История любви длиною в 40 лет неугомонного Чарльза Дарвина и его терпеливой Эммы

Согласие в этом союзе особенно приводило в недоумение тех, кто знал, насколько они различны в своем мировоззрении. А современники не переставали поражаться тому самообладанию, с которым жена выдающегося ученого мирилась с нелегкой судьбой, выбранной ее неугомонным супругом. Когда ее спрашивали, где она черпала силы для своего терпения, Эмма отвечала: "Возможно, Чарльз и не верил в Бога. Но Господь, без сомнения, верил в него. А значит, и я верила..."

Чарльз и Эмма знали друг друга почти с самого рождения. Отец Эммы Джозайя Веджвуд и мать Чарльза Сюзанна были родными братом и сестрой. Дядюшка Джойз счел своим долгом опекать шестерых племянников и племянниц, когда после внезапной смерти Сюзанны те осиротели. На тот момент Чарльзу было восемь лет, как и Эмме, они были одногодками.

Маленькая Эмма влюбилась в Чарльза еще в детские годы, когда их семьи часто ездили погостить друг у друга. Однако непоседливый мальчишка, именно таким был Дарвин в детстве, девочками совершенно не интересовался – он куда больше любил собирать жуков, интересовался червями, животными и птицами. Короче, даже в юности его больше привлекало все, что угодно, только не девушки. Эмма же на протяжении долгих лет совершала робкие попытки сблизиться с ним, но безрезультатно. И даже когда наш герой отправился в кругосветное путешествие на корабле «Бигль», на целых пять лет Эмма верно ждала своего Чарльза, отказывая во взаимности всем ухажёрам. И каково же ей было, когда вернувшись в Англию, Чарльз по-прежнему ее не замечал. Девушка потеряла все надежды на счастье с любимым, когда Дарвин неожиданно сделал ей предложение. Как оказалось, его равнодушие к кузине было кажущимся, и он давно тайно был в нее влюблен, поэтому твердо решив распрощаться со своей холостяцкой жизнью, невесту себе выбирал недолго.

Прежде чем решить насколько ему важен брачный союз с Эммой Веджвуд, Чарльз скрупулезно взвесил все "за" и "против". Молодой человек относился к брачным союзам с определенной философией. Поэтому когда впервые задумался о браке, он использовал свою фишку - рационализм, составив две колонки: «Женат» и «Не женат». В первый столбик он вписал: родной дом и человек, который будет ухаживать за ним и домом, очарование музыки и щебетание родной половинки; во второй - свобода выбора во всем, беседы с умными собеседниками в клубах, а главное - никаких принудительных визитов к родственникам и паники по пустякам.

А потом, оценив дальнейшие перспективы, подумалось об ответственности перед семьей, экономии на покупке книг, да и времени, которое нужно будет уделять близким. Однако любовные утехи и страх одиночества наконец перевесили вольнодумство молодого ученого. «Представьте себя одиноким в грязном, прокуренном лондонском доме», - писал Дарвин. Семейное будущее он описывал намного живописнее: «С нежной женой, на мягкой софе, с книгой у камина.»

И когда он сделал уже отчаявшейся 30-летней Эмме предложение руки и сердца, она была на вершине счастья – её мечты сбылись. Она была готова терпеть жуков, моллюсков, червей, да и вообще, кого угодно, в том числе и заумные разговоры о науке – лишь бы не расставаться с любимым. Позже он написал в автобиографии: «Меня изумляет то исключительное счастье, что она, человек, стоящий по всем своим нравственным качествам неизмеримо выше меня, согласилась стать моей женой».

Чарльз и Эмма поженились в 1839 году в Лондоне, жили в любви и согласии, стали родителями семерых детей. Что удивительно, им всегда удавалось находить компромисс между теорией эволюции Чарльза и религиозными взглядами Эммы. Чарльз старался никогда не огорчать свою Эмму. Но когда он стал заниматься своим знаменитым трудом – книгой «Происхождение видов», проблемы всё же появились.

Теория эволюции, над которой работал Дарвин, была неприемлема для многих людей того времени. Они были уверенны, что она противоречит Библии, а некоторые откровенно высмеивали Дарвина, называя его сумасшедшим. Эмме приходилось немало переживатть из-за этого. Ведь теория эволюции была ударом и по ее самому больному месту. Будучи глубоко верующим человеком, ее душа противилась выдвинутой теории мужа, с одной стороны, а с другой - ее самозабвенная любовь к мужу требовала самопожертвования.

Однако, в действительности, Дарвин был креационистом, он совершенно не оспаривал факт творения мира Богом. Его оппоненты, будучи ошарашенными новаторскими идеями практически никогда не дочитывали до конца его работу. А там, на последних страницах книги, можно было прочитать такие слова: «Есть величие в этом воззрении на жизнь с её различными силами, изначально вложенными Творцом в незначительное число форм или только в одну». К тому же, к концу жизни Чарльз осознал, что его теория несовершенна и нуждается в корректировках, но никто не ждал его признаний, не поддержал учёного в трудную минуту… Никто, кроме верной супруги.

Когда на ученого обрушился весь мир, жена была первой, кто протянул Чарльзу руку. Она искренне верила, что Богу лучше известно, зачем он вкладывает такие мысли в голову её мужа, и не ей кого-то судить. Ее преданная любовь оказалась сильнее, нежели разница во взглядах.

Эмма знала, что она сейчас как никогда нужна Чарльзу. И он любил её, оставался ей безраздельно верен. Когда его одолевали приступы загадочной болезни, когда он грустил или начинал сомневаться в собственной работе, Чарльз всегда приходил именно к жене, и больше ни к кому. А для Эммы важнее всего было находиться рядом с ним.

Дарвин, нежно любящий жену, высоко ценил то, что она уважает чужое мнение. Даже если сама она думала иначе, Эмма выслушивала мужа и помогала ему в работе. «Она была моим мудрым советником и светлым утешителем всю мою жизнь, которая без нее была бы на протяжении очень большого периода времени жалкой и несчастной из-за болезни», – писал Дарвин.

Чарльз и Эмма прожили в браке больше сорока лет, до смерти Дарвина. Они вместе выдержали шквал негодования, обрушившийся на автора теории эволюции, делили на двоих все радости и горести, которые им выпадали в жизни. Любовь и семья для Эммы и Чарльза были важнее всего, и нарушить их тихое счастье оказалось никому не под силу.