Они родились, когда фотографии еще не было. Чтобы обзавестись портретом любимой жены или детей, нужно было нанимать художника. Чтобы украсить пейзажем или натюрмортом стены трактира или торговой лавки, нужно было нанимать художника. Женщины еще не могли учиться в школе изящных искусств и без ущерба для репутации писать обнаженную натуру. Таким был мир в середине XIX века.
Сын Огюста Ренуара Жан в книге воспоминаний об отце нарисовал потрясающий образ Парижа, а заодно и всей Франции, такой, какой она была в середине 1840-х:
— Париж насчитывал 1 200 000 жителей: освещались масляными лампами; воду для стола и мытья развозил водовоз; те, кто победнее, ходили к фонтану. Отапливались, разжигая в каминах дрова. Трубы чистили подростки из Оверни: они залезали в трубу, носили на голове цилиндр, а за пазухой сурка. Когда тушили пожар, по цепочке передавали друг другу ведра с водой. Не было сточных ям, по той простой причине, что не было канализации. В обиходе прочно царствовал ночной горшок.
Овощи выращивали на огородиках позади дома или покупали у огородника по соседству. Вино подавали в кувшинах; бутылки считались роскошью; их выдували подростки на стекольных фабриках — многие из этих молодых людей умирали от чахотки — не было двух бутылок одинаковой емкости. Никаких широко распространенных видов спорта не существовало. Бедные играли в мяч и бегали за девушками, богатые ездили верхом.
Замки, рессоры экипажей, инструменты, перила лестниц ковались вручную. Ремесленники жили в помещении над мастерской: никто не совершал длинных поездок в метро, чтобы попасть на работу.
Пока Камиль Писсарро планировал побег в Париж с маленького антильского острова, а Огюст Ренуар расписывал тарелки портретами Марии-Антуанетты, пока Клод Моне рисовал шаржи на своих соседей, а Берта Моризо под присмотром матери копировала в Лувре старых мастеров, старый мир уже трещал по швам. Стремительный научно-технический прогресс готовил для будущего объединения отверженных художников несколько перемен, без которых не было бы никакого импрессионизма.
Тюбик для краски
Зубную пасту, косметические средства, краски и даже еду для космонавтов — сейчас в алюминиевый тюбик пакуют самые разные продукты. Но этому изобретению всего лишь чуть больше 150 лет. Например, Клод Моне и Огюст Ренуар родились в 1840 году, а только в 1841 американец Джон Ренд запатентовал свое изобретение — оловянную тубу, завернутую с одного края и закручивающуюся колпачком — с другого. Поначалу эта туба была сказочно дорогой, потом ее начали изготавливать из свинца — и она стала фантастически вредной. До первого алюминиевого тюбика пройдет еще не одно десятилетие, но художников ни цена, ни токсичность совершенно не волнуют — в их руках оказалось настоящее сокровище.
В картинах Берты Моризо — ничего революционного: дети, цветы, семейные тихие заботы и развлечения. Но это только на наш, закаленный современным искусством взгляд. В свое же время художница повергала прохожих в священный ужас, выходя на совместные пленэры с художниками-мужчинами и накладывая краски смелыми, густыми мазками.
До изобретения тюбика художники упаковывали готовые смешанные краски в свиные мочевые пузыри и завязывали их узелком. Потом протыкали пузырь иглой, чтобы немного краски выдавить на палитру, а образовавшееся отверстие затыкали гвоздем. В пузыре краска тоже сама собой не появлялась. Чтобы получить ее, минеральный пигмент растирали камнем на каменной плите, нанимали для этого подмастерьев или совсем уж в цивилизованных местах планеты — покупали готовый порошок в художественных лавках. При этом художник точно знал, кто и как долго трудился, чтобы растереть для него этот порошок.
Тюбик не только избавил живописца от тяжелого физического труда, но и позволил таскать краски за собой куда вздумается. Тюбик с краской сделал возможным пленэр.
Переносной мольберт
Кто первым придумал носить с собой по полям и лесам еще и мольберт, доподлинно не известно. Но это изобретение скорее всего подтянулось за мобильными красками как самое насущное. До того, как художников потянуло взобраться на скалу над морем или в лютый мороз писать ледоход на реке, их предшественники предпочитали теплую мастерскую — и необходимости таскать мольберт с места на место у них в общем-то не было.
А если бы эта безумная мысль кому-то и пришла в голову, пришлось бы привлечь к этому несколько сильных помощников — в одиночку сдвинуть студийный мольберт с места, а уж тем более вынести на улицу в поисках нужного мотива, было совершенно нереально. Новый мольберт складывался в небольшой чемоданчик и в качестве ручной клади перевозился на поезде, в лодке или в крайнем случае в тележке — до ближайшего поля или озера.
Клод Моне, как канонический художник-импрессионист, не только довел пребывание на пленэре до совершенства, придумал и построил плавучую лодку-мастерскую, но и стал героем многих пленэрных произведений своих друзей.
Клод Моне пользовался тележкой для перевозки своего художнического снаряжения, но такой нехитрый транспорт был нужен ему скорее для перевозки холстов. Краски же помещались в небольшой складной чемоданчик. А вот холстов на каждый пленэр Моне возил по несколько десятков — для каждого времени дня отдельный. Стоило освещению немного измениться, он рылся в набросках, начатых день или неделю назад, чтобы найти соответствующий.
Кисти из свиной щетины и металлический обод
Когда новые материалы рождают новые техники, рано или поздно за этим последуют совершенно новые образы и идеи. В середине XIX века художников буквально засыпало новинками и прогрессивными разработками: краски, мольберты, ну и конечно кисти.
Собольи кисти — мягкие и упругие — позволяли старым мастерам создавать гладкую и блестящую поверхность на полотне. Рассмотреть переход одной краски в другую на многих старых картинах просто невозможно. Когда в XIX веке для кисти начали использовать жесткую свиную щетину, художникам захотелось оставить на полотне ощутимый след от этого смелого инструмента, разделять мазки, класть их щедро и дерзко, подчеркивать траекторию движения руки и даже давать ей участвовать в общей динамике произведения.
Кроме смены щетины в середине XIX века кисти подверглись еще одному чудесному апгрейду. На кисти появилась металлическая обойма — вместо нитки! А это значит, что впервые в руках художника оказалась плоская кисть. Не соболья круглая, а плоская и из свиной щетины. Мазки теперь были гораздо выразительнее — и стали новым способом изображения непостоянства, движения, сиюминутного впечатления: с их помощью было легко и убедительно передавать рябь на воде, мерцающий в листьях солнечный свет или растворенный в тумане городской силуэт. Работать плоской кистью с непривычки сложно, но очень быстро. Невероятное преимущество для художника, который старается поймать неуловимое.
Фотография
В 1839 году Луи Дагеру удалось получить первое фотоизображение человека, а уже в 1874 году состоялась первая выставка импрессионистов — и прошла она в фото-ателье парижского фотографа Надара. Фотография стремительно становится новым модным искусством, которое навсегда меняет статус живописи.
Однако импрессионистов захватывает в этом искусстве одна способность: запечатлевать сиюминутность жизни и движения.
Фотографичность композиции больше всех других захватила Ренуара и Дега. Они смело обрезают крайние фигуры, Дега вообще позволяет влезть в пространство картины только кусочку платья невидимой балерины или крупу лошади. Его балерины чешутся, завязывают пуанты или просто скучают — как будто они случайно попали в кадр.
Железная дорога
Художникам-импрессионистам не хватило бы жизни, чтобы увидеть все написанные ими живописные места, гавани, порты, поля, города и села, если бы не железная дорога. До 1842 года, когда французские власти разрешили строительство пассажирских железных дорог, из одного города в другой чаще всего добирались по воде — во Франции существовала уникальная система каналов.
И вдруг в какие-то несколько лет все меняется — добраться до предместий Парижа и до моря можно буквально за несколько часов. Так голодные и непризнанные Моне и Ренуар катались на денек в «Лягушатник», самое модное, радостное и сомнительное место встреч и праздников. Утром туда, вечером — назад. А потом в Аржантей и Лувесьенн, в Лондон и Ниццу, в Руан и Венецию и в десяток других мест.
Железная дорога, дымящие паровозы, символ нового темпа жизни, нового запаха воздуха, новой плотности воздуха, стал не только средством передвижения для художников, но и одним из самых увлекательных сюжетов для картин.
P.S. В начале века XX, когда импрессионисты стали признанными и продаваемыми гениями, мир изменился совсем. Жан Ренуар пишет о последних годах жизни отца: «Умер Ренуар в 1919 году. За четыре года до этого я получил свидетельство пилота авиации. У нас был автомобиль; мой отец считал вполне естественным пользоваться им для переездов из Парижа в Ниццу; это путешествие занимало два дня. Свершилась коммунистическая революция. Существовал антисемитизм. Газеты выражали тревогу по поводу распространения наркотиков среди молодежи. Узаконился развод. Стали говорить о праве народов на самоопределение. В мире господствовала проблема нефти. В моду вошла психология: немало толков вызывал некий Фрейд. Женщины стригли волосы. Дороги покрылись асфальтом. У нас был фонограф, а также проекционный аппарат, при помощи которого мой младший брат демонстрировал отцу фильмы. Пользовались мы и детекторным приемником. В нашем доме было центральное отопление, горячая и холодная вода, газ, телефон, электричество и ванные комнаты».
Кстати, каким бы прогрессивным ни было сообщество художников-импрессионистов, электрического освещения, например, они не приняли. Электричество не обнаружило в себе никаких тайн и загадок, не заменяло солнечного света и не годилось даже для освещения мастерской. Бесполезное для художника изобретение, как оказалось. В отличие от свиной щетины и железной дороги.