Сражение при Соколово: чехи и словаки вступают в бой на советско-германском фронте

Отчасти причиной забвения служит меньший по сравнению с теми же поляками масштаб участия чехословаков (будем называть их именно так) в боях. Если у поляков на 1945 год имелись две общевойсковые армии, танковый корпус и воздушный корпуса, а также другие части, принявшие участие, в том числе, и в штурме Берлина, то чехословаки сумели развернуться лишь в 1-й Чехословацкий армейский корпус. Впрочем, и про влияние кинематографа забывать не стоит — если сериал «Четыре танкиста и собака» стал одним из хитов на советском телевидении, то чехословацкую «Танкову бригаду» крутили значительно реже. Да и привлекал фильм по большей части наличием в кадрах массы аутентичного вооружения Второй мировой — бережливые чехословаки в 1955 году ещё могли выкатить на съёмки настоящие немецкие танки, бронетранспортёры и артиллерию, не говоря уже о стрелковом вооружении.

Но всё это никак не отменяет простого факта — уже с марта 1943 года бок о бок с бойцами Красной армии честно воевали чехословацкие солдаты. Первый свой бой они приняли в составе Юго-Западного фронта — под Харьковом, у деревни Соколово.

С миру по нитке

3 января 1942 года Государственный комитет обороны принял постановление «О чехословацкой бригаде на территории Союза ССР». Как и при формировании других национальных соединений на территории СССР, основным вопросом при создании чехословацкой части стал вопрос, где взять столько чехов и словаков? Если поляков после раздела 1939 года набралось сразу на два формирования, — уехавшую к англичанам армию Андерса и созданную взамен «Армию Людову», — то с чехословаками так просто не получилось.

Впрочем, некоторое количество чехословацких военных в СССР имелось — из состава образованного в 1938–1939 гг. в Польше Чехословацкого легиона. Некоторую часть личного состава набрали из находившихся на территории СССР чехословацких коммунистов или просто чехословаков, по тем или иным причинам оказавшихся в стране победившего социализма на момент оккупации республики немцами. Наконец, довольно значительную долю дали чехословацкие евреи — часть из них бежали в Польшу и дальше на восток самостоятельно, а некоторых выслали в советскую зону оккупации бывшей Польши уже немцы, поскольку концлагерь для вывозимых из Моравии евреев не был вовремя построен.

Забавно, что поначалу в качестве униформы чехословакам достались «польские обноски» — а точнее, британская форма, завезённая для армии Андерса.

Хуже было с вооружением. По планам, первый формируемый батальон должен был вооружиться до зубов — например, основу пехотного вооружения должны были составить самозарядные винтовки СВТ-40. Однако в реальности выдача вооружения задержалась на довольно значительное время, и стрелковое оружие чехословаки получили только в октябре, а миномёты и артиллерию — ещё месяцем позже. До этого момента обучение производилось при помощи деревянных макетов, изготовленных собственными силами.

В качестве причины задержки обычно принято называть историю с всё той же польской армией, которая «обманула оказанное ей высокое доверие». Усугублялось всё тем, что за право командовать создаваемыми частями соревновались между собой Генеральный секретарь компартии Чехословакии Клемент Готвальд и эмигрантское правительство в Лондоне. Впрочем, в данном случае политики и в Москве, и в Лондоне сходились в том, что чехословацкая часть должна оказаться на фронте как можно скорее.

Однако вполне может быть, что причина более прозаична — весна и лето 1942 года для советской промышленности были наиболее тяжёлым периодом, когда довоенные запасы уже закончились, а эвакуированные на восток предприятия ещё не развернулись на полную мощность. В этой ситуации оружия регулярно не хватало вновь формируемым советским частям, и оснащение какого-то чехословацкого батальона вряд ли было приоритетной задачей для ГАУ КА.

На фронт

В итоге отправка на фронт 1-го батальона задержалась до начала 1943 года. Хотя к Сталинградской битве чехословаки опоздали, всё же им выпал шанс принять участие в другом крупном сражении — битве за Харьков.

Ряд источников упоминает, что когда батальон прибыл на Украину, командующий Воронежским фронтом генерал-полковник Ф.И. Голиков предложил отправить чехословаков на менее опасный участок, против венгерских войск, поскольку на этот счёт имелись «соответствующие пожелания» из Москвы. Однако командир батальона полковник Людвик Свобода в ответ сообщил: «В нашем случае есть только одна возможность — развёртывание против войск СС. Если это невозможно, я попрошу передать нашу часть другому командиру, который отправит нас против СС».

Возможно, что-то подобное действительно имело место, хотя в середине февраля, а тем более, 30 января, как иногда указывается, сам Голиков вряд ли мог точно сказать, где именно в начале марта будет наступать 2-й танковый корпус СС обергруппенфюрера СС Пауля Хауссера. Если бы советское командование заранее располагало такими данными, исход битвы за Харьков мог бы стать иным.

В любом случае, можно заметить, что советские командиры и, тем более, политическое руководство, вряд ли желали, чтобы чехословацкий батальон в первом бою погиб под немецкими гусеницами — а в современной Чехии иногда звучат и подобные теории. Напротив, на фоне тех же поляков, даже с эмигрантским правительством Эдварда Бенеша у Москвы были достаточно хорошие отношения. С политической же точки зрения было бы выгоднее, если бы чехословаки хоть как-то поучаствовали в очередной крупной победе Красной армии — и, вполне возможно, отправка батальона в 3-ю танковую армию была продиктована как раз этими соображениями. Есть информация, что батальон должен был в парадном строю проехать по освобождённому Харькову, но этого не случилось.

Сам город был освобождён 16 февраля 1943 года. Однако к этому моменту части Красной армии уже практически исчерпали то преимущество, которое появилось у них в результате окружения сталинградской группировки немцев и появления у них громадной дыры на южном участке фронта. За прошедшие месяцы наступавшие советские дивизии и корпуса прошли с боями сотни километров, и к февралю в большинстве своём совсем не соответствовали штатным расписаниям. При этом на те же сотни километров растянулось и снабжение, вследствие чего ушедшие вперёд части испытывали жесточайший дефицит топлива, боеприпасов и других видов снабжения.

Напротив, немцы, перебросившие на южный участок фронта значительные резервы, в том числе и танковые, теперь не только стабилизировали оборонительную линию, но и были полны решимости вернуть как минимум часть утраченного.

19 февраля под удар группы армий «Юг» попала советская 6-я армия. После прорыва фронта противник смог окружить часть её сил, остатки которых лишь в ночь на 26 февраля сумели вырваться из кольца. Целью следующего немецкого наступления стала уже 3-я танковая армия генерал-лейтенанта П.С. Рыбалко. Впрочем, танковой она к этому времени была большей частью на бумаге. Достаточно сказать, что в сформированной армией в составе 12-го и 15-го танковых (тк) и 6-го гвардейского кавалерийского корпусов (гв.кк) подвижной группе генерал-майора М.И. Зиньковича боеготовыми на тот момент были примерно 50 танков. Усиление подвижной группы столь же потрёпанными стрелковыми дивизиями (111-я, 184-я и 219-я сд) особого эффекта не дало. Хотя изданные в советское время описания боев подвижной группы выглядят сплошным перечислением успешно отбитых с тяжёлыми для немцев потерями атак, в документах 3-й танковой армии картина выглядит куда менее радужной:

«6-й гв.кк, выделенный в рейд по тылам противника, не смог прорвать оборону, встретив сильное сопротивление противника, вёл тяжёлые оборонительные бои… Группа Зиньковича подготавливала фланговый удар по противнику, но, находясь без горючего и с ничтожным количеством боеприпасов, была окружена противником, и по выходе из боя, потеряв боеспособность, выведена из боя на доукомплектование».

Не удивительно, что в этих условиях свежий батальон Людвика Свободы, по численности превосходивший обескровленные полки советских стрелковых дивизий, стал уже не какой-то фигурой политики, а просто ценной частью, имевшейся здесь и сейчас. Уже вечером 2 марта Свободу вызвали в штаб Харьковского оборонительного района, где он получил первый боевой приказ для своего батальона: перейти и занять оборону на рубеже сёл Тимченки и Миргороды, построить оборонительную позицию полевого типа с непрерывной траншейной системой и прочный противотанковый район.

Первоначально чехословаков подчинили штабу 25-й гв.сд. Участок, выделенный батальону, имел длину почти 10 км, что, конечно, было слишком много. Например, в полевом уставе РККА 1939 года было указывалось:

«На нормальном фронте стрелковая дивизия может успешно оборонять полосу шириной по фронту 8–12 км и в глубину 4–6 км; стрелковый полк — участок по фронту 3–5 км и в глубину 2,5–3 км; батальон — район по фронту 1,5–2 км и такой же глубины. На особо важных направлениях фронты обороны могут быть уже, доходя до 6 км на дивизию».

Но в марте 1943 года под Харьковом довоенные нормы для советских войск были примерно так же близки, как обратная сторона Луны.

Формально задачу полковника Свободы облегчал тот факт, что обороняться им предстояло вдоль берега реки Мжа, но зимой она замёрзла и стала проходима для танков. Видимо, именно это и послужило причиной того, что находившийся на противоположном берегу посёлок Соколово было решено включить в систему обороны. Кто именно был автором этой идеи, точно не ясно — большинство поздних источников приписывает её Свободе. В оперативной сводке 25-й гв.сд за 3 марта 1943 года указано следующее:

«Прибыл в оперативное подчинение чехословацкий б-н, занимают оборону: одной ротой Соколово, Артюховка, второй ротой и третьей ротой хутор Тимченки. КП — Мирогород».

Как бы то ни было, именно здесь чехам и словакам предстояло встретить свой «момент истины».

В качестве иллюстраций использованы кадры из советско-чехословацкого художественного фильма «Соколово»

Продолжение следует: Сражение при Соколово: «крещение огнем» чехословацкого батальона Людвика Свободы