После разгрома Пруссии в 1806 году и заключения между Россией и Францией Тильзитского мира положение на Балтике стало для Лондона просто угрожающим. В связи с этим англичане придавали большое значение позиции Дании. Опасаясь, что Копенгаген вот-вот перейдёт на сторону Наполеона, они не могли адекватно оценить обстановку. Особое беспокойство англичан вызвало переформирование датского флота, которое они спутали с усиленным строительством. В действительности же для экономии Дания решила построить большое число маленьких гребных кораблей, вооружённых одной-двумя большими пушками, и за счёт этого уменьшить количество линкоров, содержание которых обходилось гораздо дороже. Однако подозрения англичан было уже не унять. Настало время дипломатии.
Игры разума
В начале июля министр иностранных дел Великобритании Джордж Каннинг сообщил (правда, позже новость не подтвердилась), что Дания разрешила ввести французскую армию в Гольштейн. И тут впору поговорить о Наполеоне.
В письме к военно-морскому министру Дени Декре от 29 апреля 1807 года Бонапарт просил распускать слухи о том, что датский флот срочно мобилизуется, чтобы идти в Дюнкерк, оттуда в Брест, а затем в Ирландию. Декре получил приказ создать видимость подготовки там высадки. Также император проинструктировал министра внутренних дел Жозефа Фуше и генерала Жана Рене Савари, чтобы ирландские националисты и патриоты донесли до своих сторонников на острове, что скоро к Ирландии подойдёт большой французский флот, который освободит их от английского владычества. Зная, что Копенгаген кишит английскими шпионами, этот слух французы многократно запускали и там.
В книге Томаса Мунка-Петерсена «Бросить вызов Наполеону: как Британия бомбардировала Копенгаген и захватила датский флот в 1807 году» проводится такая параллель с современностью:
«Нападение на Копенгаген в значительной степени забыто сейчас и даже умалчивается англичанами. Я думаю, очень важно опять начать его рассмотрение. Это событие имеет определённую значимость и сегодня и имеет определённые параллели с нынешней войной в Ираке, когда упреждающий удар был основан на шатких построениях воспалённого интеллекта и большом доверии политиков к военным».
Генерал Дэникэн в мае писал британскому министру иностранных дел Каннингу, что планируется высадка в Ирландии с участием датского, голландского и собственно французского флотов. По планам императора, французы выходили из Бреста и высаживались в Южной Ирландии. В сентябре в море выходил датский флот, огибал Шотландию и высаживался в районе Ольстера. В июне всё Адмиралтейство было взбудоражено этой новостью, а в июле англичане в спешном порядке начали разрабатывать план нападения на датский флот в Копенгагене.
Пуская слухи, Наполеон решал сразу несколько своих проблем: прежде всего, отвлекал внимание противника от своих реальных планов и создавал напряжённость между Данией и Англией. Отдельно стоит упомянуть проблему, связанную с Россией. При встрече в Тильзите Наполеон сообщил Александру I о своих планах высадиться в Ирландии, тем самым успокаивая его и показывая, что экспансия Франции на восток закончена. Вскоре от русских эти сведения дошли до англичан. Такая же информация поступила из Швеции, и теперь у Британии просто не оставалось выбора — она попала в классический гамбит. По сути, в этой дипломатической игре Наполеон сознательно жертвовал датской столицей и датским флотом, чтобы накрепко привязать к себе Данию, Швецию и Россию.
21 июля 1807 года Наполеон предложил этим трём государствам создать Морскую лигу, направленную против Англии. Шведы и русские не согласились, но их согласие уже мало что значило. Перед британским Адмиралтейством открылся ящик Пандоры, полный страхов, подозрений, ненависти и желания расправиться с противниками по частям, чтобы не иметь дела с целой коалицией.
Русская проблема
Ещё одним лицом, выступавшим по отношению к Дании резко негативно, являлся британский посол в городах Ганзейского союза Эдвард Торнтон. 1 июля он сообщил, что французский посол в Дании потребовал закрыть для торговли с Британией последние два порта: Альтону и Глюкштадт. Одновременно, как писал Торнтон, Наполеон объявил, будто «хочет восстановить герцога Мекленбург-Шверинского в его полных владениях». Учитывая, что герцог был родственником российской императорской семьи, англичане не исключали, что ему отдадут Шлезвиг-Гольштейн, который отнимут у Дании.
Не меньшей головной болью Каннинга были отношения с Россией. Он горько сожалел, что когда в апреле 1807 года русские просили у британского правительства ссуду в размере 5 млн фунтов, им отказали. В этот момент в Министерстве всех талантов (так называли образованное в феврале 1806 года коалиционное правительство) как раз шли разговоры о заключении мира с Наполеоном. Соответственно, русским не помогли и отвлекающими десантами на севере Европы, оставив их один на один с французами. Неудивительно, что такая позиция Лондона навела российского императора на мысль, что Великобритании нельзя доверять и что ведёт она себя не по-союзнически. В этой ситуации, по мнению Каннинга, Дания, избавившись от остатков русского и британского влияния, перейдёт под французское покровительство.
В Россию глава МИДа Британии решил отправить своего друга — дипломата Гренвиля Левесона-Гоуэра. Тот был уполномочен предложить России 2,5 млн фунтов безвозмездно и 5 млн фунтов в кредит, чтобы та продолжила воевать с Наполеоном и могла как-то компенсировать свои военные траты. Однако после поражения под Фридландом в июне 1807 года Александр I был мало расположен к британцам и к сотрудничеству с Лондоном. 11 июля Гоуэр достиг Тильзита, где находились двор и сам император, который зачитал посланнику
«совершенно неожиданный список британского пренебрежения Россией и безразличия к ней как к союзнику, заключив это словами: «Вы делаете только то, что вам нравится, если делаете вообще».
Кстати, корреспонденция Гоуэра развенчивает устоявшийся исторический миф о том, что секретная статья Тильзитского договора касалась передачи датского флота Франции с согласия России — это была «утка», запущенная Наполеоном через свои газеты. Не было и никакой мифической «секретной службы Каннинга», которая, бряцая отмычками, пробралась к какому-то там сейфу, выкрала эти секретные статьи и доставила в Лондон.
Александр I быстро наладил с Гоуэром сердечные отношения. Уже в августе дипломат писал Каннингу, что своими глазами видел все черновики Тильзитского договора и сам подписанный документ, а также уверял, что никаких секретных соглашений там не существует в природе.
Самое любопытное произошло в конце июля, когда Гоуэр получил в письме от Каннинга предписание
«найти соглашение или признаки соглашения между Александром и Наполеоном о разделе датского флота».
По сути, Лондон просил своего посла в России состряпать улики. А всё потому, что к этому моменту подготовка к экспедиции на Копенгаген, окончательно принятой «в производство» 16 июля 1807 года, уже шла полным ходом. Раздобытые дипломатом сведения оправдали бы готовящуюся агрессию, и
«конфискация датского флота в таком разрезе могла бы быть рассмотрена не как акт войны, а как необходимая самооборона».
Гоуэр отвечал, что Россия готова закрыть порты для английской торговли, но император намекнул, что Великобритания вполне может торговать с Россией под португальским флагом, поскольку к Португалии санкции не относятся. Ещё он писал о положении дел в Санкт-Петербурге, в армии, в обществе, но Лондон это не интересовало. На протяжении нескольких недель красной нитью в письмах Каннинга Гоуэру проходила одна мысль: найдите доказательства частных соглашений между Россией и Францией по поводу Дании и её флота.
Последние приготовления
Пожалуй, первым, кто заговорил о морской экспедиции, стал Эдвард Торнтон. 1 июля он составил длинное письмо Каннингу, в котором предлагал, пользуясь военно-морским превосходством Британии, войти на Балтику, объединиться со шведскими силами и высадить десант в Штральзунде, чтобы защитить его от возможных нападок Франции или России. На Штральзунд же стоило базировать и большую эскадру линейных кораблей и бомбардирских судов. Далее Торнтон рассуждал: если вдруг французы введут войска в Шлезвиг-Гольштейн, англичане транспортируются из Шведской Померании на остров Зеландия, туда же подходит британская эскадра, и все эти силы вместе штурмуют Копенгаген, чтобы он не достался французам. Владея Зеландией, утверждал Торнтон, мы будет контролировать пролив Большой Бельт.
Каннинг ухватился за эту идею. 11 июля он дал Кабинету министров пять дней, чтобы обдумать предложение посла. Особое опасение вызывала позиция России, хотя министр был уверен, что Александр пошёл на соглашение с Наполеоном против собственной воли. Глава британского МИДа проинструктировал Гоуэра, что надо стараться не нанести какой-либо обиды Александру I и попытаться заключить новый англо-русский торговый договор. Но что делать, если России, уже давно состоявшей с Данией в добрососедских союзнических отношениях, атака англичан на Копенгаген не понравится? В этом случае Каннинг призывал Гоуэра объяснить императору, что англичане реализовали своё право на оборону и никаких враждебных действий против России предпринимать не станут.
Если верить переписке Гоуэра, такой разговор с Александром состоялся в конце июля. Как писал дипломат,
«Его Императорское Величество, выслушав мои доводы, согласился, что Англия имеет право на самооборону».
Каннинг понял: Россия умывает руки и не станет вмешиваться в конфликт между Британией и Данией. В своём письме Гоуэру министр давал следующие инструкции:
«Ускорьте уход из российских вод всех наших торговых кораблей, это требование адмирала Балтийской эскадры Джеймса Гамбье, поскольку, если русские заартачатся, он хочет иметь полную свободу рук в отношении российских портов».
До бомбардировки Копенгагена оставалось ровно два месяца.
Продолжение следует: Англо-датский конфликт: война на пороге