Эдвард Хоппер и Джозефин Нивисон: история любви неисправимого эгоиста и никудышной хозяйки

На момент начала отношений с Эдвардом Хоппером в 1923 году Джозефин Нивисон была состоявшейся художницей. Ее работы висели на выставках рядом с картинами Пикассо, Модильяни и Ман Рэя в престижных нью-йоркских галереях. Незадолго до судьбоносной встречи Бруклинский музей пригласил Джо поучаствовать с ее акварелями в очередной выставке — вместе с работами Джорджии О’Киф и Джона Сингера Сарджента. Хоппер тем временем зарабатывал на хлеб работой в рекламных журналах и медленно погружался в депрессию из-за непризнанности и неспособности продать хоть одну картину за десяток лет. Джозефин была первой, кто разглядел в Эдварде будущего гения американской живописи. Желая помочь ему, Нивисон уговорила кураторов выставки Бруклинского музея включить в экспозицию работу Хоппера.

Эта выставка, можно сказать, изменила ход истории. Именно с этого момента начался рост карьеры Эдварда Хоппера. К сожалению, этот же момент стал началом конца карьеры Джозефин Нивисон.

Боевые заслуги

Почти две трети своей жизни Эдвард Хоппер жил и работал в Нью-Йорке, в студии на верхнем этаже здания с видом на Вашингтон-Сквер. Здесь не было ни холодильника, ни туалета, а для обогрева помещения приходилось постоянно носить по лестнице уголь. Но эта квартира идеально подходила для работы: она была очень светлой благодаря световому люку в крыше. Рядом с мольбертом Хоппер поместил зеркало, и, глядя в него, видел соседнюю комнату — почти опустевшую студию Джо. Она наблюдала за ним, пока он наблюдал за ней.

Хотя время от времени Эдвард и Джо отправлялись в творческие путешествия — в Массачусетс, Мэн или Мексику — но большую часть времени они все же проводили в этой маленькой квартире, запертые в четырех стенах, почти не видя других людей и питаясь консервами. Историк искусства Гейл Левин, написавшая 10 книг о Хоппере, говорит: «Они проводили вместе почти 24 часа в сутки семь дней в неделю на протяжении трех лет. Это тяжело для любой пары». В своих многочисленных дневниках помимо подробных описаний творческого процесса Эдварда Джозефин рассказывает о яростных ссорах, порой доходивших до драк. Джо царапала мужа и «кусала до кости», Хоппер давал ей пощечины и бил, оставляя синяки. Домашнее насилие даже стало для супругов предметом сомнительных шуток. На 25-ю годовщину свадьбы Джо сказала мужу, что они оба заслужили собственный «Круа-де-Герр» — награду за боевые заслуги. Эдвард поддержал шутку и сделал герб в форме креста из скалки и половника.

От художницы до музы

До встречи с Эдвардом Хоппером жизнь Джозефин Нивисон была сложной, но всегда насыщенной, и уж точно не скучной. Она родилась в Нью-Йорке 18 марта 1883 года в семье пианиста и учителя музыки. Финансовое положение семьи всегда было тяжелым, и им приходилось часто переезжать. В 1900 году Джозефин поступила в бесплатный педагогический колледж для женщин. Еще во время учебы она начала рисовать, и после выпуска решила получить художественное образование. Зарабатывая на жизнь преподаванием в государственной школе, Джо училась живописи у Роберта Генри в Нью-Йоркской школе искусств. Да и позже поддерживала связь со своим наставником и коллегами, и даже путешествовала вместе с ними в Европу. Параллельно с этим Нивисон играла в постановках небольшого местного театра, а во время летних каникул жила в разных художественных колониях Новой Англии.

В конце Первой Мировой войны Джозефин, желая сменить обстановку и сферу деятельности, безуспешно пыталась устроиться в Красный Крест. В конце концов, ей удалось найти работу в госпитале за границей, но буквально через пару месяцев Джо была вынуждена вернуться на родину с тяжелейшим бронхитом. Когда ее выписали из больницы спустя почти полгода, выяснилось, что Джозефин потеряла свое место преподавателя, а вместе с ним — заработок и жилье. В какой-то момент она оказалась в церкви Вознесения Господня, рыдая на скамье от безысходности, где ее обнаружил старый пономарь и помог ей найти временное пристанище. Только спустя год Совет по образованию снова позволил Джозефин преподавать, и она продолжила учить детей, параллельно делая художественную карьеру.

Нельзя сказать, что после замужества жизнь Джозефин стала скучной и однообразной. Просто в этой жизни не было почти ничего от самой Джо. Вся ее жизнь вращалась только вокруг мужа, его интересов и его карьеры. Она стала главной музой, идейной вдохновительницей, пресловутой «поддержкой и опорой». Ее дневники наполнились рассказами о совместном быте и подробными описаниями работ мужа. Она скрупулезно фиксировала каждую продажу и вела всю его корреспонденцию. Джо писала: «Если может быть место только для одного из нас, то это, несомненно, должен быть он. А я могу быть рада и благодарна за это». Возможно, для многих женщин роль главной (и по сути единственной) музы могла быть предметом гордости. Но Джозефин Нивисон, однажды превратившись в музу, навсегда перестала быть той художницей, чьи картины висели рядом с Пикассо и О’Киф.

Многоликая

Женщина сидит на кровати в потоке солнечного света, льющегося из окна. Другая женщина стоит, прислонившись к стене, в нью-йоркском кинотеатре. Третья сидит за стойкой ночного кафе. Десятки женщин в офисах и квартирах, в разных интерьерах и нарядах. Каждая из них — это Джо Нивисон Хоппер. Актерский опыт помогал ей перевоплощаться, подстраиваясь под идеи мужа. В одном из дневников Джозефин писала, как обожгла ногу о плиту, позируя обнаженной для очередной картины Хоппера, и очень гордилась этим.

Джо придумала названия для многих картин своего мужа, в том числе и для знаменитых «Полуночников». Она сочиняла имена и истории для героев этих работ, и потом они вместе с Эдвардом обсуждали, чем эти вымышленные персонажи могли бы заниматься, их повседневные привычки и предпочтения. Этот союз был важным и ценным для обоих. Именно Джо в самом начале их отношений уговорила Хоппера начать рисовать акварели. За 40 с лишним лет совместной жизни она не раз помогала ему выйти из творческого ступора. Джозефин писала, что в Эдварде очень силен соревновательный дух, и чтобы заставить его писать, ей достаточно было начать собственную картину.

Выйдя замуж за Хоппера, Джо не прекращала писать. Но, по мнению искусствоведов, самыми сильными ее работами все же остались те, которые были написаны до брака. В своих дневниках она жаловалась, что муж не поддерживает ее работу. Хотя некоторые эксперты высказывают предположение, что Джозефин, некогда подававшая большие надежды, просто не обладала достаточным талантом, а ее работы довольно быстро перестали соответствовать духу времени. Конечно, оказывай Эдвард больше поддержки жене, возможно, ей удалось бы развиваться и стать популярной и продаваемой художницей. Однако сейчас ответа на этот вопрос уже не найти.

С тех пор, как Гейл Левин, получившая эксклюзивный доступ к дневникам Джо Хоппер, обнародовала цитаты из них, в арт-мире возникли споры о том, можно ли принимать на веру абсолютно все в этих записях. Барбара Новак, которая была одной из немногих близких подруг семейства Хопперов, заявила, что Джо «видела мир сквозь колючую проволоку обиды. Эти тирады были частью ее эксцентричности. Она была безумна, но восхитительно безумна. Она была блестящей, необыкновенной женщиной, но совершенно без чувства юмора».

Маяк и птица

Несколько лет назад в Художественном центре Эдварда Хоппера в его родном Найаке открылась выставка его карикатур — маленьких карандашных рисунков, созданных в период между 1933 и 1952 годом. Все они посвящены семейной жизни художника и все представляют Джозефин в довольно неприглядном свете. Хоппер рисовал эти обидные картинки, когда Джо выходила из комнаты, и оставлял их на столе, чтобы она увидела их по возвращении. На них Эдвард изображает себя жертвой ее агрессивных нападок, высмеивает ее неумелые попытки вести домашнее хозяйство и ее художественные способности. Конечно, эти карикатуры предвзяты и однобоки — это была своего рода месть немногословного Хоппера своей жене, которая, по его мнению, совершенно не справлялась с этой ролью.

С точки зрения Джо, само собой, все выглядело по-другому. В дневниках она рассказывает, как все ее эмоциональные попытки достучаться до непоколебимого мужа раз за разом оканчивались неудачей. «Его эго настолько непроницаемо! Маяки, которые он рисует, — это автопортреты. Мне всегда было так жалко смотреть на птиц, которые по ночам врезались в маяк в Кейп-Элизабет. И я точно знаю, что они чувствовали».

Одной из причин постоянных ссор в доме Хопперов была их сексуальная жизнь. Когда они поженились, обоим было за сорок, но у замкнутого и застенчивого Эдварда было не слишком много опыта, а у Джо его не было вовсе. Из-за пуританского воспитания они не могли поговорить об этом ни друг с другом, ни тем более с кем-то еще. Джозефин оставалось лишь жаловаться в дневниках на то, что муж в постели заботится только о себе, а она чувствует себя ненормальной, не получая удовольствия.

Хопперы так и не завели собственных детей (возможно, для этого они поженились слишком поздно), и Джо часто называла их общими детьми картины Эдварда. Она писала, что полотно «Нью-йоркский кинотеатр» было встречено галеристом «как новорожденный наследник». Одновременно с этим о собственных работах Джозефин говорила, как о «бедных маленьких мертворожденных младенцах». Одному из музейных кураторов Джо однажды сказала: «Они мне не слишком нравятся. И как грустно, что даже я их отвергаю».

Джозефин завещала все работы мужа и свои собственные Музею Уитни. Но, в отличие от картин прославленного Эдварда Хоппера, работы Джо Хоппер не представляли для кураторов музея никакого интереса и были сосланы в архив. Несколько десятилетий эти картины считались утраченными или уничтоженными, пока в 2000 году их не обнаружила в подвале музея искусствовед Элизабет Томпсон Коллири. Только в XXI веке работы Джо Хоппер наконец снова стали выставляться.

Edward Hopper dans son atelier

Они прожили вместе более 40 лет, их брак был настоящей катастрофой, каждый из них мог уйти в любой момент. Но они были нужны друг другу. Джо писала: «Эд — центр моей вселенной. Какое счастье, что мы есть друг у друга. Мне будет позволено уйти, только когда не станет его». Когда Эдвард умер в мае 1967 года, Джо говорила, что чувствует себя так, будто у нее ампутировали конечность. Она пережила его всего на 10 месяцев. Подруга семьи Барбара Новак говорила: «Мы не знаем, от чего она умерла. Но я думаю, что она умерла от его отсутствия. И он бы умер от ее отсутствия. Это было самое настоящее „помешательство вдвоем“».