Война Священной лиги: подготовка к новой кампании, колеблющаяся Венеция, голод и сепаратная дипломатия

Итоги 1538 года

В конце ноября 1538 года в Константинополе османский султан Сулейман отмечал великие победы минувшего года и принимал дары от главных сановников. Среди них были великий визирь Лютфи-паша, сменивший Аяс-пашу, скончавшегося летом, и бывший египетский наместник Сулейман-паша, вернувшийся ни с чем из Индии, но присоединивший к султанату Йемен. Богатые подарки прислали французский король Франциск, Венецианская Синьория и оба венгерских короля, Фердинанд и Янош.

Действительно, в 1538 году в османские руки попали многочисленные морские и торговые базы венецианцев, была без боя ограблена Молдавия, захвачен и присоединён Йемен. Великие дела истёкшего года портила одна мелочь — Кастельнуово, захваченный Священной лигой.

С другой стороны, император Карл полагал немалым успехом сохранение в целости собранных Лигой сухопутных и морских сил. Османы не тронули Венгрию короля Яноша и не приблизились к Венгрии короля Фердинанда, да и король Янош начал склоняться на сторону имперской коалиции.

Уже в октябре 1538 года император Карл провозгласил новый поход «на турка», назначенный на следующий год; войско намечено было собрать не позднее марта. 3 ноября эту хартию подписал папа Павел. На суше предполагалось иметь не менее 60 000 пехоты: 30 000 немцев и по 15 000 испанцев и итальянцев, а также 5000 конных «всех народов». В случае, если к походу присоединился бы король Франциск, чего ожидали при имперском дворе, его швейцарская пехота и конница составили бы отдельный корпус под королевским командованием.

Немцев предполагали разделить на три корпуса по 10 000, воеводами над которыми должны были стать немцы: граф Фюрстенберга (Fustinberch), Кастелальт (граф Кастелальта?) и некто, кого латинский документ называет «Хейгрон Райшак» (Heychron Rayschak). Четвёртого, но непременно немца, могли назвать венецианцы, на чём они сильно настаивали; в таком случае он заменил бы одного из троих, на кого укажет император. За императором на такой случай оставлялось право назначить ещё одного воеводу, тоже немца. Воеводы и капитаны для итальянцев назначались папой и венецианцами.

Флот должен был насчитывать до 300 единиц: до 200 галер, остальные — транспорты. На 40–50 каравелл от португальцев решили не рассчитывать, потому что тем и без того «было чем заняться в восточных морях».

Каждая из сторон должна была оснастить и снарядить свои корабли, и не только иметь артиллерию и боезапас для них, но и предоставить артиллерию для возможной наземной осады. Для обслуживания осадной артиллерии предполагалось нанять 2000 пушкарей. Лошадей для похода собирались приобрести в немецких землях: считалось, что там они «лучше и многочисленнее». Планировалось также иметь 7000 сапёров (quastatori).

Папские галеры, по мнению Андреа Дориа, находились в запущенном состоянии, были плохо снабжены, а командовали ими неумело. Тем не менее их решили оставить в составе флота Лиги, приведя в порядок на деньги папы на венецианских и имперских верфях. Сам папа Павел на военных советах в конце декабря 1538 – середине января 1539 гг. сложил с себя полномочия одного из главнокомандующих, обещая в дальнейшем лишь финансирование. В этом решении не последнюю роль сыграла предстоящая папе усобица с Гвидо Убальдо, герцогом Урбино, из-за области Камарино; в этом конфликте папа оплачивал сильное войско, которое вскоре и решило дело в его пользу.

Главный удар в 1539 году намечали по Алжиру, в случае удачи Западное Средиземноморье превращалось в «имперское озеро».

Что касается Венеции, то её положение на исходе 1538 – в начале 1539 гг. было печальным. Поражения в Архипелаге и неудача флота Лиги у Превезы были усугублены неурожаем, поскольку в то время и Венеция, и её владения в значительной степени снабжались продовольствием извне. Неустанные напоминания венецианцев о том, что по уставу Лиги Кастельнуово должен быть возвращён им, встречали уверения имперского двора, что венецианцы непременно всё получат, но до завершения нового похода вопрос Кастельнуово должен быть оставлен в прежнем состоянии.

Военные потери усилили позицию сторонников соглашения с османами. На ту же сторону венецианцев тайно склоняли представители французского короля. Ещё более ослабила «партию войны» в Венеции смерть дожа Андреа Гритти 28 декабря 1538 года. В Константинополь был назначен новый посол, а для первоначального зондирования почвы туда выехал Лоренцо Гритти, официально по своим частным делам. Впрочем, императору Карлу доносили о намерениях венецианцев искать сепаратного мира ещё в декабре.

Январь – март 1539 года

Тем временем владыки христианского мира как будто занимались подготовкой нового похода Лиги. Папа Павел продолжал содержать «с огромными расходами» войско против герцога Урбино. Имперские политики пытались выяснить, «сколь безопасны плечи императора, буде он на войну пойдёт» — то есть, не ударит ли в тыл французский король, потому что на свежее соглашение полагались не больше, чем на предыдущие. Они слали гонцов к королю Фердинанду Габсбургу, который мог бы собрать против турок «40 000 лучшей в мире конницы». Венецианцев уговаривали стойко держаться.

Военачальники Лиги ожидали успеха, как и в 1538 году. Считалось, что в 1538 году турки потеряли до 40 000 войска в Молдавии, а также часть флота в боевых действиях осенью, и если войска Лиги и окажутся не готовы, то никак не по вине императорского величества.

С начала 1539 года внимание императора и папы стали всё более отвлекать Англия и немецкие протестанты. По мнению папы Павла, английского короля Генриха следовало признать «врагом пострашнее турка»: тот конфисковал имущество католической церкви в Англии и, возможно, финансировал лютеранские «революции в немецких землях, кои уже начались». Уже в феврале 1539 года папа сообщил Венецианской Синьории, что в текущем году поход Священной лиги невозможен, и выразил своё желание прежде всего решить английский вопрос.

Тем не менее, как полагали современники, ещё в марте 1539 года решительная поддержка императора Карла и его личное командование склонили бы к деятельному участию в походе и папу, и венецианцев. Те в первую очередь замечали желание имперцев пользоваться в своих интересах деньгами Венеции и силами её флота, притом что сами не помогали даже продовольствием.

Начал формирование итальянский пехотный контингент Лиги под началом герцога Гвидо Убальдо (после «урегулирования» его спора с папой). В портах Нидерландов были арестованы торговые суда «разных народов» и «люд морской» с тем, чтобы в нужный момент иметь под рукой сколько надо транспортов и опытных моряков. Голландцы неохотно шли на имперскую службу, но именно голландских моряков особо желали мобилизовать имперские власти.

Венецианцы же, веря лишь себе, обязаны были в любом случае предпринять хоть что-то для самозащиты, даже если и обратились уже с просьбой о мире к султану. Действительно, с начала 1539 года Венеция нанимала много солдат, особенно в Италии, и усиливала свои гарнизоны. На должность командующего ополчением был приглашён на жалованье в 4000 дукатов Гвидо Убальдо как один из лучших в Италии воевод и знатоков военного дела.

Во множестве вооружались новые галеры, в том числе 25 на Крите. Тогда же Сенат постановил выбрать из числа ремесленников Венеции 4000 мужчин, которым с тех пор надлежало четырежды в год являться на назначенные им галеры и участвовать в гонках; экипажи первых трёх галер награждались. Таким образом готовились кадры, что позволяло держать некоторое число галер в постоянной и немедленной готовности.

Генерал Капелло по состоянию здоровья не мог более командовать, и на его место назначили Джованни Моро, комиссар-генерала Кандии, но тот, не успев вступить в командование, погиб при усмирении бунта в войсках, так что адмиральскую должность вручили Томасо Мочениго, «человеку весьма опытному».

Тем временем Османский султанат предпринял первую, пока не слишком решительную попытку вернуть Кастельнуово. Уже 1 января 1539 года из прилегающих османских областей к крепости пришли три санджака с войском, очевидно, полностью состоявшим из ополченцев, при шести орудиях. Командовал Морато из Себеницы (современный хорватский Шибеник), христианский выкрест — тот самый Морато, который годом ранее уговорил сдаться без боя гарнизон Надина. Испанский гарнизон, однако, «не дал тому [ренегату] ни рта раскрыть, ни пушки установить», а внезапной атакой из крепости разбил османские отряды и обратил их в бегство, заставив бросить пушки.

Это поражение стало для османов поводом начать сбор более значительных сухопутных и морских сил — 60-тысячной рати под началом бейлербея Румелии Хосрев-паши, и флота в 200 единиц под началом Хайреддина Барбароссы. Пока же венецианские посланники в Константинополе имели возможность отвечать на требования османов вернуть Кастельнуово, что крепость находится в имперских, а не венецианских руках.

Март-май 1539 года

В марте венецианцы уже имели возможность ослабить османский натиск на свои владения в Далмации, ссылаясь на продвигающиеся переговоры. Так, Гритти, и в самом деле имевший тайную миссию и добившийся в Константинополе трёхмесячного перемирия, возвращаясь через Далмацию, смог в конце марта «одними бумагами» снять осаду Салоны (Солина), к которой приступил было османский отряд из Клиса. Гритти, потребовав, чтобы его провели к капитану отряда, показал тому некие письма о сепаратном перемирии, которые затем были сожжены. Османы отступили от Солина, а Гритти и османский капитан отобедали на борту венецианской галеры.

Такие вести доходили до папы и императора, и их посланники не ослабляли дипломатического натиска, призывая Венецию оставаться верной условиям священного согласия. Венецианцы же упорно отвечали, что ни о каком мире нет и речи, и что Гритти был в Константинополе по своим делам. Как писали венецианские историографы ещё в XVII веке, это ещё «могло бы превратиться в правду», если бы император и папа сами проявили неуклонную приверженность делу Лиги. Но те, якобы, бросили Венецию в одиночку противостоять султану — что же венецианцам было делать? Свой резон в этом был.

В то же время венецианцы пытались получить от союзников помощь продовольствием. В республике уже сказывались последствия прошлогоднего неурожая. Поскольку в военное время прямые поставки продовольствия в венецианские колонии в Адриатике были запрещены, все суда с таким грузом обязаны были вначале заходить в саму Венецию, где часть груза изымалась для нужд города, а прочее распределялось между колониями. Местные флоты колоний стояли на приколе из-за пиратства и войны, и война же прекратила обычные поставки зерна из восточной Греции. Уже в начале 1539 года нехватку продовольствия ощущали, например, в Каттаро (ныне черногорский Котор), где цены на зерно выросли вчетверо, да и добыть его было непросто. В апреле 1539 года в Венецию пришли вести о том, что в Каттаро голод. Не в лучшем положении были и другие владения республики в Далмации.

В какой-то мере положение спасала перекупка греческого зерна у флорентийских купцов: Флоренция не подпадала под османское эмбарго. Другую возможность давали захват кораблей из Рагузы (ныне хорватский Дубровник), которая тоже не была под эмбарго, и конфискация их груза.

Более того, не лучшим образом оказалось налажено и снабжение испанского гарнизона в Кастельнуово. Ещё в ноябре 1538 года в Венецию из Каттаро докладывали, что испанцы совершают набеги на окрестности Каттаро. Вопрос о срыве поставок продовольствия в Кастельнуово ещё не раз возникал в течение 1539 года, за что как имперский адмирал отвечал Андреа Дориа.

В середине марта 1539 года имперская сторона начала осознавать, что с Кастельнуово может получиться, как с Короном: плохо снабжаемая крепость неминуемо падёт с немалым уроном для чести императора. При этом ни папа, ни венецианцы не спешили поучаствовать в расходах, поэтому в Империи начали прорабатывать два варианта: отдать, наконец, Кастельнуово венецианцам, чтобы те и несли тяжесть содержания и снабжения крепости, или немедленно эвакуировать гарнизон, а укрепления уничтожить.

Весной 1539 года положение с продовольствием в Кастельнуово стало угрожающим: на день солдаты получали «по 170 зёрен риса и по 9 зёрен бобов». Одного из капитанов, Луиса де Харо, послали к неаполитанскому вице-королю в Апулию за помощью, и де Харо «как поехал, так на два месяца и пропал». Тогда вслед послали капитана Педро де Сотомайора, и тому уже удалось добиться, чтобы вице-король приказал снарядить два корабля с припасами, с которыми Луис де Харо и вернулся в Кастельнуово.

Но пока испанские капитаны добивались помощи от вице-короля, пока снаряжались транспорты, Сармиенте пошёл на отчаянные меры: в море на бергантине был выслан лейтенант (alférez) отряда Сармиенте, Гарсиа Мендес де Сотомайор. В другую сторону на фусте отправился старшина отряда (cabo descuadra; в современном значении — капрал, т.е. нижний из чинов младших командиров) с приказом прочесать ближайшие порты и море и силой привести в Кастельнуово любое судно с провизией, хоть вражеское, хоть дружеское.

Лейтенант обнаружил «в Сиракузе» (вероятно, имелась в виду Рагуза) некий «христианский корабль» и попытался захватить его, но команда дала сильный отпор, в чём обороняющимся содействовал «турецкий гарнизон замка». Мендес вынужден был отступить, имея четырёх раненых. Но капитан атакованного корабля допустил ошибку: он слишком рано вышел из порта и был замечен с бергантины, которая ушла недалеко и набирала воду в одной из бухт. Не имея хорошего ветра, корабль попытался вернуться в порт, но был настигнут бергантиной. После боя, в котором погиб владелец корабля, испанцам достался груз, составлявший большое количество хлеба и пороха. 25 апреля Мендес де Сотомайор привёл корабль в Кастельнуово, а кроме того, «были захвачены и приведены и другие корабли».

На иллюстрации в титуле статьи показаны остатки перестроенных османами укреплений Кастельнуово.

Продолжение следует: