Участь красноармейцев, плененных в годы советско-польской войны 1919–1921 годов

Сколько же было пленных?

Как водится, точное количество пленных с советской стороны неизвестно. Сведения существенно расходятся: если польский исследователь Збигнев Карпус ведет речь о 110 тысячах красноармейцев, то российские историки называют цифры от 130 до 206 тысяч человек. Например, Геннадий Матвеев, опираясь на сводки оперативного отдела Верховного командования Войска Польского, полагает, что в плен попало около 206 тысяч красноармейцев, а через лагеря для военнопленных прошло примерно 157 тысяч военнослужащих Красной армии. Такая разница в цифрах объясняется несколькими моментами.

Во-первых, некоторых военнопленных отпускали на волю уже в прифронтовой зоне. Весной 1920 года, во время наступления на Киев, Верховное командование Войска Польского решило провести эксперимент: освободить часть пленников в качестве доказательство того факта, что поляки не расстреливают военнопленных (такое мнение бытовало среди красноармейцев) и воюют не с русским народом, а с коммунистами. Группы военнопленных по 10—15 человек, прошедшие отбор по «идейно-коммунистическому» признаку, накормленные и снабженные пропагандистскими листовками, должны были перебрасываться через линию фронта. Эффект от этой акции документально не зафиксирован.

Позднее практиковался раздел военнопленных на две группы. Коммунисты, офицеры, комиссары, медицинский персонал «и вообще все пригодные к военно-административной службе» направлялись в стационарные лагеря. Выходцев с занятой поляками территории следовало «после соответствующей разъяснительной работы отпустить домой», а остальных снабдить пропагандистской литературой и перебросить через линию фронта. Весной 1920 года Юзеф Пилсудский говорил о намерении освободить подобным образом 30 тысяч красноармейцев, однако неизвестно, в каком объеме это намерение было реализовано.

Во-вторых, случалось, что на передовой пленников действительно расстреливали. Самый известный такой случай — приказ генерала 5-й армии Владислава Сикорского о расстреле 199 пленных красноармейцев в августе 1920 года. Личный секретарь Пилсудского Казимеж Свитальский отмечал, что

«…деморализация большевистской армии посредством дезертирства на нашу сторону затруднена из-за ожесточенного и беспощадного уничтожения нашими солдатами пленных».

Наконец, польские войска иногда просто оставляли на поле боя пленных красноармейцев, получивших ранения, — они были обузой для боевых частей. Например, в рапорте командования 14-й пехотной дивизии от 12 октября 1920 г. сказано:

«За время боев от Брест-Литовска до Барановичей взято в общей сложности 5 000 пленных и оставлено на поле боя около 40% названной суммы раненых и убитых большевиков».

Все эти пленные не ставились на учет, однако сведения о них (зачастую примерные) фиксировались во фронтовых донесениях.

Этапы пути

В прифронтовой зоне военнопленными занималось Верховное командование Войска Польского. В задачи секций пленных при командованиях фронтов входили контроль за деятельностью сборных пунктов и пересыльных станций, учет данных о численности, перемещениях и физическом состоянии военнопленных, перемещение их с фронта в тыл, организация размещения людей, обеспечение их одеждой и питанием.

Военное министерство перехватывало эстафету в тылу. Отдел по делам пленных и беженцев, преобразованный позднее в Инспекторат лагерей пленных, и Отделение пленных отвечали за организацию новых лагерей и распределительных станций, контролировали и обеспечивали деятельность этих заведений, формировали рабочие команды.

Первоначально «всех большевистских пленных, а также украинских офицеров и солдат, захваченных с оружием в руках или в бою, а также дезертиров непольской национальности» направляли в лагерь в Домбе. Однако вскоре стало понятно, что один лагерь никак не сможет вместить всех пленников, и с лета 1919 года стала развиваться система учреждений для военнопленных. Были открыты стационарные сборные пункты в Вильно, Минске, Молодечно, Гродно, Слуцке, Пинске, Сарнах и Остроге. При дивизиях стихийно возникали фронтовые сборные пункты. Здесь пленные проходили первичный врачебный осмотр, дезинсекцию, ставились на пищевое довольствие, на них оформлялись учетные карточки.

Главная функция сборных пунктов заключалась в приеме военнопленных с фронта и их переправке в тыл. Позже некоторые стационарные сборные пункты были переименованы в пересыльные станции, и, помимо прежних функций, на них была возложена обязанность проведения 5-дневного карантина (это предписание выполнялось далеко не всегда).

Следующим этапом были распределительные станции, организованные вне фронтовой зоны Верховным командованием совместно с военным министерством. Такие станции действовали в Белостоке, Брест-Литовске, Ковеле и Львове. Здесь велся учет пленных, определялись стационарные лагеря для их содержания и обеспечивалась отправка пленных по назначению под конвоем охраны.

В 1920 году появились концентрационные лагеря в Звягеле (Новограде-Волынском), Плоскирове (Хмельницком), Коростене, Житомире и Баре вместимостью в 3—6 тысяч человек каждый. Здесь специально назначенные офицеры сортировали пленных, выявляя идейных коммунистов, военных специалистов и медицинский персонал. В августе 1920 года «из-за огромного наплыва пленных и быстрого продвижения вперед армии» концентрационные станции были созданы при 1-й, 2-й, 4-й и 5-й армиях Войска Польского в Модлине, Рембертове и Седльце. Суммарно они были рассчитаны на 23 тысячи мест.

После первичной санитарной обработки, выявления коммунистов и проведения пропагандистских мероприятий военнопленных следовало отправлять в тыл. Однако на деле стационарные лагеря не могли оперативно принимать большое количество пленных, и концентрационные станции стихийно превращались в пересыльно-распределительные пункты. Они не были обеспечены помещениями для длительного проживания, кухнями, продовольствием, что существенно отразилось на условиях содержания военнопленных. Из-за «поедания пленными различных сырых очисток и полного отсутствия одежды и обуви» в октябре 1920 года в Модлине вспыхнула эпидемия холеры.

В течение Советско-польской войны станции и лагеря меняли свое назначение, закрывались, открывались новые, однако в общих чертах система фронтовых заведений для военнопленных выглядела вышеописанным образом.

Организовать должным образом доставку военнопленных в тыл не получилось. В места назначения транспорт часто приходил без предварительного уведомления. Отсутствие карантина и санитарной обработки провоцировало вспышки заболеваний. В ноябре 1920 года в одном из рапортов отмечалось:

«транспортировка пленных не налажена должным образом… Время движения транспорта обычно рассчитывается на 2—3 дня, а в действительности оно длится дольше — около 6 дней. Пленные получают продовольственный паек, обычно хлеб, фасоль на 2 — максимум 3 дня, а затем голодают оставшиеся дни. Неудобство поездки, голод, холод, отсутствие теплой одежды на фоне общего ослабления пленных приводит к такому истощению, что во время пути постоянно умирает несколько пленных».

Встречали военнопленных стационарные лагеря в Домбе, Вадовице, Ланьцуте, Стшалково и Щиперно. Весной 1920 года открылся лагерь в Тухоле. Кроме того, создавались более мелкие учреждения в Пикулице, Дорогуске, Брест-Литовске, Плоцке и других городах, которые служили то стационарными лагерями, то распределительными станциями. Некоторые стационарные лагеря достались полякам в наследство еще от германской и австро-венгерской армий, создавших их во время Первой мировой войны.

Интернированных надлежало размещать отдельно от военнопленных, офицеров — отдельно от рядовых, а лагерные роты формировать по национальному признаку. Красноармейцы в основном направлялись в лагеря в Стшалково, Домбе, Тухоле, Перемышле, Лодзи, Брест-Литовске, Демблине и Вадовице.

«Положение российских и украинских военнопленных в Польше чрезвычайно тяжелое»

В размещенных на территории лагеря буфетах можно было приобрести продукты и самые необходимые товары. В лагерях были организованы мастерские по ремонту одежды и обуви, читальни. Пленные имели возможность отправлять религиозные культы, устраивать концерты и спектакли. Жители территорий, оккупированных Польшей, имели право переписки и свиданий с родными. Выглядит неплохо. Реальность же отличалась от предписаний и инструкций.

Одному пленному красноармейцу в день полагалось 500 г хлеба, 700 г картофеля, 150 г мяса, 150 г свежих овощей и 2 порции кофе. В рапорте о ситуации в Стшалково отмечалось:

«Питание пленных по таблице Е недостаточное, особенно в зимние месяцы из-за холода и отсутствия теплого обмундирования. Отсутствие надлежащего питания — одна из причин плохого состояния здоровья. При нормальных условиях размещения и обмундирования питание согласно данной таблице было бы достаточным».

Работающие военнопленные определялись на нормальный солдатский паек по таблице С: 700 г картофеля, 600 г хлеба, 250 г мяса, 150 г крупы, 20 г сала, овощи.

Военнопленным выделялось денежное содержание: рядовым — 30 фенигов в день, работающим — 1 польская марка. Офицеры получали жалованье в размере 50 польских марок в месяц. Администрация должна была обеспечить военнопленным одежду и постельное белье.

По свидетельству командира лагеря в Вадовице, 90% пленных прибывали с фронта босыми и без верхней одежды. Случаев мародерства в прифронтовой зоне было так много, что в августе 1919 года Генеральный штаб Верховного командования Войска Польского требовал прекратить отбирать у пленных обувь и одежду, вручая им взамен какие-то лохмотья. В распоряжении подчеркивалось, что такая практика мешает использованию пленных на работах и что государству накладно выдавать новые мундиры. Однако случаи мародерства отмечались до конца войны.

Несмотря на распоряжения и инструкции военного министерства, условия содержания в лагерях были отвратительными: сырые плохо отапливаемые бараки без вентиляции, негодное питание и вещевое снабжение, жестокое обращение с пленными, нехватка бань, лазаретов, лекарств. Довольно часто вспыхивали эпидемии гриппа, тифа, дизентерии, холеры. При этом из-за отсутствия свободных помещений больных не всегда отделяли от здоровых.

Отчет делегации Российского общества Красного Креста о посещении госпиталя в Тухоле в ноябре 1920 года рисует такую картину:

«Все здания очень ветхие и испорченные, в стенах дыры, через которые можно просунуть руку… Говорят, что во время ночных морозов стены покрываются льдом… Все на грязных матрацах без постельного белья, только ¼ имеет кое-какие одеяла, покрыты все грязными тряпками или одеялом из бумаги… Мыла нет, больных моют раз в неделю, иногда раз в две недели».

Унижение человеческого достоинства подавляло не меньше голода. Пленных часто избивали, в том числе «розгой из колючей проволоки». В лагере Стшалково

«каждый барак беспрерывно проветривался, на дворе голых держали по несколько часов для проверки или по какому-либо другому случаю, и это при сильном ветре и морозе до 10 градусов и более. В бараках дырявых и гнилых люди набиты как сельди в бочке».

Известны случаи расстрелов красноармейцев. В том же Стшалково, например,

«поручик Малиновский ходил по лагерю в сопровождении нескольких капралов, имевших в руках жгуты-плетки из проволоки, и кто ему нравился, приказывал ложиться в канаву, и капралы били сколько было приказано; если битый стонал или просил пощады, поручик Малиновский вынимал револьвер и пристреливал… Неоднократно можно было наблюдать такие явления: группа во главе с Малиновским влезала на пулеметные вышки и оттуда стреляла по беззащитным людям, загнанным, как стадо, за загородку…».

Распоряжения и приказы военного министерства об оздоровлении и нормализации содержания людей, вмешательство Российского общества Красного Креста, официальные заявления советской стороны так и не смогли изменить ситуацию в лагерях до самого конца войны.

«Организованные» и «дикие» трудовые коллективы

В мае 1919 года польское военное министерство выпустило инструкцию, разрешавшую использовать труд военнопленных. Министерство брало на себя заботу формировать рабочие команды и железнодорожные роты и выделять рабочую силу для заинтересованных учреждений и частных лиц. Рабочие отряды могли быть сформированы лишь в стационарных лагерях, где велся учет пленных и куда возвращались потерявшие трудоспособность работники. В их состав было категорически запрещено включать «неблагонадежных лиц», прежде всего — офицеров и коммунистов.

На Литовско-Белорусском фронте красноармейцы активно привлекались к работам в составе так называемых «диких» рабочих команд. На сборных пунктах пленных делили на три категории:

• пригодные к тяжелой работе;
• ослабленные и пригодные к легкой работе;
• нетрудоспособные.

Пленные первых двух категорий максимально использовались в прифронтовой зоне, а в стационарные лагеря отправлялись преимущественно больные и раненые. В Верховном командовании такую практику осудили — но не запретили. На рубеже 1920—1921 годов насчитывалось 114 железнодорожных рот и рабочих команд, в их составе было задействовано примерно 25 тысяч пленных.

Работающие военнопленные сталкивались всё с теми же проблемами. Гарнизонный врач Я. Павловский о положении в рабочих командах в Демблине писал:

«Обычный пленный производит впечатление больного туберкулезом… Пленные мерзнут. При холодах, доходящих до 10 градусов и более, у них нет не только одеял и сенников, но буквально белья и одежды. Об обуви нет и речи. В моей амбулатории бывают пленные, прикрытые только рваным, тонким бумажным мешком на голое тело или в кофте, состоящей из пары рваных рукавов и узкой полоски спины, которая их соединяет, или же в тоненьких брюках, разорванных снизу доверху и надетых на голое тело. В такой одежде пленные должны тяжело работать, целый день на воздухе».

Невозможно точно подсчитать количество погибших в польском плену красноармейцев. Причина кроется в безалаберности в вопросах учета военнопленных, что неоднократно отмечало и порицало военное министерство Польши. Збигнев Карпус приводит цифры 16—18 тысяч человек. Нарком иностранных дел Георгий Чичерин в ноте от 9 сентября 1921 года вел речь о 60 тысячах умерших в плену красноармейцев. Российский историк Геннадий Матвеев склоняется к примерной оценке в 25—28 тысяч человек. В любом случае, каждая отдельная такая смерть вносит свой вклад в общую большую трагедию.