Военная медицина после гибели Рима до Ренессанса

Как мы недавно выяснили, военная медицина периода Римской империи достигла максимального расцвета ко II веку н.э., а впоследствии система её организации была перенята и дополнена византийцами. После падения Западной империи началась стремительная «варваризация» бывших провинций, где ликвидировалась римская власть, а вместе с нею все государственные и военные институты, созданные в эпоху античности. Дольше всех продержалась Италия, где при варварских королях наподобие Теодориха Великого или Теодахада по-прежнему функционировал Сенат и частично сохранялись прежние традиции и структуры, но и бывшая метрополия постепенно приходила в упадок.

Медицина – это прежде всего качественное образование и государственная поддержка такового. Понятно, что с разрушением Римской империи многочисленные школы в Галлии, Иберии или Азии исчезли, центром медицинского обучения осталась Александрия в принадлежащем Византии Египте. Однако после арабского завоевания Египта последние специалисты бежали в Константинополь, была частично потеряна и материально-информационная база в виде множества античных трактатов. В западной же Европе, раздираемой беспрестанными войнами между варварами, что образование, что любые понятия о профессиональной медицинской помощи откатились практически к первобытному состоянию – никто не спорит, готы, аланы или вандалы имели представление о траволечении, костоправстве или первой помощи при ранениях холодным оружием, но всё это оставалось на уровне самом ничтожном, в сравнении с римскими военными госпиталями. Наконец, сыграло свою роль и принятие христианства.

Давайте попробуем выяснить, а что же вообще происходило в области военной медицины как отдельной науки после гибели Рима.

Средневековье и торжество схоластики

С сожалением необходимо сказать, что термин «военная медицина» исчезает из истории цивилизации на долгие 600 лет, вплоть до появления в 1099 году первого после римлян специализированного военного подразделения, занятого не только боевыми действиями, но ещё и уходом за ранеными и больными – мы подразумеваем основание Ордена св. Иоанна Крестителя, более известного как Орден госпитальеров. Что происходило в обсуждаемой сфере в период т.н. Тёмных веков – нам неведомо, но на то эти века и называются тёмными. Во времена Каролингского возрождения при дворе Карла Великого уже подвизались несколько профессиональных врачей, сопровождавших монарха в непрестанных военных походах. Летописи сохранили имя еврейского лекаря Феррагута, а по одной из семейных легенд династии Медичи (Medici – врач, доктор), великих герцогов Тосканских, пращур будущих владетелей Флоренции тоже служил врачом у императора франков.

Наконец, в Европе начали постепенно возрождаться медицинские школы – самая первая и самая знаменитая появилась в Салерно в IX веке, что тоже является одним из достижений Каролингского возрождения. Преподавание велось по сохранившимся греческим и римским пособиям, среди как учащихся, так и преподавателей было много женщин – ещё один миф о Высоком Средневековье гласит, будто женщины вообще не допускались к науке, войне или политике, но это совершенно не так: если французская королева Алиенор Аквитанская ходила вместе с мужем во Второй крестовый поход, собрав собственный «отряд амазонок», то Абелла ди Кастелломата или Ребекка де Гуарна в Салерно вполне успешно преподавали общую медицину и писали научные трактаты. Кстати, именно в Салернской школе выделили фармакологию в отдельную науку, впервые со времён Рима.

Наконец, начали возрождаться госпитали – для начала в бенедиктинских монастырях, для лечения и ухода за больными и немощными. Обязательной была должность «брата-травника», выполнявшего роль монастырского врача и фармацевта – таковой подробно описан в известном романе Умберто Эко «Имя розы». Госпиталь в Иерусалиме был основан вообще в 600 году н.э. по поручению римского папы, через 200 лет его расширили по приказу императора Карла Великого, а в 1099 году, после взятия Иерусалима крестоносцами, на этой базе и основали духовно-рыцарский Орден госпитальеров – эту дату следует считать возрождением военной медицины как таковой. Хотя, конечно, никакого сравнения с великолепно организованными римскими здравницами-валетудинариями иерусалимский госпиталь крестоносцев не выдерживал по многим причинам.

Огромную роль играло низкое качество образования – рыцари ордена впоследствии разделились на братьев-воинов и братьев-лекарей, причём последние в случае военной опасности также могли сражаться. Вряд ли они заканчивали Салернскую школу – основной обязанностью госпитальеров исходно была забота о паломниках, а также их вооружённое сопровождение. Дадим слово историку Л. П. Красавину, точно сформулировавшему принципы организации ордена:

«…Аскетический идеал оказывал влияние не только на духовные слои. Он воздействовал и на мирян, и от слияния его с идеалом рыцарства получилась своеобразная форма – рыцарские ордена. Не будучи ещё аскетским, и не сливаясь ещё с монашеским, рыцарский идеал был уже идеалом христианским. Рыцари были, по мысли идеологов, защитниками слабых и безоружных, вдов и сирот, защитниками христианства от неверных и еретиков. Миссия защиты паломников в Святую Землю, помощи тем из них, которые, больные или бедные, в ней нуждались, защита Гроба Господня от неверных вытекала из идеала христианского рыцарства. Благодаря господству аскетического миросозерцания она сочеталась с принесением монашеских обетов, и так возникли рыцарские ордена».

Однако, с учётом того факта, что существование христианских королевств в Святой Земле в течение всей истории было связано с войной, а, следовательно, и с непрерывным потоком раненых и увечных, значение Иерусалимского госпиталя и его многочисленных филиалов переоценить трудно. Рыцари Св. Иоанна были фактически единственной организацией (вместе с лазаритами, т.е. орденом Св. Лазаря под юрисдикцией Константинополя), оказывавшей помощь на поле боя, а также с дальнейшим лечением и реабилитацией.

Поскольку в конфликтах с сарацинами случались более или менее длительные перерывы, как обычно и случается на спорных территориях, началось взаимопроникновение культур, включая и очень широкие медицинские знания арабов, опять же унаследованные ими от античных авторов или перенятые у индийцев и китайцев. Учиться у сарацин госпитальеры зазорным не считали и именно через орденские структуры в Европу начали проникать утерянные или забытые, а местами и существенно дополненные выдающимися арабскими лекарями знания.

Простой пример. Бичом того времени являлась лепра, или проказа – болезнь, казалось бы, малозаразная и теплолюбивая, но во времена Средневекового климатического оптимума, когда среднегодовые температуры были куда выше, проникшая с Востока в Европу и получившая просто катастрофическое распространение. Упомянутые выше лазариты начали решать проблему проказы весьма оригинальным способом – принимать в орден заболевших лепрой рыцарей и устраивать «карантинные лечебницы» для прокажённых-мирян. Отсюда, кстати, возник и термин «лазарет».

Благодаря арабским изысканиям в этой области госпитальеры и лазариты научились безошибочно диагностировать проказу, отделяя её от прочих кожных заболеваний – основными признаками являлись потеря чувствительности кожи (достаточно было укола иголкой), а также выпадение волос на поражённом участке. Лечить проказу, разумеется, в те времена не умели, но братья-рыцари делали главное: изолировали больных, давали им приют и уход.

Наконец, развитие средневековой медицины, включая военную, сильно зависело от общего состояния науки в ту эпоху. Господствовала схоластика – подход, в котором, в отличие от изысканий периода античности, определяющую роль играл не опыт, не эксперимент и не постоянные поиски нового, а систематизация и толкование наработанных ранее знаний – допустим, Аристотель считался настолько непререкаемым авторитетом, что любое противоречие его выкладкам воспринималось как безусловная ересь и попрание основ. Впрочем, схоластов можно похвалить хотя бы за то, что они вернули к жизни римское и греческое наследие, в том числе и в медицинской области, а также возвели в ранг авторитетов арабских учёных масштаба Авиценны. Но в этом крылась и ущербность, на столетия затормозившая прогресс, – Гален, признанное светило медицинской науки Рима, мог ошибаться, и его ошибки автоматически повторяли средневековые последователи, предпочитавшие ни в коем случае не спорить с древним гением.

Победить эти предрассудки смогли только после наступления Ренессанса, когда схоластика была признана бесперспективной, и началось активное экспериментаторство, включая вскрытие трупов ради исследовательских целей. Очень яркий пример последствий схоластического подхода случился в XIV веке: когда римский папа Климент V стал страдать мигренью, один из авиньонских лекарей вычитал у вполне авторитетного арабского автора, что головные боли лечатся… толчёными изумрудами. Папу немедля накормили этим волшебным снадобьем, после чего он вполне предсказуемо умер от перитонита: абразивная крошка разрушила стенки желудка и кишечника.

Тем не менее, мы должны быть благодарны эпохе Высокого Средневековья хотя бы за то, что после веков забвения военная медицина начала постепенно возрождаться, вновь появились госпитали-лечебницы, и врачебное искусство начали преподавать в университетах. Госпитальеры и ассоциированные с ними ордена св. Лазаря и, позже, св. Лазаря и Маврикия, на протяжении столетий оставались единственными организациями, трудившимися в военно-медицинской сфере.

Ренессанс и начало научного подхода

Столетняя война, о которой мы здесь неоднократно говорили, стала поворотным пунктом во всей военной истории европейской цивилизации. За этот период появились первые профессиональные армии, начало стремительно развиваться огнестрельное оружие, а, следовательно, резко изменился и характер повреждений, получаемый бойцами на полях сражений. Городские ополчения ещё с середины XIV века стали нанимать для своих отрядов лекарей, сопровождавших их в походе; немало было и разного рода «вольных цирюльников», прибивавшихся к армии – в конце концов, хоть кому-то надо было проводить ампутации или штопать раны? Безусловно, ни о каком квалифицированном или организованном оказании помощи тут речи и близко не шло, сплошная любительщина с не самыми хорошими видами на выживание для пострадавшего. В свою очередь, наёмные рутьеры частенько требовали от работодателя обеспечить их хоть какой-то медицинской помощью за его счёт.

Всё шло к тому, что рано или поздно европейские короли и полководцы задумаются об организации военно-медицинской службы на постоянной основе, хотя бы потому, что людские ресурсы небезграничны, особенно в условиях распространения огнестрельного оружия! Следовало позаботиться о возвращении в строй профессионалов, поскольку военное искусство само по себе усложнялось, и деревенщина с топором, взятый в ополчение, в подмётки не годился опытному рубаке, вдобавок способному управиться с аркебузой или кулевриной.

Первопроходцами в этом деле можно считать короля Фердинанда II Арагонского и королеву Изабеллу Кастильскую при осаде сарацинской Малаги летом 1487 года. Осада проводилась немалыми силами – 20 тысяч всадников, 50 тысяч пеших солдат и более 8 тысяч сил поддержки, включая специально отобранных медиков. Малага была сильно укреплена, гарнизон обладал достаточным количеством пушек и боеприпасов – крупные санитарные потери у осаждавших были неизбежны. Неизвестно, кто предложил использовать специальные повозки для постоянной эвакуации раненых в палаточные госпиталя за линией обстрела, но командовала этой службой сама королева Изабелла – считается, что со времён Древнего Рима это был первый прецедент в европейской истории с организацией такого рода «скорой помощи». Уход за ранеными осуществляли испанские монахи, и, как пишут в летописях, это оказало существенное влияние на боевой дух войска. Впоследствии похожая практика начала широко распространяться.

Здесь нельзя не упомянуть о «Галене эпохи Ренессанса» – французском хирурге Амбруазе Паре, родившемся в 1510 году. Поначалу вроде бы ничто не предвещало будущей блестящей карьеры сына небогатого сундучного мастера. Амбруаз был отдан в подмастерья цирюльнику, человеку не самому образованному, затем переехал в Париж, где поступил в медицинскую школу, имел обширную практику как армейский врач, участвуя в войнах 1536–1539 годов, и, наконец, получил магистерскую степень. Воевал Паре много, приобретая совершенно незаменимый опыт в хирургии, а поскольку эпоха господства схоластики подошла к своему логическому финалу, и церковь почти перестала относиться к анатомированию и исследованию человеческой плоти с подозрением, чреватым для врача неприятностями по линии инквизиции, Амбруаз Паре стал выдающимся практиком в области военной медицины.

Открытия Амбруаза Паре становятся эпохальными, сравнимыми с достижениями античных врачей, а зачастую их превосходящими. Он доказал, что прежнее заблуждение относительно огнестрельных ран – считалось, что эти раны отравлены, – безосновательно, и в действительности такие повреждения относятся к ожогам и ушибам. Паре ввёл практику перевязки (лигатуры) повреждённых сосудов и изобрёл изогнутую иглу с тремя гранями для наложения швов, которая используется до сих пор. Он разрабатывал протезы, совершенствовал технику ампутации, создавал новые хирургические инструменты. Заслуги Амбруаза Паре, простолюдина из провинции, со временем стали столь очевидны, что он получил должность лейб-медика короля Франции.

В целом XVI век стал временем настоящего пробуждения военной медицины, чему способствовали появившиеся книги по военно-полевой хирургии, успешно распространявшиеся благодаря массовому книгопечатанию. В Испании и Франции при регулярных полках появились профессиональные хирурги на государственном жаловании. Наконец, всего через год после смерти Амбруаза Паре, в 1591 году, король Франции утвердил первый, начиная со II века н.э., официальный документ об учреждении постоянной военно-медицинской службы – «Регламент о помощи раненым», в котором использовались и наработки бывшего лейб-медика его величества. В регламенте достаточно подробно описывался порядок оказания помощи, штатная численность медиков, снабжение, походные и стационарные госпиталя.

Для того, чтобы вернуть военную медицину к состоянию, хотя бы отдалённо приближенному к римским образцам, потребовалось едва ли не 1300 лет, и всё равно новшества внедрялись трудно, а наука оставалась на пещерном уровне: невзирая на исследования Паре, огнестрельные раны продолжали прижигать или заливать кипящим маслом, представления о гигиене, обезболивании и антисептике отсутствовали. Если в римских военных госпиталях-валетудинариях уровень смертности составлял 20–25% (во многом благодаря развитой антисептике), то показатели XVI–XVII веков удручают – более 70–75%. Даже в период Высокого Средневековья, когда (опять же, в противовес сложившимся заблуждениям и мифам) гигиеническая обстановка была значительно лучше, чем после начала Возрождения, выживало больше раненых – но тут следует сделать скидку на огнестрельные раны, которые исцеляются хуже, чем ранения, нанесённые холодным оружием…

Однако худшие времена миновали – военная медицина была вновь поставлена на службу государству и стала структурной частью европейских армий. Об этом мы поговорим в следующий раз.