Крымская война (1853-1856): Скандинавский фланг

Шведско-норвежские разногласия по русскому вопросу

5 апреля 1812 года Россия подписала со Швецией союзный договор. Согласно этому документу Финляндия отходила России, Швеция же в компенсацию могла захватить Норвегию, на тот момент принадлежавшую Дании. Казалось, что этот договор полностью урегулировал территориальные претензии между двумя странами, и в их отношениях начинается новая эра. Как бы в ознаменование этой нерушимой дружбы перед норвежским Королевским замком были установлены статуи двух всадников – короля Карла-Юхана (Бернадота) и царя Александра I.

Более того, в 1826 году, при демаркации русско-норвежской границы, Россия уступила Швеции-Норвегии полуостров Варангер и Варангер-фьорд, исключая поселение Печенга. Все выглядело так, будто все конфликты улажены и вражда забыта. И все же проблема была.

После отречения датского короля от короны Норвегии в 1814 году норвежцы провозгласили свою конституцию и создали Парламент, или, как его называют в литературе, Стортинг. Шведы, беря под контроль Норвегию, подписывали соглашение, в котором обязывались соблюдать конституцию Норвегии и уважать ее Парламент. В Норвегии Стортинг имел большое влияние, а в нем были сильны антишведские настроения. Король Карл-Юхан постоянно конфликтовал с норвежскими парламентариями, в том числе и по вопросам границы с Россиец.

В 1836 году конфликт зашел так далеко, что Бернадот был вынужден распустить Стортинг. Чтобы избежать обвинений в тирании и деспотии, он оправдывался, что сделал это под давлением России и ее нового царя, Николая I. Перед Россией же, которую заботили антирусские настроения в Норвегии, он оправдался следующим образом: сообщил, что в Норвегии готовилось восстание по образцу 1830–1831 годов в Польше, поэтому роспуск Стортинга был неприятной, но обоснованной превентивной мерой.

Ну а дальше события развивались, как в худших голливудских фильмах. В Норвегии сформировалась политическая партия, которая настаивала на отторжении у России части территорий Карелии и Кольского полуострова. Возглавлял эту партию Роальд Берг. К середине XIX века людей, поддерживающих Россию или настроенных на дружественные с ней отношения, в Норвегии практически не осталось. Каждый человек, который считал себя либералом, социалистом или революционером, был настроен резко антироссийски. Сторонники союза с Россией остались только в консервативных кругах Норвегии, которые говорили, что у русских надо поучиться неизменности их внутренних ценностей, защите христианства и четкой вертикали власти.

В Стокгольме существовала даже прорусская партия из высших чиновников и дворян. А в Норвегии, пожалуй, единственным видным представителем русофильского крыла был вице-регент Норвегии Северин Лёвеншельд, но он, скорее, был просто редким исключением.

«Англичанка гадит»

Начало Крымской войны вдохнуло в партию Берга новые силы. Британский консул в Норвегии Джон Райс Кроу уже в мае 1854 года начал вести переговоры как с представителями Стортинга, так и со шведским правительством, пугая Содружество королевств русской экспансией на севере. Он же выдвинул и обоснование возможной русской экспансии – то, на что у партии Берга, скажем прямо, не хватило ума. Кроу говорил, что царь Николай кровно заинтересован в захвате одного из незамерзающих норвежских портов, чтобы перевести туда каперские силы из Архангельска и начать крейсерские операции против английской и французской торговли.

До Крымской войны идеи Берга воспринимались как фантазии кучки маргиналов именно потому, что было непонятно – с какой стати русские вообще будут продвигаться в Норвегию. Теперь же появился формальный повод, который придавал экспансии России хоть какой-то смысл. Результатом переговоров Кроу стала инструкция Пальмерстона консулу. В ней премьер-министр (которым Пальмерстон стал 6 февраля 1855 года) писал, что было бы очень неплохо

«вступить в некое соглашение с Королем Швеции и Норвегии, обязывающее его не идти ни на какие уступки России по вопросам прав рыболовства, правам выгула крупного рогатого скота или изменения территории без согласия Великобритании».

Надо сказать, что в отличие от норвежского Стортинга английские фантазии на тему захвата русскими норвежских портов изначально нашли в правительстве Швеции весьма сдержанный отклик. Шведы были уверены, что если русская экспансия в Скандинавию и начнется – то только через Балтийское море, ибо это кратчайший путь к Стокгольму и датским Зундам. Тем не менее, к ноябрю 1855 года британцам удалось убедить шведов, что угроза с севера гораздо страшнее угрозы с юга. Свою лепту в эту истерию внесло английское Министерство торговли (Board of Trade), которое почти в каждом отчете писало, что

«русская база, расположенная в районе Тромсё, Хаммерфеста или, не дай бог, Нарвика, будет угрожать побережью Шотландии, что поставит под угрозу всю британскую торговлю в Северном море».

Сэмьюэл Лэнг издал несколько брошюр, в которых прослеживал политику России по отношению к Скандинавии со Средневековья и до сегодняшних дней. Читать эти псевдоисследования без смеха невозможно. Лэнг договорился до того, что проводником своей политики в Северной Финляндии русские сделали… племя лопарей (самоядь, самоеды), которые, свободно пересекая со своими оленями границы между Россией, Финляндией и Норвегией, тем самым разрушают государственность скандинавов и приносят в другие страны русский уклад и русские идеи. Лэнг писал:

«только стоит русским с помощью лопарей захватить Варангер-фьорд, этот «Севастополь Севера», так сразу весь русский флот из Архангельска будет перебазирован в эту прекрасную бухту с незамерзающими водами всего в тысяче миль от побережья Шотландии!»

Эта идея, как оказалось, грела норвежцам душу. Еще бы! Теперь они не богом забытый медвежий угол, а часть Европы! Форпост на севере, который малыми силами сдерживает дикие русские орды, пытающиеся завоевать цивилизованную Европу! Шведский король Оскар I прямо писал:

«у Скандинавии на данный момент есть благородное и огромное призвание – заслонить Европу от сил, угрожающих нам с востока».

Великая Стена

И в этот момент возник, наверное, самый безумный проект времен Крымской войны – создание Стены от Варангер-Фьорда через территорию Норвегии по границе с Великим Княжеством Финляндским до берегов Ботнического залива. Циклопическое сооружение, которое «должно было ограничить будущее движение России к незамерзающим портам Норвегии», было решено назвать «вал Пальмерстона». Внезапно этому проекту стал противиться… Стортинг. Парламентарии, хоть и с запозданием поняли, что строить Стену они будут на свои кровные денежки, выдернутые из бюджета Норвегии.

Но здесь на норвежцев неожиданно надавили… шведы. Дело в том, что ту часть Стены, которая должна была идти по шведской территории, пообещал проспонсировать Наполеон III, то есть сами шведы могли не тратиться на возведение безумно дорогого и абсолютно бесполезного сооружения. Кроме того, такой проект, да еще при поддержке Англии и Франции, на корню душил норвежский сепаратизм и стремление к отделению, что было дополнительным бонусом для Стокгольма.

Вместе с тем шведы подняли и другой вопрос: север – это хорошо, но как же быть с южным направлением? Российская угроза ведь касается не только Норвегии, но и Балтики. Министр иностранных дел Швеции Штейрнельд говорил, что русская крепость Бомарзунд на Аландских островах представляет угрозу не меньшую, и даже более реальную, нежели Варангер-фьорд.

Однако здесь шведы столкнулись с явным нежеланием европейских держав решать проблемы за Швецию – судя по всему, гипотетический русский порт в Варангер-фьорде гораздо сильнее беспокоил британский кабинет министров, нежели Балтика. Предложение короля Оскара, выдвинутое во время переговоров в Париже в феврале 1856 года, об обмене Варангер-фьорда на Бомарзунд вызвала настоящую истерику у британской делегации. При этом представляющий Россию граф Орлов в какой-то момент понял, что он ничего не понимает. Ибо для России Бомарзунд был гораздо важнее какого-то богом забытого фьорда.

Российский взгляд

Здесь, наверное, самое время поговорить о российском видении проблемы. Действительно, дай кто-то нашим министрам и царю прочитать дипломатические переписки по поводу мифических русских планов в Северной Норвегии – думаю, и царь Николай, и Александр II участливо покрутили бы пальцем у виска и повторили бы ставшую знаменитой фразу нынешнего министра иностранных дел Сергея Лаврова. Даже создай русские гипотетический порт в Варангер-фьорде – перед ними вставало сразу несколько проблем.

Проблема первая: кем эту базу заселять и как снабжать? На весь Кольский полуостров и Лапландию население (вместе с самоедами) составляло на середину XIX века 29 тысяч человек. Городки Кола и Кандалакша сами прокормить себя не могли и снабжались исключительно по морю. При этом период навигации из Белого моря в Баренцево был ограничен серединой сентября, далее ходить кораблям мешали льды. Поэтому Кольский полуостров с середины сентября до начала мая был отрезан от большой земли.

Проблема вторая, вытекающая из первой: куда сбывать гипотетические призы? Понятно, что в том же Варангер-фьорде у нас их купить просто некому. Швеция и Норвегия – нейтральны, при этом их нейтралитет дружественен Англии и Франции. То есть, по мысли союзников, русские с сентября по май должны были захватывать призы, которые, как сельди в бочку, набивали бы в Варангер-фьорд. А после ледохода этот гигантский караван следовало вести в Архангельск, где производилась бы «скупка краденного». Сказать, что это вариант фантастический – это не сказать ничего.

Проблема третья: корсарская база предполагает не только возможность принятия кораблей. На ней необходимо создать инфраструктуру, обеспечивающую ремонт судов, пополнение личным составом, создать места отдыха для каперов «с блэкджеком и женщинами с низкой социальной ответственностью». И опять упираемся в вопрос – а где все это взять?

Проблема четвертая: в были ли у России на Белом море хоть какие-то боевые корабли, которые можно было быстро перевести в Варангер-фьорд? Те, кто читал предыдущую часть, помнят, что по состоянию на 1854 год на Белом море русские силы были представлены 16-пушечным бригом «Новая Земля», который был списан из флота в 1853 году и использовался в качестве брандвахты, и флотилией из 20 канонерских лодок, каждая из которых несла по две 18- или 24-фунтовые пушки. Канонерки для крейсерства не годятся. Более того – они даже переход Архангельск — Варангер-фьорд не переживут, соответственно, в гипотетические каперы русским отрядить было нечего.

Но даже если Россия срочно построила бы несколько кораблей – возникает проблема их комплектования теми же пушками, которых, как мы помним, не хватало даже для защиту Колы, Соловецкого монастыря и т.д.

Ну и самое главное – с началом Крымской войны Россия в принципе не имела никаких наступательных планов на море и хорошо сознавала слабость своего флота на всех театрах. Причем, в случае, например, с тем же Тихим океаном оценка мощности флотов воюющих сторон русскими вообще была сделана в ущерб себе. Соответственно, все соображения англичан, норвежцев и шведов о «Севастополе Севера в Варангер-фьорде» существовали только в их собственных головах, и к реальности не имели вообще никакого отношения. Россия в первую очередь была озабочена защитой Архангельска и возможностью снабжения отдаленных поселений вроде Колы или Кандалакши.

А что там со Стеной?

Что же касается строительства Стены – это совсем детективная история. Каждый год, даже после заключения Парижского мира в марте 1856 года, норвежский парламент обсуждал строительство вала и выделял на это деньги. Изначально за дело взялись резво, но мешало то, что лето за Полярным кругом очень короткое, а на зиму работы было решено останавливать. Впрочем, запала хватило на два года, потом обустройство границы было приостановлено. Дефицит средств не давал норвежцам развернуть полноценную работу, в результате были укреплены некоторые пограничные пункты, а на большей части границы успешно зарастали мхом и карликовыми деревьями ямки, которые должны были стать началом великого сооружения.

К 1867 году создание Стены было признано нецелесообразным, и все работы по проекту были остановлены. Запрос же одного из депутатов, а куда девались значительные средства, выделенные на строительство, норвежский Стортинг единодушным голосованием отклонил.

Ну и напоследок разберем вопрос – а верил ли британский Кабинет в возможность русского вторжения в Норвегию? Тут, наверное, стоит процитировать самого Пальмерстона, который достаточно однозначно заявил, что

«у Великобритании был сильный интерес в том, чтобы настроить Швецию и Норвегию против России, и если это можно было сделать бумагомаранием, а не кровопролитием – надо, безусловно, было воспользоваться такой возможностью».

Далее Пальмерстон продолжал:

«Мы действуем там не из-за платонической любви к шведам и норвежцам, а для обуздания России в первую очередь на море, и для создания ей значительных сложностей по всем направлениям».

Продолжение следует: Крымская война (1853-1856): Соловки и крейсерство на Севере.