.

Особо необходимо отметить также предусмотрительную и образцовую подготовку операции командиром батальона майором Курнотом и командиром первой роты 306-го пол. бат. капитаном Ландвером, которые доскональной кропотливой работой по организации разведки, точными инструкциями штурмовой группе, тактически правильным использованием имеющихся сил и средств, а также совещаниями с корректировщиками огня обеспечили согласованные действия с 1-й и 3-й батареями 223-го артполка и полевыми орудиями, что стало важнейшей предпосылкой успеха операции».

Из донесения 385-го пп следует, что немцы тщательно готовили разведоперацию. Увы, если сравнить это с выводами штаба 8 А о слабости системы наблюдения и службы полевого караула в 998-м сп, то не приходится удивляться, что вражеская РП смогла выйти в тыл 2-й роте, атаковать её позиции, взять пленного и безнаказанно уйти. А ведь командование 286-й сд, командиры её полков и батальонов должны были действовать согласно директиве № 155274, отправленной Генштабом Красной армии всем фронтам и отдельным армиям 29 мая 1942 года. Один из её пунктов гласил:

«Командирам дивизий и бригад не менее одного раза в неделю лично проверять, как организована служба боевого обеспечения войск, в первую очередь разведка и боевое охранение. От командиров частей (полков, отдельных батальонов) потребовать, чтобы они лично проверяли несение службы боевого охранения не менее двух раз в неделю на важных участках обороны. Заставить командиров подразделений, чтобы они ежедневно проверяли несение службы боевого охранения в пунктах или районах расположения своих подразделений. К этим проверкам привлечь и политический состав частей и подразделений».

Случай с Боевым показывает, что в 8 А к директиве Генштаба отнеслись без должного внимания. К сожалению, такая халатность дала возможность немецкой разведке добиться результата. Из описанного инцидента можно сделать вывод, что командованию Красной армии предстояла ещё большая работа по прививанию своим войскам бдительности на передовой.