Второе лето восстания Хмельницкого: Зборовская битва

На протяжении первых полутора лет войны Хмельницкому ни разу не случалось встретиться в сражении с королём Речи Посполитой. Только в августе 1649 года ему представилась такая возможность — Ян Казимир со своей армией шёл деблокировать Збаражский замок. Сняв с осады часть войск, Хмельницкий и крымский хан Ислам-Герай III двинулись навстречу противнику.

Королевская армия в походе

О том, что происходит в Збараже, Ян Казимир узнал почти случайно. Король и его приближённые находились в Топорове, когда 6 августа к ним привели польского офицера, чудом пробравшегося через казацкие заслоны. Миколай Скшетуский (позже выведенный в качестве главного героя романа Генрика Сенкевича «Огнём и мечом» под именем Яна Скшетуского) рассказал королю всё, что знал. Растроганный монарх поблагодарил смельчака, выдал ему сто золотых, а канцлер Ежи Оссолинский подарил новую одежду и коня. Напоследок Скшетускому пообещали поистине королевский подарок — первое освободившееся староство (фактически, сделать управляющим доходным имением и кормиться с него). Скшетуский ждал, пока освободится вожделенное староство, весь остаток своей жизни (до 1673 года), но так и не получил обещанного.

8 августа король наконец двинулся из Топорова навстречу врагу. Три дня простояв у Белого Камня и встретив там артиллерию, которую везли из Львова, а также несколько тысяч войска, Ян Казимир 12 августа пошёл к Золочеву. Там поляки встретились с первыми разъездами татар, завязались конные стычки. Двадцатитысячное польское войско более чем наполовину состояло из кавалерии, однако разведки толком не вело и о противнике не знало ровно ничего. 13 августа поляки остановились на правом берегу реки Стрыпа в 4 км юго-западнее городка Зборов. Здесь и суждено было решиться судьбе всей летней кампании.

Чтобы идти от Зборова далее к Збаражу, нужно было переправиться на правый, сильно заболоченный берег реки. Сражаться здесь поляки не предполагали — Хмельницкий и главные силы татар находились неизвестно где. Более того, офицер Гдешинский, которому поручили узнать, где враг, по возвращении заявил, что «на три мили вокруг никого нет». 14 августа через реку около Зборова были наведены два моста, по которым польское войско собиралось переправиться на следующий день.

Хмельницкий идёт к Зборову

В отличие от польского короля, гетман и хан разведку ценили высоко. Особое внимание уделялось тому, чтобы сбору сведений помогало местное население. На слежку за неприятелем были выделены силы Прилуцкого казацкого полка и, конечно, татары под общим руководством Филона Джалалия — глубина разведки достигала 80 км (!). Поэтому, когда дошло до дела, Хмельницкий был готов ударить там и тогда, когда ему удобно.

В ночь с 13 на 14 августа десять казацких полков (около 30 000–40 000 человек) и 20 000–30 000 татар ушли из-под Збаража. Оставив руководить осадой генерального обозного Черняту, Хмельницкий двинулся на врага по маршруту Збараж – Тарнополь – Озёрная. Впереди двигались легковооружённые татары, за ними — некоторая часть казаков на конях (огневая поддержка), и в полудневном переходе (около 15 км) — основные силы с обозом.

Уже вечером 14 августа передовые отряды татар остановились около Озёрной (в 15 км от Збаража), а главные силы — вблизи Тарнополя. Лёгким татарским авангардам поручалось уже утром 15 августа остановить продвижение врага, напав на его передовые части и проведя рейды по тылам. Планировалось распылить польские силы, деморализовать их и создать условия для окружения и полного разгрома поляков.

На рассвете 15 августа передовые отряды татар под прикрытием утреннего тумана пошли от Озёрной к Зборову и стали ждать сигнала к атаке. Основные силы орды двигались туда же от Тарнополя. До столкновения оставались считанные часы.

Начало битвы

В это же время король, успокоенный обнадёживающими рапортами, дал приказ о начале переправы войска через Стрыпу. Сначала реку пересёк сам монарх и пехотные части, затем двинулась артиллерия, за ней — конница. Переправа была в самом разгаре, когда из Зборова раздался колокольный звон. Было воскресенье, колокольному звону никто не удивился, однако именно он являлся сигналом к татарской атаке.

Время атаки было рассчитано идеально — в этот момент польское войско представляло собой две слабо связанные части. Первая часть с королём во главе, опытной конницей, пехотой и пушками уже успела переправиться на левый берег Стрыпы. Вторая, остававшаяся на правом берегу, состояла из плохо дисциплинированного посполитого рушения, не имевшего артиллерийско-огневой поддержки и не умевшего действовать согласованно. Со стороны татар наиболее логичным было любой ценой переправиться на правый берег и разом ударить по обеим частям польской армии.

Первый удар крымцы нанесли на левом берегу Стрыпы по хоругвям князя Самуила Корецкого, неосмотрительно выдвинутым вперёд. С большими потерями те отступили, пока остальные «левобережные» польские силы выстраивались, чтобы отразить нападение.

Быстрая крымская конница двинулась на север, чтобы форсировать реку без помех. В нескольких километрах от Зборова, у села Метенев, они пересекли реку (её охранял сравнительно небольшой польский отряд, не оказавший сопротивления) и получили полную возможность атаковать польские части на правом берегу Стрыпы. Уже с правого берега энергичным наскоком была взята ещё одна переправа (в Млыновцах), что обеспечило прочную связь крымских сил на обоих берегах. Теперь всё было готово для решающего удара по «правобережной» части королевской армии.

Дальнейшее напоминало избиение младенцев. Лишённые единого командования «посполитые» и надворные магнатские хоругви уничтожались по одной. Сначала под татарскими саблями и стрелами погибло перемышльское ополчение, затем был разбит полк Станислава Витовского, годом ранее подписавшего элекцию Яна Казимира. Татары разгромили полк литовского подканцлера Казимира Льва Сапеги, полк киевского чашника Фелициана Тышкевича, нанесли тяжёлые потери львовскому посполитому рушению. Вскоре начался грабёж брошенного польского лагеря. По разным оценкам, в этой фазе битвы коронные войска потеряли убитыми, ранеными и пленными от 1000 до 4000 и даже до 7000 человек. Очевидец вспоминал:

«Чуть не обернулась она поражением под Варной или Лигницей, или как Батый, татарский хан, 12 недель жил в Кракове».

На левом берегу Стрыпы

Ян Казимир постарался принять все меры для спасения войск, сражавшихся на правом берегу. По мостам через реку двинулась подмога, в том числе знаменитые «крылатые» гусары. Идея отправить элитную кавалерию на правый берег была неудачной — в толчее ближнего боя развернуться гусарам было негде, и большинство их погибло, не принеся особой пользы.

В это же время татары и казаки обрушили удар на лучшие силы польского войска, находившиеся на левом берегу Стрыпы. Здесь беспорядка было меньше, наёмная немецкая пехота стала костяком обороны, слева и справа от неё выстроились конные хоругви под командованием Ежи Любомирского и Станислава Потоцкого. В бою против правильно выстроенной европейской армии татары (даже при огневой поддержке казаков) имели куда меньше шансов, чем при резне недисциплинированных бойцов рушения. Первая атака крымцев пришлась на правый фланг Потоцкого — его войска огнём отразили лёгкую конницу несколько раз подряд, после чего татары решили попытать счастья в другом месте.

Часть татарских отрядов ударила по левому крылу в лоб, другая незаметно обошла его слева — конные хоругви Любомирского оказались в полукольце и были разбиты, многие поляки пытались спрятаться в траве, «не помня ни про отчизну, ни про короля». Зато король помнил о них и немедленно отправил на левый фланг несколько хоругвей рейтар и казаков. Одновременно хоругви Потоцкого контратаковали на правом фланге — и ситуацию удалось несколько выправить. Натиск татар ослаб, и поляки получили возможность возвести какие-никакие полевые укрепления. Первый день сражения подходил к концу.

На волосок от гибели

Полного разгрома польского войска не произошло, но лагерь попал в руки врага, потери были чудовищны. Весь этот кошмар учинили лишь татары при небольшой поддержке казацкой конницы. Что же будет, когда подойдёт сам Хмельницкий с основными силами? Король созвал военный совет, на котором были выработаны два варианта дальнейших действий:

• тайно вывезти короля из лагеря, бросив войско;
• срочно начать переговоры с ханом и надеяться, что удастся откупиться.

Об успехе дальнейшего сопротивления речи не шло, Зборовское сражение было проиграно уже в первой его фазе, продолжение боевых действий могло привести поляков лишь к более или менее славной гибели.

Бросать своё войско король отказался, предпочтя переговоры. К Ислам-Гераю тут же отправился гонец, который, помимо прочего, должен был напомнить ему об эпизоде, случившемся за двадцать лет до этого. В 1629 году жолнёры воеводы Станислава Любомирского взяли в плен молодого знатного татарского воина, ещё не помышлявшего, что когда-то он станет ханом. В польском плену будущий Ислам III провёл то ли пять, то ли семь лет, а потом был освобождён благодаря милостивому согласию короля Владислава IV (брата Яна Казимира). Направив в татарский стан гонца, Ян Казимир напоминал о добром деянии своего родственника и намекал, что неплохо бы и хану поступить столь же благородно. Перспективность переговоров с ханом признавалась ещё и потому, что Хмельницкий имел некие отношения с русским царём, которые могли не нравиться крымскому владыке — у Бахчисарая и Москвы была давняя вражда. Тут же было отправлено письмо и к самому Хмельницкому — гетману (как верноподданному) приказывали отвести войска на 10 миль и вступить в переговоры.

К тому времени, как ответные письма хана и гетмана были доставлены королю, битва загремела вновь. К утру 16 августа наконец подошли главные силы казацкой пехоты. Начался штурм Зборова и бывшего польского лагеря. Отбивать Зборов король послал добровольцев под руководством несостоявшегося гетмана Семёна Забуского: современные польские историки утверждают, что город был взят, украинские — что он остался за казаками. Со своих позиций поляки огрызались огнём и яростно контратаковали кавалерией, захватили несколько казацких орудий и знамён.

Дипломатические хитросплетения

Около полудня сражение внезапно закончилось. Польские жолнёры, отбившие множество атак, смогли перевести дух, к полякам отправились гонцы от казаков и крымцев.

И хан, и гетман положительно отреагировали на предложение договариваться. Ислам-Герай упрекнул короля в том, что тот до сих пор не отправил к нему посланника высокого ранга (например, канцлера), иначе можно было бы давно договориться. Хмельницкий на словах проявил покорность, указал на свои давние военные заслуги перед Речью Посполитой, советовал королю покрепче держать корону и жаловался на «кривды от панов-державцев». В конце письма он соглашался на то, чтобы отдать королю гетманскую булаву и хоругвь.

Принято считать, что Ислам-Герай не желал возникновения независимого казацкого государства и просто «сдал» союзника, согласившись на сепаратные переговоры. Вместе с тем современные историки допускают и версию, что Хмельницкий сознательно не стал добивать измученную королевскую армию, создавая условия, когда у венценосца можно будет легально выторговать максимум возможного. Легитимность Хмельницкого исходила из того, что гетманскую булаву ему вручил сам король — падение последнего делало гетмана просто вожаком бунтовщиков. Договорившись же с монархом о фактической автономии Войска Запорожского, Хмель становился полновластным правителем в своём государстве.

Так или иначе, король не стал напрямую вести с Хмельницким переговоров, сославшись на неравенство статусов. Отныне посредником для решения всех проблем гетмана становился крымский хан. Переговоры начались с того, что на полпути между польским и казацко-татарским лагерями встретились Ежи Оссолинский и крымский визирь Сефер Кази-ага. Последний изложил предварительные условия: казацкий реестр увеличивается до 40 000 человек, Войско Запорожское получает автономию, татары — 200 000 талеров разово, ежегодные «поминки» и право угонять ясырь с территории Речи Посполитой.

В ночь с 16 на 17 августа Хмельницкий со товарищи работали над оформлением своих требований. Будущая автономная держава виделась им в составе Брацлавского, Киевского, Черниговского воеводств, а также частей Подолья и Волыни. Реестр должен был увеличиться до 40 000 человек, казаки соглашались на возвращение изгнанных шляхтичей в свои владения, но требовали амнистии для всех участников восстания. Православная и католическая церкви должны были полностью уравняться в правах, православное духовенство — получить право на исполнение обрядов «по всей Короне Польской и Литве». В Киеве следовало запретить проживание иезуитов, а по всей казацкой территории — евреев. Киевский митрополит и двое владык должны были получить место в сенате и те же права, что у католических сенаторов. Казаки требовали отменить Брестскую церковную унию и вернуть православной церкви отнятые у неё здания и имущество.

Утром 17 августа переговоры продолжились — поляки и крымцы договорились довольно быстро. Между государствами возникла «вечная приязнь», декларировалась взаимопомощь в борьбе против общих врагов. Отныне крымцам дозволялось пасти скот по берегам рек Ингул и Большая Высь, король соглашался на уплату «поминок» и огромный единовременный выкуп. Впрочем, 200 000 талеров на месте не нашлось, поэтому поляки выплатили только 30 000 и отдали в заложники сокальского старосту Зигмунда Денгофа (до тех пор, пока не найдут недостающие деньги). Хмельницкий был не в восторге от того, как легко договорились татары и поляки, но хан заявил гетману, что тот «не знает меры своей, хочет пана своего до конца разорить… надобно и милость показать».

Во второй половине дня явилось и казацкое посольство. Ян Казимир принял его, сидя на троне посреди лагеря, и согласился проявить к казакам «милость и милосердие». Что конкретно получат «лыцари», должна была решить очередная комиссия в составе брацлавского воеводы Адама Киселя и канцлера Ежи Оссолинского.

На рассвете 18 августа переговоры продолжились. Несмотря на настоятельные просьбы короля, Хмельницкий не отводил свои войска, заявив, что они стоят, «чтобы охранять короля от своевольников из разных стран». Договорившись с комиссарами, 20 августа Хмельницкий получил аудиенцию уже у самого короля. Видимо, гетман чувствовал, что достиг не всего, чего хотел — доподлинно известно, что он нервничал и желал присягать венценосцу, сидя на коне. Хмеля удалось успокоить, и аудиенция прошла без эксцессов.

Зборовский компромисс

Согласно Зборовскому договору (юридически — «Декларации его милости короля на пункты просьб Запорожского Войска») казаки получали следующее:

• реестр увеличивался до 40 000 человек. Все бывшие крестьяне, не вошедшие в него, должны были немедленно вернуться к своим панам;
• Войско Запорожское получало автономию, но в меньшей территории, чем хотелось изначально — теперь оно включало Киевское, Брацлавское и Черниговское воеводства (около 200 000 кв. км с примерно 1,6 млн населения). За границами Войска оказывались территории шести казацких полков (Звягильского, Любартовского, Миропольского, Барского, Остропольского и Поднестровского), население которых «расказачивалось»;
• на территории, выделенной Хмельницкому, сохранялось казацкое политическое устройство и суд, а также полково-сотенное административно-территориальное деление;
• войскам Речи Посполитой, за исключением казацкого реестра, запрещалось заходить на территорию Войска Запорожского;
• всем повстанцам объявлялась амнистия;
• всей шляхте, включая католиков, возвращались их владения, отнятые во время восстания;
• в Киеве и других городах казацкой автономии запрещалось появляться иезуитам;
• административные должности в казацкой автономии отныне могли занимать только православные.

Некоторые ключевые вопросы Хмельницкому решить не удалось. Были полностью принесены в жертву интересы крестьян, мещан и тех казаков, которые не входили в реестр. Отмену унии и возвращение православным имущества договорились передать на рассмотрение польского сейма, хотя это давало стопроцентную гарантию, что ничего отменено и возвращено не будет (позже Хмельницкий жаловался, что Кисель обманул его). Для себя Хмель выторговал подтверждение на владение хутором Суботов и возвращение привилея на Чигирин, которым владел на правах гетмана с начала 1649 года.

Конец «Збаражского сидения»

Заключив компромиссный договор, казаки и татары отправились ко всё ещё осаждённому Збаражу (Ислам-Гераю полагался выкуп ещё и с его защитников). Уже по дороге к замку хан активно рассылал небольшие отряды за «легальным» ясырём. К Збаражу отправились и комиссары. Примерно тогда же Хмельницкий отправил посольство к победоносному Янушу Радзивиллу, чтобы заключить мир и с ним.

В Збараже о поражении королевского войска под Зборовом узнали уже 16 августа — голодающий гарнизон был окончательно деморализован. Чтобы сэкономить последние крохи съестного, 20 августа командование решило выгнать за городские стены своих верных слуг — крестьян, безропотно выполнявших все фортификационные работы. Все изгнанники тут же пополнили крымский ясырь. 21 августа в замок прибыл татарский гонец с требованием выкупа. Гордые поляки заявили, что лучше умереть, чем подчиниться унизительному приказу — в ответ гетман и хан заявили, что подождут, пока защитники окончательно ослабнут, а потом вытащат их из крепости «за головы». Голодному гарнизону пришлось покориться.

В ночь с 22 на 23 августа осада, потребовавшая стольких усилий и жертв, наконец была снята. Измученные поляки выходили из Збаража — сохранились свидетельства, что казаки немедленно покормили многих из них.

24 августа казаки, получившие своё, отправились на восток, туда же отбыл и сам Хмель. Через день поляки двинулись на Тарнополь — припасов им по-прежнему не хватало, солдаты рвали недозрелые плоды, и «масса их заболела и умерла» (позже польский хронист отмечал, что «вскоре умерли почти все участники обороны»). Кампания 1649 года завершилась.

Компромисс, достигнутый столь большими жертвами, не удовлетворял никого. Казаки получили меньше, чем хотели, православная церковь — почти ничего. Шляхта, вернувшая себе свои владения в уже новом «государстве в государстве», не могла быть спокойна за собственность. Хотя уния отменена не была, сам факт таких значительных уступок злил гордую польскую элиту, королевский указ о роспуске посполитого рушения от 29 августа шляхта восприняла негативно. Назначив заседание сейма, который должен был утвердить все постановления Зборовского договора, на 22 ноября, Ян Казимир пытался делать вид, что поход под Збараж окончился успехом — шляхта отказывалась верить в такую чушь. Впрочем, короля в разгроме пока не винили — все шишки посыпались на канцлера Ежи Оссолинского, который якобы давал монарху негодные советы. По Польше ходил памфлет «Компендиум советов его милости пана коронного канцлера», где про Оссолинского говорилось, что он «под Збаражем цвет шляхты и силу рыцарства хочет погубить», «допустил, чтобы орда… загнала в неволю души христианские» и тому подобное.

Многие из шляхтичей были готовы немедленно начать новую войну с Хмельницким, но горячие головы охладила безжалостная бухгалтерия. За время боевых действий польской армии успели задолжать 2 264 171 флорин, и жолнёры угрожали взять своё, разграбив города и сёла. Время для новой схватки ещё не наступило, но в том, что она неизбежна, не сомневался никто.

Продолжение следует: Второй год восстания Хмельницкого: тревожный мир.