Князь Юрий Токмаков: на литовской «украине»

Копившиеся со времён окончания Стародубской войны (1534–1537) противоречия между Москвой и Вильно вылились в 1562 году в новую войну. Упорное нежелание Литвы идти на компромисс, территориальные споры, борьба за ливонское наследство — всё это, да и не только это, привело к тому, что русско-литовское перемирие, исправно продлевавшееся несколько раз в 1540–1550-х годах, закончилось. Раздражённый неуступчивостью литовцев Иван Грозный в марте 1559 года заявил королевским послам, что «перемирия нам прибавливати ныне непригоже, додержим перемирье до сроку по перемирным грамотам; а вперед меж нас Бог разсудит правду и неправду, чьим хотеньем кровь христьянская учнет проливатися…». Срок истекал 25 марта 1562 года. Но ещё задолго до этого, летом 1561 года, с нападения литовских войск на взятый русскими ливонский замок Тарваст де-факто началась очередная русско-литовская война. На несколько последующих лет «литовский фронт» стал главным для Москвы. Проявил себя здесь и уже известный нам воевода Юрий Токмаков.

В Полоцком походе

Осенью 1562 года Иван Грозный начал готовиться к походу на Полоцк — походу, который стал крупнейшим военным предприятием его эпохи. Для участия в этой экспедиции была собрана неслыханная по тем временам сила в 40 000–50 000 «сабель» и «пищалей», не считая обозной прислуги и посохи, расписанных на семь полков с нарядом, который, в свою очередь, был разделён на «лехкой», «середней» и «болшой». В Государевом полку собирался выступить на Литву и наш герой со своими людьми.

«Записная книга Полоцкого похода» — уникальный документ эпохи, своего рода «путевой дневник» предприятия. Согласно этому документу, князь Юрий был назначен головой в Государевом полку, и под ним «ходили», согласно росписи, «стряпчей 1 ч., жилцов 3 ч., выборных 10 ч., дворовых 7 ч., городовых мещан 133 ч.; и всего 150 ч.». Разумеется, вместе с послужильцами детей боярских под началом сотенного головы людей было несколько больше.

Командуя «сотней», наш герой проделал весь трудный путь по зимним дорогам из Можайска до Великих Лук, а оттуда через Невель к Полоцку. На марше из Великих Лук к Невелю Токмаков появился в «Записной книге» во второй раз. 15 января 1563 года он среди прочих голов был послан наводить порядок по дороге и разбирать заторы, которые создали полковые обозы. Спустя две недели, 30 января 1563 года, когда Государев полк вышел непосредственно к Полоцку («от Полотцка города за пять верст»), Иван Грозный отправился на рекогносцировку обозревать город, а Токмаков со своими людьми был отослан «для заставы з ареку за Двину к Борису и Глебу», то есть к полоцкому Борисоглебскому монастырю. Там князь Юрий со своей «сотней» простоял сутки и на следующий день покинул монастырь, поскольку туда прибыл сам царь.

В следующий раз Юрий Токмаков и его «сотня» появляются на страницах «Записной книги» 9 февраля, когда они отправились на передовые позиции под городом «для сторож» — сменить сотенных голов И. Воронцова и В. Карпова. Похоже, князь со своими людьми не участвовал в штурме подожжённого польскими наёмниками по приказу полоцкого воеводы Станислава Довойны Великого посада, а остался оберегать осадные работы. Зато Токмаков принимал выбегавших из горящего города полочан и препровождал их к назначенному для пленников стану в русском лагере. 15 февраля, уже после того, как завершились переговоры о сдаче Полоцка, Токмаков со своей «сотней» снова занял передовые позиции под городом. 19 февраля князь и его люди были поставлены охранять взятых в плен при капитуляции Полоцка польских наёмников.

Как видно, в ходе осады Полоцка Токмакову не довелось стяжать ратной славы — вся она досталась русским пушкарям (Полоцкая осада стала триумфом русской артиллерии) и стрельцам с казаками. Конная же поместная милиция довольствовалась сторожевой службой и фуражировками. Однако, судя по всему, князь Юрий неплохо справлялся с порученной ему рутинной работой. В «Записной книге» под 3 марта отмечено, что, возвращаясь со своим воинством в Москву, Иван Грозный оставил Токмакова первым воеводой в Невеле — важной пограничной крепости на литовской «украине». Нести вместе с ним гарнизонную службу царь оставил детей боярских новгородских «дворовых и городовых 60 человек» из числа тех, кто не участвовал в полоцком походе. Князь на время вернулся к исполнению уже привычных для него обязанностей городового воеводы.

На литовской «украине»

Не прошло и года, как Токмаков стал исполнять обязанности городового воеводы, когда он получил из Москвы, из Разрядного приказа, предписание: присоединиться со своими людьми к рати князя П.И. Шуйского, которая должна была выступить из Полоцка, и соединиться под Оршей с другой ратью — князей В.С. и П.С. Серебряных.

Увы, этот зимний поход, долженствовавший, по первоначальному замыслу, дать московским дипломатам хорошие козыри на переговорах по заключению перемирия, не задался. Пренебрежительное отношение к неприятелю и к разведке, а также своего рода «головокружение от успехов», вызванное недавней победой, сыграли плохую шутку с воеводами. Не доходя до Орши, у местечка Чашники на реке Ула, войска великого литовского гетмана Миколая Радзивилла Рыжего атаковали на марше рать Шуйского и разбили её. Сам большой воевода погиб. В плен попало несколько воевод и начальных людей. Несколько сотен дворян и детей боярских, не считая их послужильцев и обозной прислуги, было убито, попало в плен или пропало без вести.

Князю Юрию, сотенному голове в войске Шуйского (возможно, в Большом полку, под началом самого «болшого» воеводы), повезло: он остался жив и избежал литовского полона. В этом походе Токмаков получил ещё один хороший урок: ни в коем случае нельзя пренебрегать разведкой и организацией сторожевого охранения на марше. И, похоже, этот опыт уже вскоре сильно пригодился нашему «стратилату». Однако это случится позднее. Пока же, после Ульской конфузии 1564 года, Токмаков вернулся обратно в Невель на воеводство.

Его пребывание там продлилось недолго. После обидной неудачи на Уле в Москве поняли, что противника рано списывать со счетов. На западном направлении была сосредоточена серьёзная сила: три рати — вяземская, великолуцкая и калужская — под началом «болших» воевод князей И.Д. Бельского, И.Ф. Мстиславского и В.М. Глинского общей численностью около 25 000–30 000 «сабель» и «пищалей». Вторым воеводой Передового полка великолуцкой рати был назначен герой нашего повествования.

В московской ставке после взятия Полоцка и в особенности после Ульской конфузии решили придерживаться оборонительной стратегии, играя на удержание счёта. Собранные на «литовском фронте» войска не получили активных наступательных задач: они должны были действовать по обстоятельствам, отвечая контрвыпадами на атаки литовцев. Попутно русское командование решило улучшить свои позиции на главном направлении боевых действий — на Полоччине. Объектом его пристального внимания стала литовская пограничная крепость Озерище (современный белорусский посёлок Езерище в Витебской области). Вокруг Озерища летом–осенью 1564 года и развернулись активные боевые действия, в которых отличился Юрий Токмаков, впервые в своей карьере играя самостоятельную роль командовавшего отдельной ратью воеводы.

Осада Озерища

Касаясь важности Озерища, польский историк М. Плевчиньский писал, что «замок этот лежал примерно в 17 км от дороги, соединявшей Великие Луки с Полоцком, и тем самым парализовал важнейшую коммуникацию, связывавшую две этих крепости». Пока в Москве надеялись, что судьбу Полоцкого повета удастся решить посредством дипломатии, Озерище не трогали. Но после того, как переговоры о перемирии завершились неудачей, равно как и зимнее вторжение во владения великого князя литовского, оставлять под властью Сигизмунда эту неожиданно ставшую стратегически важной крепость сочли опасным. И вот московский книжник, составляя официальную летопись деяний своего государя и его воевод, записал:

«Того же месяца Июля в 22 день царев и великого князя воевода князь Юрьи Иванович Токмаков ходил с Невля к Литовъскому городку к Озерищу с конными людми и с пешими да и с судовыми людми, а людей с собою имал в насадех и наряд с собою имал лехкой».

В нашем распоряжении есть две версии последовавших за этим событий: московская и польская. Сравним их и попробуем выяснить, какая представляется более достоверной.

Согласно московской версии, Токмаков, подступив к Озерищу и выгрузив из плоскодонных судов-насад наряд, пехоту и посоху, начал, как тогда говорили, «промышлять» над замком. На всякий случай, если вдруг неприятель решит оказать помощь осаждённым, он обезопасил себя от неожиданного нападения, приказав своим людям «позасечь» все дороги, которые вели к крепости.

Воеводская предосторожность оказалась совсем не лишней. Спустя четыре дня после начала осады сторожи донесли, что со стороны Витебска идёт большая — целых 12 000 конных и пеших воинов — литовская рать и что передовые литовские отряды начали расчищать засеки, прокладывая путь остальным. Не став рисковать драгоценным нарядом, воевода приказал погрузить его обратно на насады и с частью сил отправил водой обратно в Невель. Сам же с конницей и отборной пехотой (возможно, стрельцами) пошёл навстречу неприятелю. По сведениям московского книжника, явно державшего в руках воеводскую «отписку», Токмаков с неприятелем «дело делал», побил литовский авангард и взял полсотни языков, но затем, c приближением главных сил противника, приказал убить взятых пленных и «пришел на Невль здорово».

Польская версия в изложении хрониста Матея Стрыйковского выглядела следующим образом. Узнав о том, что московская 13-тысячная рать осадила Озерище (любопытно отметить, что в переписке великого гетмана Миколая Радзивилла Рыжего с его двоюродным братом, литовским канцлером Миколаем Радзивиллом Чёрным, численность московского войска определяется в 6000), витебский наместник Станислав Пац собрал 2-тысячное войско, состоявшее из местной шляхты, местных же казаков и наёмников витебского гарнизона, и выступил на помощь осаждённой крепости. Подойдя к Озерищу, Пац и его люди сходу атаковали московитов и наголову разбили их, положив на месте 5000 человек, а также взяли неприятельский обоз и артиллерию. Сам московской воевода, Юрий Токмаков, был ранен и едва ушёл от погони.

Нетрудно заметить, что эти версии радикально отличаются друг от друга. Судя по дальнейшим событиям, московская всё же ближе к истине. За исключением, конечно, оценки численности неприятельской рати: у Станислава Паца 12 000 конных и пеших быть не могло ни в коем случае. Впрочем, равно и у Токмакова не было ни тринадцати, ни даже шести тысяч ратников — об этом косвенно свидетельствует тот факт, что его войско не было расписано на полки.

Спустя три месяца в ответ на попытку литовцев взять Полоцк и инспирированный ими набег татар на Рязанщину Иван Грозный отправил на Озерище большую рать во главе с «царем» Симеоном Касаевичем и князем И.И. Пронским Турунтаем. Первым воеводой при наряде, сопровождавшем эту состоявшую из пяти полков рать, был наш герой. Неудачная летняя попытка взять Озерище, видимо, никак не отразилась на его статусе. Как именно проходила осада, увы, неизвестно, но, судя по всему, она была недолгой. Уже 6 ноября, после ожесточённого штурма, упорное сопротивление литовского гарнизона было сломлено, и замок пал. Согласно воеводской «отписке», «город и до основания выгорел, а дворы господские и посадские и острожные все выжгли» и «никаков человек из города не утек», а «державу озерицкого пана Мартина Островицского со многими королевскими дворяны и Ляхов и дрябей и земских людей многих поимали».

После взятия города первым воеводой в нём был оставлен Юрий Токмаков — приводить его в порядок и готовить к обороне на случай, если неприятель попробует взять реванш. Вряд ли это назначение было случайным, ведь в предыдущих походах и боях князь зарекомендовал себя как опытный, исполнительный и осторожный воевода. Ну а воеводствование в городах на крымской «украине» дало ему бесценный опыт и знания в области «малой» войны, фортификации, применения артиллерии и, естественно, разведки.

Тот факт, что именно князь Юрий был оставлен на воеводствование в Озерище, этой стратегически важной крепости, косвенно говорило, с одной стороны, о том доверии, которое к нему испытывал Иван Грозный, а с другой — о той огромной ответственности, что легла на плечи городового воеводы. Малейший недосмотр с его стороны, оплошность и проявленная нераспорядительность, из-за чего противник сумел бы взять Озерище обратно — и не сносить воеводе головы. Царь Иван был щедр на награды верным своим слугам, но и скор на расправу, если они исполняли свой долг перед государем ненадлежащим образом. И ещё один любопытный момент, связанный с пребыванием князя Токмакова на должности озерищенского воеводы. В 220-м ящике царского архива хранились присланные воеводой в Москву чертежи Озерища и «список Озерищского рубежа», составленные, очевидно, при его непосредственном участии и под его контролем.

История с Копьём

Полоцкое взятье и события вокруг Озерища ознаменовали новый этап в карьере князя Юрия. Однако пик его военной славы и удачи был ещё впереди.

Отбыв свой срок в Озерище и приведя крепость в порядок, пережив при этом мор, прокатившийся по русскому северо-западу и затронувший Озерище, князь недолго оставался без работы. В полковой росписи 7075 (1566/67) года мы видим Токмакова воеводой Передового полка «лехкой» трёхполковой, то есть на три воеводы, рати, что должна была встать в Великих Луках в ожидании вестей с литовского рубежа. Похоже, к этому времени князь прославился по «ту» сторону линии «фронта». Во всяком случае, он стал центральной фигурой сообщения витебского наместника Паца ротмистрам М. Яцыничу и М. Курцевичу от 13 июля 1567 года. Ротмистры со своими ротами стояли на Сорице (современная деревня Соржица) западнее Витебска, где литовское командование планировало возвести замок. По словам выбежавшего из московского плена некоего Игната Ивановича, князь Юрий «горлом подказал» изгнать литовцев с Сорицы и с семьюстами стрельцами, шестьюдесятью большими, десятью «менейшими» «делами» (пушками) и «великим людом» выступил из Полоцка до Улы, а оттуда намерен идти к Сорице. А ещё 20 000 детей боярских и 20 000 татар собрались в Смоленске и готовы выступить на помощь Токмакову, продолжал Игнат. Посему, писал Пац ротмистрам, удвойте бдительность и непременно оповестите и меня, и гетмана о появлении неприятеля.

И ведь прав оказался Игнат Иванович. Токмаков действительно выступил, но только не на восток от Полоцка, а на юг. Как писал московский книжник, в августе 1567 года «повелением государя царя и великого князя Ивана Васильевича всея Русии поставлен бысть в его государеве вотчине в Полотцком повете за Двиною-рекою, к Виленскому рубежу, на озере на Суше на острову город».

По царскому повелению новая крепость, которую от Полоцка отделяло 70 вёрст (около 75 км), от литовского Лукомля — 20 (21,3 км), а от литовского же Лепеля — 35 (37 км), была названа Копьём. Другое её название — Суша. Ставил новый город наш герой, который «пришед на то место безвестно, и сел на острове со всеми людми, и наряд и лес городовой и запасы свои перепровадил на остров; и город поставил вскоре городовыми людми, которыми тут годовати, и посошными людми, и по государьскому приказу укрепил». Несколько диссонирует с этой благостной картиной известие из псковской летописи:

«Которыя люди московскиа присланы на блюдение делавцов, князь Петр Серебряных да князь Василей Дмитреевич Палицкого, и литовскиа люди пригнав изгоном, на зори, да многих прибили, и князя Василья Палицких убили, а князь Петр Серебряных убегл в Полоцко».

Источники же с «той» стороны более словоохотливы. Однако не будем забывать о «доброй» традиции литовцев и поляков доводить до абсурда оценки численности противостоявших им русских ратей и превращать даже самую незначительную стычку в героическую победу на московитскими варварами.

В конце июля 1567 года король Сигизмунд II Август поздравил исполнявшего обязанности польного гетмана литовского князя Романа Сангушко с одержанной над московитами победой. Из этого и последующих королевских посланий, а также из польских хроник вырисовывается отличная от московско-псковской версия событий вокруг Суши-Копья. Началось всё с того, что литовские «шпегки» сообщили Сангушко, что московское войско покинуло Полоцк и «положили ся на Урочищи Суши, хотечи там замок будовати». Спешно собрав людей и взяв с собой небольшой наряд (всего в распоряжении князя были почты гетмана и его собственный, пять конных рот — 1350 всадников и две или три роты драбов общим числом 400 пехотинцев и 150 казаков), Сангушко 20 июля выступил из Чашников навстречу русским. В ночь с 24 на 25 июля браславский воевода и его люди разбили передовую русскую сторожу в 100 коней. На рассвете, расчистив засеки, устроенные противником на лесной дороге, литовцы в 5 верстах (чуть более 5 км) от Суши внезапно атаковали спящих русских (а было их, согласно королевским письмам, целых 17 000 воинов) и без труда опрокинули их.

Если верить польским хроникам и письмам Сигизмунда, успех Сангушко был полным. Князь Пётр Серебряный был ранен и едва ушёл в Полоцк. Другой воевода, князь Василий Палецкий, был ранен, взят в плен и там скончался. Погиб и татарский военачальник Амурат. Как писал Матей Стрыйковский, из московитов «мало кто убег», тогда как литовцы потеряли всего 12 человек убитыми и 30 ранеными. По словам Сигизмунда, воины Сангушко «увесь обоз неприятелский з наметы, кони, зброи, золото, серебро и зо всею их маетностью есте взяли и вязней живых не мало, детей боярских зацных».

А где же в это время был Токмаков со своими людьми? Если верить посланиям Сигизмунда, то воевода, услышав о том, что доблестное литовское «рыцерство» наголову побило-поразило рать, долженствовавшую прикрывать его во время строительства замка, в панике бежал на остров посредине озера, использовав для этого брёвна, заготовленные для возведения замка. При этом, продолжал король (явно со слов самого Сангушко), целая тысяча московитов потонула в водах озера. Правда, тут случилась незадача. Убегая на остров, Токмаков не забыл прихватить с собой привезённые из Полоцка 17 «дел», то есть пушек, которые должны были составить замковый наряд. Потому-то Сангушко со своими людьми, не имея под рукой артиллерии, не сумел завершить начатое дело и довести поражение неприятеля до логического завершения. Князь Юрий, засев на острове, сумел отбиться. Тогда польный гетман решил блокировать его там.

30 июля витебский наместник, поздравляя князя Сангушко с победой, одержанной над московитами, выражал надежду, что «дай то Пане Боже, абых в коротком часе послышал, ижбы Ваша Милость и Токмакова за горло с того копца звел». Спустя полторы недели воз по-прежнему оставался на старом месте. 9 августа подканцлер и дворный маршалок Остафий Волович, поздравляя Сангушко с победой, в сердцах пожелал, чтобы «перун на него и на них (Токмакова и московитов, засевших на Суше — прим. авт.) бил, так бых рад неба на тую с перуна натиснул».

В общем, в очередной раз, только в меньших масштабах, повторилась хорошо знакомая история. Одержав громкую (и ещё больше распиаренную) победу, литовцы не сумели добиться главной цели — воспрепятствовать планам московитов. Разбитый и бежавший в панике на остров Токмаков вовсе не считал себя побеждённым и продолжил начатое дело — возведение замка. Пользуясь тем, что у Сангушко не хватало людей для установления полной блокады строившейся Суши-Копья, князь Юрий раз за разом посылал под сильной охраной отряды посошных людей за лесом, необходимым для завершения работ. Некий старик-крестьянин, живший в одной из деревень рядом с Сушей, рассказывал литовцам о том, как Токмаков организовывал экспедиции за деревом:

«Иначей з замочку для браня дерева не выходят, ино ездных выедет коней з двесте, а к тому стрельцов выйдет три, або чотириста; то ж потом посоха и на одном местце оного дерева не берут, ино день, где раз взявши, зась до замочку вернут ся, а в замочку бывши ден, або два, теды засе вжо на другео местцо идут, оного дерева брат, а повторе на одно местце не ходят».

И даже тот факт, что 23 августа Сангушко разбил русский обоз с припасами и нарядом для Суши под конвоем отряда князей Осипа Щербатого и Юрия Барятинского, отнюдь не помешал Токмакову довершить начатое. Более того, Токмаков не давал покоя литовским воеводам, высылая из новопостроенной крепости отряды для рекогносцировок и нападений на литовские грады и веси. К примеру, 18 августа, через три дня после того, как Сангушко был вынужден снять блокаду Суши, русский отряд напал на литовский Лепель.

Во второй половине сентября литовские «шпегки» и взятые «языки» сообщали, что Токмаков вынашивал планы построить новый замок в Добрицах под Лепелем и хотел попытать счастья, взяв литовский замок Вороноч. Можно не сомневаться, что он добился бы своего, если бы на то дала добро Москва. Однако этого не случилось, а вскоре и сам Токмаков был отозван с Полоччины.

Продолжение: Князь Юрий Токмаков: вершина карьеры.