Русско-казанская война (1505—1507): истоки

Тем временем в Казани уже сидел «в нятстве», то есть в заточении, думный дьяк Михаил Кляпик — чрезвычайный посол московского государя. Война с Казанским ханством, назревшая ещё при жизни отца, разразилась в правление сына — об этом расскажет цикл наших статей.

Казанский вопрос

Из бессмертной комедии Гайдая все отлично знают, кто «Казань брал, Астрахань брал». Однако впервые столицу Казанского юрта взял дед Ивана IV — не менее грозный Иван III.

К этому времени Москва уже распространила свою власть на почти все русские княжества, не входившие в состав Великого княжества литовского, покорила огромную и богатую Новгородскую боярскую республику, заложив тем самым основу будущей империи. В 1480 году, после знаменитого стояния на реке Угре, было покончено с последними отголосками татаро-монгольского ига — зависимостью от Большой Орды, которая перестала представлять для Московской Руси опасность. Всё это сделало Московию, как бы сказали сейчас, по-настоящему мировой державой. И взоры её неминуемо обратились к Поволжью и, прежде всего, к соседней Казани.

Почему контроль над Казанским юртом был так важен для русских государей? Разумеется, дело не только и не столько в их воинственности и нетерпимости к татарским соседям. Стремление поквитаться за постоянные грабительские набеги на приграничные территории и продажу в рабство тысяч русских людей не кажется таким уж несправедливым, однако всё объяснялось вескими военно-политическими и экономическими причинами.

Как при Иване Великом, так и при Василии III внешняя политика Московской Руси имела два основных направления — западное и восточное. Первое заключалось в основном в постоянной борьбе с Польско-Литовским государством. На Востоке же во главе угла стояли отношения с татарскими политическими образованиями, выделившимися после распада Золотой Орды. Во-первых, они находились в непосредственной близости от русских границ. Во-вторых, в лице некоторых из них, в частности Крымского ханства, московские великие князья видели союзников в борьбе всё с тем же Польско-Литовским государством и Большой Ордой. Хотя сложившийся союз двух последних и нельзя было назвать идиллическим, он всё же представлял серьёзную угрозу для Москвы.

Так, в 1472 году сарайский хан Ахмат отправился в поход на Русское государство, чтобы проучить обнаглевшего данника и взыскать с него недополученную за долгое время дань. Договорившись с польским королём и великим князем литовским Казимиром, татары не пошли проторённой дорогой на Коломну, а отклонились к границе с Литвой и оказались у Алексина. Военной помощи Ахмат от Казимира тогда не получил, и атака была успешно отбита московскими воеводами. Пожалуй, своего пика расклад «Москва и Крым против Литвы и Большой Орды» достиг во время стояния на Угре. Тогда внезапный набег крымского хана Менгли Гирея на Подолию не дал Казимиру вступить в военные действия, что во многом предопределило исход событий. Контроль же над Казанским ханством был необходим Ивану III, чтобы не допустить его сближения с Большой Ордой.

Однако при Василии III ситуация быстро изменилась. Большая Орда, злейший враг крымского хана, перестала представлять какую-либо угрозу из-за внутренних распрей и кризисов, а в начале XVI века и вовсе прекратила своё существование. Зависимое положение Казани всё также было нужно Москве как воздух, но теперь уже для предотвращения её сближения с Крымом. При этом русско-крымские отношения всё больше начинали походить на затянувшийся бракоразводный процесс, а Казань стала ребёнком, которого бывшие супруги никак не хотят делить друг с другом.

С одной стороны, среди правящих казанских кругов сформировалась мощная прокрымская партия, всячески боровшаяся с московским протекторатом. С другой — противовесом ей выступал блок аристократии, который, напротив, считал Русское государство основным союзником ханства и даже мог смириться с зависимостью от Москвы. Оба лагеря были довольно многочисленны и могли оказывать сильное влияние на политику ханства. Верх брала то одна, то друга сторона.

Ещё одной и, возможно, самой важной причиной постоянного стремления Москвы контролировать Казань была активизация в начале XVI века политики могущественной Османской империи в Восточной Европе. Турки-османы сами нацелились на объединение под своей дланью всех юртов бывшей Золотой Орды, что создавало серьёзную угрозу безопасности Русского государства. Так, Крымское ханство стало вассалом Турции ещё в 1475 году, а в 1524 году турецкий протекторат распространился и на Казанское ханство, хотя, к счастью для Москвы, совсем ненадолго. Пока не решаясь на открытое военное выступление против дерзкого конкурента, ещё недавно гнувшего шею под татарской пятой, Турция начала использовать своего крымского вассала как оружие в борьбе за Поволжье.

Отношения Московского государства с Казанским ханством были крайне важны для обеих сторон и с экономической точки зрения. Казань являлась крупнейшим пунктом сосредоточения восточной торговли. Именно на время правления Василия III приходится пик развития Казани как ремесленно-торгового центра и укреплённой крепости. Расширяется площадь города, удлиняются стены, строится ограда-острог вокруг посада.

Здесь шумел постоянный рынок, куда отовсюду приезжали купцы со своими товарами и торговали с казанцами. Наряду с внутренней торговлей процветала и внешняя. После возникновения Казанского ханства особенно усилилась торговля Москвы с волжскими городами. На Гостином острове неподалёку от Казани была организована международная ярмарка, куда съезжались купцы из Крыма, Кавказа, Турции, Ногайской Орды, Астрахани, Средней Азии, Руси. Таким образом, политический контроль над ханством означал для Москвы свободный выход на Каспий, а значит, прямую беспошлинную торговлю с Кавказом, Персией и другими странами Востока.

Разумеется, не только речные торговые пути, но и сама плодородная «подрайская землица» притягивала Москву магнитом, ведь при Иване III набирает обороты поместное землевладение. Первые массовые «поместные верстания» — раздачи наделов московским служилым дворянам и детям боярским — были произведены за счёт огромных земель Господина Великого Новгорода, завоёванного Москвой в 1478 году. Но служилое сословие множилось такими темпами, что и конфискованных новгородских территорий вскоре начало недоставать. Недаром, став князем новгородским ещё при жизни отца, Василий III дополнительно отторг от Софийского дома 6000 обеж земель и раздал их детям боярским. Пожалуй, наибольшей остроты проблема нехватки земель для служилых людей достигла во время правления Ивана Грозного, но уже в начале XVI века было абсолютно ясно, что пределы государства необходимо расширять.

Разумеется, казанцы тоже имели совершенно чёткий экономический интерес по отношению к Москве, и заключался он, выражаясь современным языком, в человеческих ресурсах. Правда, ни о каких трудовых договорах и тем более зарплатах речи не шло. Готовясь в 1505 году к войне с великим князем, казанцы рассчитывали захватить многочисленных русских невольников, цены на которых за почти десятилетнее прекращение их поступлений сильно возросли на азиатских невольничьих рынках.

«Отцовская забота»

Символично, что именно на этот осколок распавшейся Золотой Орды в 1467 году был совершён первый крупный военный поход собирателя русских земель. По мнению историка Константина Базилевича, именно тогда было положено начало политике установления контроля над Казанью любой ценой.

Но настоящий переломный момент наступил в 1479 году, со смертью хана Ибрагима. В ханстве тут же началась череда внутренних смут в лучших традициях «Игры престолов», благодаря чему у московского великого князя появилась возможность утвердить здесь своё влияние.

Ибрагим оставил после себя нескольких сыновей от разных жён: старшего Алегама (Али-хана), Мелик-Тагира и Кудай-Кула от Фатимы, а также Мухаммед-Эмина (Мухаммед-Аминя) и Абдул-Латифа от Нур-Салтан. Мгновенно выдвинулись два претендента на трон, и вокруг каждого, как водится, тут же образовалась своя группа сторонников из казанской знати. При помощи ногаев Алегам сумел одержать верх в борьбе и занять место своего отца.

Сразу после этого юный Мухаммед-Эмин был спешно отправлен к великому князю московскому своей матерью, которая в интересах сыновей стала ярой сторонницей мира и дружбы с Москвой. В составленном от имени царевича послании мальчик называл Ивана III своим отцом и просил военной помощи в борьбе с братом Алегамом. Недолго думая князь согласился помочь, так как для него Мухаммед-Эмин был наиболее удобной фигурой в качестве казанского хана: его мать царица Нур-Салтан только что вышла замуж за крымского хана Менгли Гирея, на тот момент верного союзника Москвы. Казанскому царевичу дали в кормление крепкий городок Каширу, где тот прожил без малого десять лет и фактически вырос среди русских. Впоследствии этот факт ему не раз припомнят противники из казанской аристократии.

Наконец, в 1487 году Иван III послал на Казань большую рать под руководством князей Данилы Холмского, Александра Оболенского, Семена Ряполовского и Семена Ярославского, вслед за которыми был отправлен и сам Мухаммед-Эмин. Казанский летописец сообщает об этом походе:

«Тои посла на Казанское царство с великим воинством, за бещестие и срамоту отца своего, воевод своих… И встрете их Казанский царь Алехан с татары своими на реке на Свияге. Бывшу же у них бою велику и поможе бог и святая богородица Московским воеводам, и побиша ту многих Казанцов; мало их живых в Казань утече, и град затворити и осадити не успеша и самого царя Алехама жива Яша руками, и с ними во град вшедша и Яша матерь его, и царицу его, и два брата его, и к Москве сведоша, и досталных Казанцов и покориша Московскому царству и повинных учиниша».

Алегам сдался 9 июля, выехав из города и отдавшись на милость московских воевод. Дальнейшая его участь оказалась незавидной — собственно, как всегда бывает с проигравшими. Алегама и его супругу великий князь «заточи… на Вологде, матерь же цареву и со двема царевичами заточи на Белеозере. Тамо же в заточении умре царь, и мати его, и брат царев, Менлодар царевич».

Вместо Алегама на ханский престол посадили Мухаммед-Эмина как подручника князя московского. Остальные взятые в плен казанские князья были перебиты. Однако из-за постоянной борьбы между собой отдельных партий казанской знати, в которую то и дело вмешивались сторонние силы: крымские, османские, ногайские, русские — внутренняя ситуация в Казани оставалась крайне нестабильной.

В 1496 году Мухаммед-Эмин был свергнут группировкой во главе с князем Калиметом при военной помощи шейбанского хана Мамука и бежал в Москву. И вновь московские рати направились на Казань. Всего через год на казанский трон вернулся ставленник Москвы, но в результате хорошо продуманных интриг Калимета и его сторонников это уже был не Мухаммед-Эмин, а его младший брат Абдул-Латиф. Впрочем, последний продержался недолго, чем-то вызвав недовольство как Ивана III, так и казанских аристократов. В 1502 году Калимет «царя Аблетеима поимал да, сковав в железа, к Москве послал». Итак, в этой казанской шахматной партии произошла обратная рокировка фигур: Мухаммед-Эмин возвратил себе трон, с которым уже не расставался до своей смерти.

Злым за предобрейшее…

Казалось бы, великий князь добился успеха, вернув на казанский престол своего ставленника. Однако Мухаммед-Эмин почти сразу неприятно удивил своего московского «отца». Как бы выразился уже упомянутый киногерой, «заплатил злым за предобрейшее».

Перед отъездом из Москвы Мухаммед-Эмину разрешили взять в жены вдову Алегама по имени Урбет, томившуюся в заточении в Вологде. Как сообщает Казанский летописец, новоиспечённая супруга сразу же начала «яко огнь, разжигати сухие дрова, яко червь, точити сладкое древо, яко прилукавая змия, научима от вельмож своих царевых охапившеся о вые шептати во уши царю день и нощь, да отвергнетца от великого князя, да не словет Казанскии царь раб его…»

Сложно сказать, насколько здесь уместно крылатое французское cherchez la femme и не преувеличивает ли летописец влияние жены на хана, однако с самого начала своего повторного правления Мухаммед-Эмин превратился из друга в злейшего врага Москвы.

Первым делом он казнил одного из видных представителей прорусской партии князя Калимета. Другим враждебным актом стала отправка в 1505 году Ивану III грамоты «О некоех делех», в которой великому князю предъявлялись явно оскорбительные требования. По словам В.Н. Татищева, незадолго до этого Урбет при поддержке некоторых вельмож оклеветала перед мужем городского князя Шаин-Юсуфа (Шайныуфа), ещё одного верного союзника Москвы, в намерении изменить хану. В ответ Иван III направил в Казань своего чрезвычайного посла и потребовал от Мухаммед-Эмина, чтобы он «тем речем всем не потакал».

Конфликт нарастал, словно снежный ком. Очевидно, что на ужесточение политики казанского хана по отношению к Москве влияло давление со стороны враждебных Русскому государству казанских аристократов. В августе 1505 года Мухаммед-Эмин совместно с ногайским войском и вовсе подошёл к Нижнему Новгороду и начал осаду, которая, впрочем, закончилась неудачей. Возможно, смелость хана отчасти была связана с резким ухудшением здоровья Ивана Великого, который умер почти сразу после осады Нижнего Новгорода. Как сообщают летописи, «того же году царь Казаньский Магмет Аминь побил в Казани всех московских людей торговых».

Взойдя на московский престол, сын Ивана Василий III начал с того, что породнился с семьёй казанских ханов. Один из сыновей хана Ибрагима, взятый в плен при Иване III, по имени Худай-Кул, по его собственной просьбе был торжественно окрещён в реке Москве и получил имя Пётр. Месяц спустя молодой великий князь выдал за него свою сестру Евдокию. Этот царевич Пётр занял видное место при московском дворе среди русских князей и бояр. По сути, он стал самой удобной фигурой из предполагаемых претендентов на казанский престол.

Однако Мухаммед-Эмин дал понять новому московскому правителю, что был готов сохранять прежние отношения с Москвой лишь в случае восшествия на престол предыдущего наследника, Дмитрия Ивановича Внука. Вероятно, это объяснялось родством Дмитрия по матери с молдавским господарем Штефаном, союзником Крыма. В любом случае, устранение из политической жизни и арест Дмитрия решительно не устраивали хана. Он говорил:

«Аз, есми целовал роту за князя великого Дмитрея Ивановича, за внука великого князя, братство и любовь имети до дни живота нашего, и не хочю бытии за великим князем Васильем Ивановичем. Велики князь Василий изменил братничю своему великому князю Дмитрею, поимал его через крестное целование. А яз, Магмет Амин, казанский царь, не рекся бытии за великим князем Васильем Ивановичем, ни роты есми пил, ни бытии с ним не хощу».

Как считает исследователь А.В. Аксанов, будучи ещё в 1502 году в Москве, Мухаммед-Эмин подписал шерть с Дмитрием Ивановичем, которого вскоре взяли под стражу. Переговоры же между Москвой и Казанским ханством в 1505 году вполне могли касаться признания Василия III старшим братом казанского хана. Однако такой перспективе Мухаммед-Эмин предпочёл войну.

К тому же, учитывая неблагоприятный осадок после русского вмешательства в ходе только что совершенного переворота и опасаясь повторного изгнания из Казани, он решил придерживаться новой политики. Раньше хан был искренним сторонником Московии, но страх перед восстанием заставил его сменить сторону.

Василий III же последовал примеру своего отца, обратившись к «старому другу» Москвы, крымскому хану. 7 декабря 1505 года ко двору Менгли Гирея был отправлен Василий Наумов с извещением о вступлении на московский престол нового великого князя. Но основной задачей его миссии было укрепление дружеских или хотя бы добрососедских отношений с Крымом. Богатых поминок не жалели: крайне важно было любой ценой не допустить поддержки Крымским ханством Казани в неизбежном и уже очень скором вооружённом конфликте.

Продолжение следует: Русско-казанская война (1505—1507): какими силами располагала Казань?