Польский поход РККА: начало

17 сентября 1939 года Красная армия вступила на территорию Польши, армия которой из последних сил сражалась в западной части страны против превосходящих сил вермахта. Для польского военного и политического руководства такие действия восточного соседа оказались полной неожиданностью. В ещё большей растерянности были немногочисленные польские части на восточной границе. Красная армия — ещё один враг или долгожданный союзник, пришедший на помощь в борьбе против нацистской Германии?

Советская неожиданность

Польское руководство в 1920-е – 1930-е гг. основной угрозой для независимости своего государства видело возможную военную агрессию со стороны СССР. Германия была связана ограничениями Версальского договора, согласно которому могла иметь всего лишь стотысячную армию без тяжёлого вооружения. И достаточно долго немцы относительно честно соблюдали эти условия. Кроме того, в случае конфликта с западным соседом поляки рассчитывали на военную помощь сильнейшей после Первой мировой войны в военном отношении европейской державы — Франции. Польско-французский союзный договор был подписан в Париже ещё в 1921 году.

Даже после того, как в 1935 году Германия открыто вышла из-под ограничений V раздела Версальского договора и ввела всеобщую воинскую повинность, польские военные планы не претерпели радикальных изменений. Только после раздела Чехословакии, когда почувствовавший слабину англо-французской коалиции Гитлер всерьёз взялся за решение вопроса Данцигского коридора, поляки спешно начали подготовку к возможной войне с Германией.

Не вдаваясь в детали оперативного развёртывания польской армии, следует отметить, что в основном польский план заключался в передислокации основной части вооружённых сил с востока на запад. Рассчитывая на военную помощь западных союзников, которые обязаны были прийти на помощь в течение 15-ти дней с момента немецкого нападения, поляки надеялись, что, как и в Первую мировую, Германия не выдержит войны на два фронта.

Вероятность того, что вести войну на два фронта придётся самой Польше, всерьёз не рассматривалась. Да, СССР воспринимался польским руководством как достаточно враждебное государство (впрочем, взаимно). Но между Польшей и Советским Союзом в 1932 году был подписан договор о ненападении, продлённый в 1934 году аж до конца 1945-го.

В то же время интересы Германии и СССР совсем недавно в жёсткой форме столкнулись в Испании. В конце 1936 года Германия в открытую подписала Антикоминтерновский пакт с Японией, направленный против коммунистического движения. На тот момент коммунисты были у власти в СССР, Тану-Туве и Монголии, и вряд ли кто-то думал, что союз немцев и японцев направлен в первую очередь против двух последних. Внешняя политика Третьего рейха планомерно работала на расширение рядов союзников по Антикоминтреновскому пакту. В 1937 году к нему примкнула Италия, в феврале 1939-го — Венгрия и Маньчжоу-го, а в марте, на самом излёте гражданской войны, — франкистская Испания.

Выбор даты

При таком раскладе верить в возможность существования некоего советско-германского союза в любой форме было очень сложно. Предупреждения о секретном военном соглашении между Третьим рейхом и Советским Союзом и о подготовке советского вторжения в Польшу, поступавшие от польских военных атташе в разных странах с конца августа, военным руководством страны были проигнорированы.

Впрочем, даже если бы поляки наверняка знали о существовании секретного протокола к договору о ненападении между СССР и Германией, всё равно было бы слишком поздно. Сферы интересов в Восточной Европе соседи Польши поделили 23 августа 1939 года, когда передислокация польской армии с востока на запад уже завершилась. А мобилизация в Польше и непосредственная подготовка к войне начались 30 августа. И то, под давлением западных союзников, продолжавших умиротворять агрессора, мобилизация была отменена и повторно объявлена только на следующий день.

С другой стороны, сам по себе секретный протокол не предусматривал того, что СССР непременно должен был напасть на Польшу в случае её войны с Германией. Да, военные приготовления в западных приграничных военных округах СССР начались в первые дни войны, ещё в начале сентября, а 11 числа на базе Белорусского и Киевского округов начали разворачиваться Белорусский и Украинский фронты. Но окончательное решение о начале «освободительного похода» было принято Сталиным не ранее 12 сентября. В этот день на Высшем военном совете западных союзников в Абвилле было принято решение прекратить начавшееся было наступление девяти французских дивизий в Сааре. Информация о решении союзников не предпринимать наступательных действий против Германии, полученная советским лидером от разведки, вполне могла стать для Сталина решающим аргументом в пользу начала «освободительного похода».

Ещё одним событием, возможно, повлиявшим на выбор даты начала «освободительного похода», был советской-японский конфликт на Халхин-Голе, а точнее, его окончание. 16 сентября 1939 года вступило в силу соглашение между СССР и Японией о прекращении боевых действий.

В этот же день, 16 сентября, посол Германии Шуленбург прибыл к Молотову, чтобы, в соответствии с инструкциями Риббентропа, требовать немедленного советского нападения на Польшу. По словам немецкого посла, Молотов поспешил успокоить его, заявив, что вооруженное вторжение со стороны Советского Союза начнётся по всему протяжению границы, от Полоцка до Каменца, в ближайшее время, возможно, даже завтра. Для того, чтобы избежать недоразумений, Молотов просил, чтобы немецкая авиация больше не пересекала линию Белосток – Брест – Львов.

Польская реакция: шок

К 17 сентября 1939 года, когда советские войска вошли в Польшу, на восточных границах Второй Речи Посполитой находились восемь полков и одна бригада Корпуса охраны границы (всего около 20 тысяч человек), формирующиеся резервные и прибывшие в тыл на переформирование и доукомплектование армейские части.

С советской стороны границы к этому времени были сосредоточены 6 армий: 21 стрелковая, 13 кавалерийских, 16 танковых дивизий и 2 моторизованных бригады. В их составе насчитывалось около 620 тысяч человек, в том числе почти 380 тысяч человек в составе Белорусского и около 240 тысяч человек в составе Украинского фронтов. На вооружении Белорусского и Украинского фронтов находилось 4700 танков и 3300 самолётов (для сравнения, вермахт задействовал для вторжения в Польшу около 2800 танков и 2000 самолётов). В ходе начавшегося советско-польского конфликта в боевых столкновениях на один польский батальон обычно приходилась советская бригада, дивизия, а то и корпус.

Сказать, что вторжение Красной армии было для польского руководства неожиданностью, значит не сказать ничего. Разумеется, польская разведка знала о концентрации советских войск на границе, но она была оценена как часть естественных оборонительных мероприятий, связанных с приближением войны к границам СССР. Шок был ещё большим в связи с тем, что вторжение произошло после успокаивающих заявлений, полученных от Советского Союза.

В ноте, вручённой польскому послу в Москве утром 17 сентября, ввод войск объяснялся неким «распадом польского государства» и желанием «вызволить польский народ из злополучной войны, куда он был ввергнут его неразумными руководителями». Уже на этом этапе проявилась полная растерянность поляков — посол Гржибовский просто отказался принять эту ноту как официальный документ.

После этого советские власти попытались помешать польским дипломатам покинуть страну и арестовать их, обосновывая это потерей ими дипломатического статуса. Конфликтная ситуация разрешилась только благодаря личному вмешательству посла Германии Шуленбурга, который был старшим дипломатом (дуайеном) в Москве. Впрочем, не всем польским дипломатам так повезло: генеральный консул в Киеве Ежи Матусиньский, вероятно, был арестован НКВД 30 сентября. Дальнейшая его судьба неизвестна.

Польское руководство на момент введения советских войск на территорию страны, вопреки советским заявлениям о «полном распаде польского правительства, не проявляющего признаков жизни» и «об оставленной без руководства Польше», всё ещё находилось на территории своей страны. Оно осудило действия Советского Союза, но войну официально не объявило. В послании польскому народу президент Мосцицкий заявил:

«Граждане! Когда наша армия с беспримерным мужеством сражается с врагом с первого дня войны, сдерживая натиск имеющей огромное преимущество почти всей немецкой армии, наша восточная соседка вторглась в наши земли, нарушив существующие соглашения и вечные моральные принципы. Не впервые в нашей истории гроза пришла в нашу страну одновременно с восток и запада. <…> С тяжелым сердцем я решил перенести резиденции президента и главных государственных органов Республики на территории наших союзников. <…> Оттуда, в условиях, обеспечивающих им полный суверенитет, они будут защищать интересы страны и продолжать вести войну совместно с нашими союзниками».

Политическое руководство Польши покинуло страну только после советского вторжения.

Полная неясность

В Варшаве, где ещё оставалось советское посольство, «за главного» на тот момент был командующий армией «Варшава» Юлиуш Руммель: правительственные учреждения и центральные органы военного управления были эвакуированы на восток. Получив 17 сентября известия о советском вторжении с восточной границы, дезориентированный генерал Руммель передал по радио приказ Войску Польскому (на что он, собственно, не имел полномочий) встречать Красную армию как союзническую. Советское посольство получило от него соответствующий документ, в котором генерал просил дать хоть какие-то разъяснения.

Главнокомандующий польской армией маршал Эдвард Рыдз-Смиглы не имел подобных иллюзий. Впрочем, не имел он и иллюзий и по поводу возможности организации сопротивления на новом восточном фронте. Разумеется, первой реакцией было стремление дать отпор. Принять идею о том, чтобы дать возможность новому агрессору занимать земли без боя, польскому маршалу было не просто. Однако после трезвой оценки обстановки стало понятно, что обороняться одновременно на два фронта никак не получится.

Действенной помощи со стороны Великобритании и Франции в войне против Германии не было. В связи с этим Рыдз-Смиглы ещё до вступления Красной армии на польскую территорию начал реализацию плана, который должен был позволить Польше продержаться до начала активных действий со стороны союзников. Согласно плану, Варшава и крепость Модлин должны были продолжить сопротивление в окружении, а оставшиеся польские силы стягивались на юго-восток, к границам Венгрии и Румынии. Здесь, в так называемом «румынском предместье», остатки польской армии должны были оказывать сопротивление до начала наступления на немцев с запада.

Впрочем, немцы просчитали подобное развитие событий и к 16 сентября окружили значительную часть польских сил, двигавшихся на юго-восток. Когда на следующий день у польской армии появился новый противник на востоке, маршал Рыдз-Смиглы с планами обороны «румынского предместья» расстался окончательно. Во второй половине дня 17 сентября главнокомандующий приказал своей армии (кроме гарнизонов Варшавы и Модлина) отступать на территории Румынии и Венгрии кратчайшими маршрутами. С этими странами были достигнуты договорённости о пропуске польских войск. Правда, под германским давлением эти договорённости были нарушены — польские военные, в том числе и сам Рыдз-Смиглы, были интернированы.

Что касается советских войск, то с ними приказ главнокомандующего предписывал не сражаться, за исключением случаев прямой атаки с их стороны или попыток разоружения польских частей. Гарнизонам городов, к которым подходили советские войска, предписывалось вести переговоры об организации отхода в Румынию и Венгрию.

Немногочисленные польские части на восточной границе 17 сентября оказались в сложном и неоднозначном положении. Следует понимать, что система военного управления и связь польской армии к тому моменту уже были сильно нарушены немцами. Некоторые отряды по радиосвязи получили распоряжение генерала Руммеля из Варшавы о том, что советские войска — это союзники. Такой трактовке способствовало и поведение некоторых командиров Красной армии: по словам начальника польского Генерального штаба Вацлава Стахевича, они утверждали, что пришли на помощь Польше в борьбе против Германии.

Другие польские части выполняли приказ главнокомандующего и, двигаясь на юг, старались избегать прямых столкновений с Красной армией. Наконец, были и такие польские отряды, до которых вовсе не дошли никакие распоряжения. Их командиры вынуждены были действовать на своё усмотрение. Вся эта путаница привела к тому, что большая часть польских солдат и офицеров попала в советский плен практически добровольно.

Примером здесь могут быть действия 29-й танковой бригады комбрига Семёна Моисеевича Кривошеина, 22 сентября принявшего из рук Гудериана захваченный накануне немцами Брест. На железнодорожную станцию Бреста ещё до 25 сентября продолжали приходить железнодорожные эшелоны с польскими войсками и техникой. Прямо из вагонов они попадали в руки советских военных властей, причём многие были взяты в плен с использованием трюка, когда офицеры Красной Армии выдавали себя за союзников в войне с Германией. Только в Бресте бригадой Кривошеина было пленено до 34 тысяч польских солдат, 1220 унтер-офицеров и 1030 офицеров. Всего же Красная армия взяла в плен более 250 тысяч человек (включая сотрудников полиции и членов военизированных формирований), причём большинство из них не оказывало сопротивления.

Приказ, что дышло

Впрочем, даже командиры некоторых частей, до которых приказ Рыдз-Смиглы об отходе в нейтральные страны дошёл, «интерпретировали» его по-своему. Командир полка «Ровно» Корпуса охраны границы полковник Здислав Зайончковский, получив приказ главнокомандующего, решил не пробиваться на юг, а внести свой вклад в оборону Отечества. Он устроил совещание с подчинёнными офицерами, на котором заявил:

«У меня нет приказа сдаваться войскам Советской России. <…> Я считаю Советскую Россию таким же врагом, как и немцев, но хочу избежать любого контакта с её армией. Я решил пробираться через Буг, туда, где ещё сражаются наши войска, и я знаю, что генерал Клееберг из Бреста собрал несколько частей, с которыми двинулся на запад. Хочу присоединиться к нему».

Полк «Ровно» отправился к Бугу, но связь с генералом Клеебергом Зайончковскому установить так и не удалось. После этой неудачи 20 сентября часть Зайончковского уничтожила отряд советских диверсантов в местечке Колки (сейчас Волынская область Украины), а 21 сентября была атакована в треугольнике между деревнями Боровичи, Грузятин и Навоз советской 87-й стрелковой дивизией 15-го стрелкового корпуса 5-й армии под командованием комбрига Филиппа Николаевича Матыкина.

В ходе боя поляки сумели нанести 87-й дивизии ощутимые потери (до 300 человек погибшими, ранеными и пропавшими без вести). Но в условиях подавляющего превосходства в живой силе, а особенно — в танках и авиации, которых у них просто не было, пограничники вынуждены были отступать в сторону Ковеля. Утром 23 сентября полк «Ровно», ослабленный потерями, был окружён у деревни Радошин советскими танковыми подразделениями. Зайончковский принял решение сдаться.

Представление о том, что части РККА двигались по восточным территориям Второй Речи Посполитой исключительно походными колоннами, встречаемые только цветами и торжественными митингами счастливых местных жителей, не верно. Это была полноценная военная операция, отличительной особенностью которой были несопоставимо более слабые, децентрализованные и часто деморализованные силы противника. Но и в таких условиях Корпус охраны границы и Войско Польское оказывали сопротивление, в ряде случаев достаточно упорное.

О боевых столкновениях Красной армии и польских частей на территории современных Беларуси и Литвы будет рассказано в третьей, последней статье цикла.