Надежда
Первыми стали отрекаться от всего буржуазного жёны вождей революции. Например, Надежда Константиновна Крупская очень всерьёз взялась за свой коммунистический облик. Хорошо известен визуальный ряд, который из этого вышел: мешковатая одежда, шляпа клош, стоптанные боты – имидж, простительный любой другой, кроме первой леди страны. А ведь в молодости это была милейшая девушка, совершенно тургеневская, с нежными очами, с гимназическим румянцем и мягкими, прямо фланелевыми пальчиками. Люди, хоть раз видавшие, как Надюша распускает косу, замирали восхищённо. Сегодня, конечно, нет в живых тех, кто бы подтвердил – было! Остались одни исторические развалины, они-то и поведали, что Надежда Крупская плохо выглядела вовсе не из-за коммунистического менталитета, а по причине тяжёлой болезни.
Кстати, у руля Советской России вместе с мужем она оказалась в возрасте под пятьдесят – в самом расцвете по нынешнему времени. Но её женский звёздный час давно миновал, пришедшись на дореволюционные годы, когда молоденькой учительницей она преподавала в школе рабочей молодёжи, битком набитой идейными марксистами. И ухажёры у неё там были в ассортименте, тот же Ваня Бабушкин. Важно, что провожал Ванюша её от чистого сердца и за ручки хватал вовсе не по поручению месткома, и вообще вёл себя очень гуманитарно, даже стихи писал, хотя слушал курс правоведения. Но Наденька, будучи прототипом всех последующих за нею кремлёвских жён, решительно снимала наброшенный Бабушкиным пиджак. У неё на уме в тот момент была сплошная революционная пурга. Собиралась ли она стать тем несчастным существом, в которое её в итоге превратила революция? Страшно подумать, во что может превратить зазевавшуюся женщину мужской мир. Не заметишь, как за идею, за здорово живёшь конфискуют всю галантерею, все платья, и духи, и французские каблучки, и сумочку из питона – всё-всё, обвинив в буржуазности. Тут и до белья недалеко – кто при царском режиме носил кружевное исподнее? Уж конечно не Ваня Бабушкин и не его девушка. То-то.
Надя очень скоро перестала обращать внимание на модные тенденции, так ей задурили голову адвокаты-недоучки, и стала выглядеть бабушкой в своей шляпке клош, даже на фоне собственного мужа – носителя неброских жилетных костюмов швейцарского покроя. Правда или нет, но бедняжка Надежда Константиновна одевалась на блошином рынке – так в те времена называли «секонд-хенд». Единственное драповое пальто, которое для неё пошили уже после октябрьского переворота, истёрлось у неё на плечах до неузнаваемости – её ли оно или Владимира Ильича. Именно к этому пальто она пришивала потом разные пуговицы. Кто ещё пошёл на такие жертвы ради революции?
И вот вечно ей пеняли на неудачный имидж. На фоне некоторых. Корректно ли было сравнивать Надю с секс-символом тех лет Инессой Арманд? С великолепной Инессой, у которой даже пряжки на туфлях отливали каким-то буржуазным блеском, с Инессой несравненной, о которой говорили, что даже каменных атлантов посещает физиологическое вдохновение, когда она проходит мимо. Инесса не принимала на свой счёт бредни вождя революции о том, что материальное благополучие, в частности красивая и дорогая одежда, должны перестать занимать женщин коммунистического общества. Она считала, что как раз наоборот, при коммунизме дама сможет себе позволить всё самое лучшее, что только представит ей текстильная промышленность. А начинать надо уже сегодня. Тем временем Надежда, наоборот, вбивала себе в голову, что на фоне разрушенной России она не имеет права наряжаться в кружева и атласы.
В Музее революции хранятся ботинки Крупской, коричневые, жалкие, трудно поверить – в этом кто-то ходил! Собственно, это и был их общий стиль – Нади и страны. Ну а нарядная Инесса умерла в 1920 году, и сравнивать стало не с кем.
Умение одеваться
Второй вождь русской революции Иосиф Сталин утверждал, что мужчина, глядя на женщину, не должен отвлекаться от строительства коммунизма. Правда, он не пояснял, даме ли вменяется в обязанность обеспечить выполнение этого тезиса или ответственность возлагается на сильный пол. На всякий случай дамы взялись выполнять.
Тех же, кто игнорировал рекомендации вождя, умели настроить на революционную волну. Сталин не мог спокойно смотреть на франтоватых дам. Говорят, что нарядная Инесса умерла не своей смертью, а он её извёл. Конечно, не сам, не лично, но её отравили по его наущению. Конечно, дамы, кто был поумнее, страшно перепугались. Поубирали с глаз долой все свои финтифлюшки, все кружавчики с ленточками. Затаились.
Отношение к дамам вписывалось в cталинскую концепцию власти, напоминавшую воровские нравы, под общим знаменателем «без семьи». Безупречному революционеру по законам тех лет вообще не стоило заводить супруги. Жёны, если они всё-таки осмеливались у товарища быть, должны были сидеть очень тихо и не высовываться наружу. Если же такое случалось и дамы показывали краешек собственного платья или нрава, то они в короткие сроки как-то исчезали. Достаточно вспомнить, к примеру, вторую жену маршала Будённого Ольгу Михайлову, певицу, виноватую лишь в том, что она обожала общество, приёмы и банкеты – певица же! – по доносу наркома Ежова (чья бы корова мычала) отправилась в лагеря. За что? Негодяй ненавидел женщин. Он очернил бедную певицу, вменив той в вину дружбу с жёнами наркомов обороны и просвещения Егоровой и Бубновой. Якобы втроём дамы посещали иностранные посольства, были знакомы с тамошними дипломатами. А нельзя? На даче у японцев сидели до трёх часов ночи – наябедничал Ежов. И вообще Ольга Будённая-Михайлова играет на скачках.
К слову, если скачки существовали, значит, это было кому-нибудь нужно? И почему на них нельзя было играть именно Михайловой? На очной ставке, которую организовал хитрый тиран, Ежов с партийной прямотой заявил Будённому, что его жену пора арестовать, чтобы на допросах выяснить характер её связей с иностранными посольствами. И арестовали. И принялись выяснять. На допросах бедная Ольга всё подтвердила. Больше она не пела, ни на каких языках, даже на итальянском не пыталась. Говорили – простудилась или сорвала голос. Забыла и думать о нарядах и комплиментах. Утратила все желания. Просила только пить. В тюрьме ей было совершенно не во что наряжаться, да и незачем. Её моральный облик коммунистки больше не страдал от кружев. Обновлённая до неузнаваемости, она просидела по тюрьмам до 1953 года. Вот с какими трудностями ковалась новая женская скромность.
Примерно так же, только насмерть, перековали и Нину Гриневич, жену маршала Тухачевского – честно сказать, бывшего дворянина. Нина ведь тоже не вышла социальным происхождением, ей трудно было соответствовать образу пылкой коммунистки. О ней рассказывали, что была она очень хорошенькая, изящная, всегда нарядная, мягкая, интеллигентная женщина, очень хорошо воспитанная, происходила из хорошей, отнюдь не пролетарской семьи. Её, умевшую создать лёгкую и непринуждённую атмосферу за столом и в гостях, умевшую вести беседу, разрулить неудачный разговор, занять всех присутствующих, чтобы гостям не скучалось, её не стало в 1941 году. Её расстреляли. Не сумев перековать.
А Полина Жемчужина? Вот кто был сама элегантность и изящество. Полина была женой Молотова, без пяти минут третьего вождя революции. Но пламенные революционные взгляды принадлежали ей самой. Полина была очень самостоятельная женщина, лепившая образ новой женственности по собственному усмотрению. Она-то как раз и сама не сомневалась, что новое время требует новых женских типажей, и старалась создать этот типаж из самой себя. Очень деловая. Она считала, что достаточно быть честной партийкой, надев ради митинга красную косынку, что прекрасная внешность, вкус и природное чувство стиля только украшают женщину революции. Полина шила свои наряды у хорошей портнихи, да и заграничное покупала, не думая о последствиях. А кому было одеваться, как не ей? Красивая, стройная, да ещё и идейная – должна была привлечь внимание, показать пример. После смерти жены Сталина Надежды Аллилуевой Полина практически стала главной женщиной Страны Cоветов.
И она была активной – вечно выступала на митингах, на заводах, лезла со своими взглядами вперёд мужчин. Полина была амбициозная женщина, она всерьёз собралась занять место, равное мужчинам, как ей обещал марксизм. Вроде бы что плохого, если женщина произносит пламенные речи в приличной одежде? Но в 1939 году Полину внезапно сняли с должности наркома и даже вывели из кандидатов в члены ЦК. Но тут, видимо, свою роль сыграла её дружба с бедной Надей Аллилуевой – женой действующего вождя. Подруги! Поселившись в Кремле, Полина и Надя быстро сдружились, они были ровесницами. Энергичная Полина вечно шустрила по хозяйству, выискивая удобную мебель в попытках создать уют из того, что осталось после нашествия революционных солдат и матросов, которые пожгли в печках весь старый мир, включая удобные стулья. В общем, вместо того чтобы выращивать в себе новое зерно красоты и стиля, Полина пыталась по крупицам собрать старый, дореволюционный уют и быт. Ещё и губы красила.
Жена – самое узкое место любого коммуниста или революционера-подпольщика, полагал Сталин. Иностранные разведки не упустят способа втереться в доверие к любительнице парижских нарядов и куафюр. А там уж и до мужа недалеко. Вывод: нарядная жена – муж-шпион.
Вторая Надежда
Его собственная жена Наденька Аллилуева была так хороша собой, что сердце замирало. Тем более что девушка это была суще-юная, вышла замуж за матёрого революционного волка в 16-летнем возрасте. Но при всей своей красе была она, по рассказам очевидцев… Надежда Крупская в миниатюре. От жены первого вождя её отличали лишь возраст и педантичная аккуратность. Наденька-то Крупская в финале жизни даже причёсываться перестала. Надя Аллилуева изо всех сил старалась не выделяться внешне. Любые её попытки хоть чуточку принарядиться мужем воспринимались как несмываемый порок. Он был убеждён, что губы красят только гулящие женщины. И когда Надежда однажды привезла из поездки в Париж к родственникам пару платьиц, выбранных в лучших парижских магазинах, он был до глубины души поражён открывшейся красотой собственной супруги.
Случайно или нет, но Надежда Аллилуева и погибла в день, когда впервые за очень долгое время красиво оделась и вышла в свет. И хотя тем «светом» было общество соратников Кобы, в большинстве своём людей вовсе не светской закалки, их живое внимание к его жене и её оживление от комплиментов так возмутили cупруга, что он застрелил бедную Надю, чисто из ревности. Чтобы не думала больше наряжаться, розы прикалывать к волосам. Или она там сама застрелилась, что, впрочем, неважно.
Выходило так, что идеалом советской женщины, а жёны вождей вынужденно влачили жизнь идеальных женщин, должно было предстать существо, чья красота пряталась под маской старухи или монахини.
Такими были две Наденьки – Крупская и Аллилуева, такими должны были теперь стать все.
Пережитки идеализации старухи Крупской чувствовались в СССР до самых 90-х годов. Ещё последним школьникам, учившимся по советским учебникам истории, рассказывали, какая это была прекрасная женщина, отрешившаяся от всего материального, недоедавшая и недопивавшая ради счастья народа. А уж её фирменное рубище ставили в пример школьным кокеткам, пытавшимся пронести на уроки нарядные кофточки поверх коричневого школьного платья и золотые серёжки. А часы? Это был предмет роскоши, ношение которого клеймили на комсомольских собраниях ещё в 90-х. А туфли на каблучке? У Надежды Крупской были самые простые туфли. Красота души и богатый внутренний мир должны украшать женщину, грудью вставшую за коммунизм.
Красивая одежда – атрибут жизни буржуазной, светской, праздной, не имеющей отношения к облику советской женщины, во главе угла у которой сияло счастье труда на равных с мужчиной. В свободное от рождения детей и ведения домашнего хозяйства время. Женщину на каждом углу славили труженицей. Труженица – это было нечто бесформенное, но мускулистое, как дядя. В платке. И с толстой попой. «Ешь, детка, с хлебом!» – звучало как приговор. Это произносили матери и бабушки над склонёнными к тарелкам вихрастыми головами пионерок. Хлебные крошки вечно сыпались в узел пионерского галстука. Суп с хлебом, картошку с хлебом, котлету – с хлебом, и макароны, и вообще, следовало есть побольше. О какой фигуре могла идти речь?
Товарищ Кухарчук
Жизнь Нины Кухарчук сложилась так удачно, что лучше и не придумаешь. Будучи «из простых», глубоко почвенных слоёв населения, вопреки всем внешним и внутренним данным, сумела подняться в высшее общество и там всех очаровать. По мужу Нина была Хрущёва, считай, замужем за всей страной, как Крупская за революцией.
В Советской стране было принято людей называть по фамилиям. Дома, на работе, на профсоюзном собрании – по фамилии, и всё тут. В этом был ещё один признак стиля новой женственности. Ещё со школы к шестилеткам эдак строго обращались: «Петрова, к доске!», «Сидорова, выйди вон из класса!». Или так: «Товарища Сидорову – передовика производства – просят пройти в местком».
Фамилия Кухарчук, доставшаяся Нине от её украинских родителей, не склонялась. Когда её приглашали в местком, было непонятно, мужчину кличут или женщину. Речевые обороты, определяющие в СССР человеческий пол, отвалились как классово негодные ещё при закопёрщиках Октября. Эти в лучшем случае звались товарищами: «Кипяточку, товарищ?» Новый этикет требовал. Новая женщина не нуждалась в миндальных отношениях или там пирожных. Она вся была лаконична, как ракета без бантиков. Говорите – внятно, просите – мало, уходите – быстро, на десерт – компот. И если в Англии, к примеру, девушку бы назвали мисс, а женщину миссис, то нашу юную прелесть всю молодость так и звали – Кухарчук! Даже когда замуж вышла, муж продолжал её так называть, прилюдно: «До чего ж твои, Кухарчук, котлеты хороши!» На самом деле, не сударыней же было её величать, не мадам или, упаси Маркс с Энгельсом, леди. Да она и сама себя Кухарчук называла. Леди же ей пришлось стать по зову партии и правительства.
Вся жизнь леди Кухарчук может служить иллюстрацией народной приметы, что рождаться красивой не обязательно, достаточно родиться удачливой, или, как в народе говорят, счастливой. Что такое счастье, впрочем, народная молва пояснять стеснялась. Может быть, счастье и удача – синонимы? В 1949 году, когда Полина Жемчужина отправилась в ссылку, а Нина, к примеру, Гриневич восемь лет как была расстреляна, Нина Кухарчук уже была замужем за секретарём ЦК. Товарищ Кухарчук была удачлива. Родившись в деревне, прожив военное детство, юность, потом и революционную молодость, даже не мечтая о чём-то вроде славы или богатства, она однажды проснулась женой первого лица государства.
И поначалу-то от неё, как и от него, не требовалось ни малейшей светскости. Хотя относилась она к редкостному в СССР типажу, позже названному «кремлёвские жёны», то есть принадлежала к самой высшей касте советских женщин. Эти дамы могли позволить себе всё, включая парижские наряды, однако предпочла она, подобно многим представительницам клана, оставаться в глубочайшей тени, какую только мог отбросить муж. Так уж повелось, ещё со времён Крупской. Умные жёны, не желающие попасть на место Жемчужиной, или Гриневич, или Михайловой, сидели тихо, как мышки, и не ходили трепать языками к соседям. Если и наряжались в парижское платье, то делали это у себя, за закрытой дверью, там и лепили себе новый образ женственности.
Нина же Петровна Кухарчук-Хрущёва к нарядам проявляла редкостное равнодушие, не интересовалась, не имела склонности, любому стилю одежды предпочитая домашний. И если дореволюционная Крупская ещё помнила, что готовить должна кухарка, а пришивать пуговицы служанка, то Нина была уже подлинным продуктом нового времени. Историки потом говорили, что её менталитет был совершенно сельским, как и расцветки её нарядов. Её жизненные устремления сводились к тому, чтобы муж ходил сытый, а дети не сопливые. Нина Петровна являла собой классический пример девушки из деревни, собственно, не скрывала, что ей, выросшей в единственном платье, трудно привыкнуть перебирать наряды. Но разве в платьях счастье? Пожалуй, она была первой из кремлёвских жён, рассказывая о ком не хочется всё время добавлять «бедняжка».
Нина была ровесницей революции, в 17-м году ей тоже было семнадцать. Она родилась на Украине. Вернее, не на Украине, а в Польше. Или нет… В общем, Нина Петровна родилась то ли в Польше, то ли в России с Украиной, понять невозможно. Во всяком случае, сегодня там Польша, а дальше – как пойдёт. Одно время её даже хотели считать еврейкой, поскольку её родная Холмщина оказывалась ещё и местом компактного еврейского проживания, но нет. Родители были крестьянами, оба имели украинские фамилии – Бондарчук и Кухарчук. И не было ни малейшей причины считать, что между этими двумя затесался кто-то третий. Да и внешность её не оставляла сомнений. Нина была булочка, такая ватрушечка – южная девочка, рано расцветшая румянцем и всякими нежными округлостями. Очень симпатичная. Сын Хрущёва Сергей позже вспоминал, что его родители происходили из беднейших крестьянских семей, в которых не было ни лошади, ни коровы.
Нина хорошо помнила, а потом и записала по просьбе своей дочери Рады некоторые свои детские впечатления. Например, она поведала дочери, как резала огромным ножом крапиву для свиньи, которую выкармливали к Пасхе, как порезалась этим ножом, получив на всю жизнь заметный шрам на указательном пальце. Помнила она, как жили с матерью в доме бабушки Ксении, поскольку отец пребывал на военной службе в Бессарабии, а потом даже в Японии. Ниночке тогда исполнилось четыре года. Она вспоминала, как «…обедали все из одной миски не за столом, а за широкой скамьёй. Малых детей матери брали на руки, а мне и другим детям постарше места не хватало, еду надо было доставать из миски через плечи взрослых. Если проливали, получали ложкой по лбу. Почему-то дядька Антон постоянно высмеивал меня, обещал, что я выйду замуж в многодетную семью, дети будут сморкатые, и мне придётся есть с ними из одной миски и добывать еду через их головы». Дядя Антон ошибся столь радикально, что, наверно, разинул бы рот от удивления, узнав, что за столами Нина будет сиживать с королями и премьер-министрами, а не с сопатыми крестьянскими ребятишками. Да и сама она, конечно, не поверила бы, предскажи ей будущее на зеркальной воде.
Октябрьский переворот завершил интеллектуальное воспитание будущей леди. И если она не стала пламенной революционеркой, то убеждённой марксисткой – определённо. С будущим мужем познакомилась в Донецке, где работала преподавателем политической экономии партийной школы, – с юношей по фамилии Хрущёв, учеником рабфака, энергичным, симпатичным, крайне предприимчивым молодым человеком. В Донецке они и поженились. И сфотографировались на единственно известное сегодня фото, на котором трудно узнать будущего первого секретаря ЦК КПСС, пожалуй, даже более неузнаваемого, чем юная, с тонкой шейкой Ниночка, остриженная после тифа, в матросской кофточке, похожая на скуластого мальчика. Но с милой, всегдашней своей улыбочкой на круглом юном лице. Не красавица, но такая хорошенькая, как только бывают украинские девочки, расцветающие по сёлам, аки абрикоски весной.
Будущий славный муж хорошенькой Нины родился в селе Калиновке Курской губернии, и тоже в семье бедных крестьян. Их общее социальное происхождение как нельзя лучше соответствовало менталитету страны, в которой им предстояло не только жить, но и править. Два сапога – пара. Ни его, ни её не нужно было перековывать в нового человека – они родились достаточно новыми, хотя и при откровенно старом режиме. А подробности их судеб? Крайне немного полагалось знать советским людям о семье и детстве своего правителя и его жены. Нина была многодетная мать. Оставив партийную и любую другую карьеру ради семьи и детей, она более никогда не пыталась занимать общественные посты. Поговаривали о ней, конечно, что Нина эта вся такая «железная» и более твердокаменная коммунистка, чем даже её муж, но всё это были слова, лишённые доказательств. Нина была скрытной и скромной, это совершенно точно. И эти качества особенно сильно выступили, когда она вошла в состав дипломатической делегации при подготовке поездки нашего лидера в США в 1959 году.
Поездку в США Нине подсуропил Микоян, посоветовавший Никите Сергеевичу взять с собой семью, чтобы рассеять уже сложившееся у американских граждан представление о коммунистических чертях с рогами и копытами. О поездке она узнала хорошо заранее, за два года, – ахнула, было попыталась отказаться, но вынуждена была согласиться под напором аргументов и уговоров. Хватившись по шкафам, она пришла в ужас – нечего надеть! Она принялась одеваться – собирать гардероб, достойный представить её, первую леди Страны Советов, глазам американцев.
Интересно, что со времени смерти Нади Аллилуевой прошло не так уж много времени, а в быт советских людей уже просочились ростки той самой буржуазности, которую дустом травили в первые революционные годы.
Откуда ни возьмись вылезли частные портнихи, мебельные комиссионные магазины, и даже ювелиры с антикварами как будто только ждали момента, когда их позовут. Надо сказать, что это было неизбежно. Стоило людям перестать убивать друг друга на улицах, бояться собственной тени, как им захотелось покоя, уюта и стабильности, выраженной предметно. Стабильность всегда имеет видеоряд. Она звучит в вещах, в портьерах, коврах, даже в дверных петлях, не говоря уже об архитектуре, в ней она проявляется в наиболее понятном виде. Поскольку своей собственной стабильности Советская страна толком нажить не успела, хватились прежнего мира – вот почему кремлёвские жёны исподтишка бросились собирать дореволюционные мебеля, и коврики, и ювелирку, принадлежавшие прежде чужим старухам, умевшим принимать гостей. И ничего, что сами старухи уже и тлеть перестали в своих общих могилах. Вещички их идейные марксистки потащили в свои квартиры, под замок, подальше от посторонних глаз. Главное, за это уже не сажали. Не напрасно хрущёвские времена народ назвал «оттепелью».К поездке Нину одевала известная на всю Москву портниха Нина Гупало, наряжавшая только артисток да московскую квазизнать. Нина была свояченицей Хрущёвых, за её сына, журналиста Алексея Аджубея, вышла замуж их Рада. Нина одевала и дочь Сталина Светлану, и жену Берии Нину, и актрису Марину Ладынину.
Нина Гупало была профессионалом высшей категории, попасть к которой в клиентки было мечтой московских модниц. Отказывала она нередко. Например, однажды попавшую к ней мадам Брежневу, даму грузную и совершенно не романтическую, она обшивать отказалась. Возможно, не вдохновляла её и фигура Нины Петровны, но тут уж отказать не представлялось ни малейшего шанса. Пришлось стараться. Однако напрасно она и так и эдак намекала клиентке, что ткани, выбранные ею для пошива выездных туалетов, ей не идут. Нина была не в состоянии выскочить из образа, в котором она прожила свою женскую судьбу, – образа правильной советской женщины, без галантерейных амбиций.
Кстати, во время американской поездки Нине было почти шестьдесят лет. И её сравнение с тридцатилетней Джеки Кеннеди выходило несправедливым и напрасно злым. Её полнота, конечно, невыгодно выступала на фоне Джекиной субтильности. Однако не была же Нина толще той же, к примеру, Ангелы Меркель! Всё дело в умении себя подать. Нине ужасно не шли ткани с цветочным рисунком. Любое цветочное платье на её пухленькой фигуре превращалось в халат. Украшений она не имела и носить их не пробовала. Никто не учил Нину Петровну манерам. Она была продуктом эпохи, свершившимся фактом – той самой идеальной советской женщиной, о необходимости воспитания которой так часто говорили большевики.
Она искренне верила, что душевных богатств ей хватит с лихвой. За эту утопию на дипломатическом уровне пришлось поплатиться имиджем целого поколения и всей страны.
Нашли с кем сравнить, сравнили бы ещё с английской королевой! Джеки была аристократка и дочь аристократов. К тому же нереально хороша. Белые лилии возле неё вяли от зависти. Понятно, что за дипломатическим столом она выглядела уместнее своей посконной гостьи. Но если сравнивать масштабы пути, которые проделали Нина и Джеки, чтобы попасть за этот табльдот, то Джеки бы нашей проиграла. Социальный лифт, как сейчас принято говорить, не так уж высоко унес её от места рождения, тогда как Нина Петровна проделала путь, равный троекратному обороту вокруг Земли. Заметьте, Джеки никогда в жизни не резала крапивы для поросят.
Между тем Нина вовсе не была такой уж неприглядной внешности, как может показаться от сравнения с Джеки. Во время встречи с американским президентом Дуайтом Эйзенхауэром и его женой Мэйми она продемонстрировала даже некий неожиданный шарм, пройдясь в тёмном однотонном платье удачного покроя. И прямо – вуаля! Лёгким движеньем деревенская старушка превращается… превращается… в элегантную леди. Есть и ещё одно фото, где Нина отчасти напоминает нарядом и фасоном шляпки саму английскую королеву. И вот тут-то понимаешь, что дело совершенно не во внешности и даже не в лишнем весе, а лишь в традиции, в том самом искусстве подать себя, которого начисто были лишены заново выкованные дамы.
К сожалению, картину её триумфа смазал муж, отказавшийся следовать этикету на том приёме. Эйзенхауэр был человеком амбициозным, утверждавшим ни много ни мало, что «на Соединённые Штаты Америки возложена миссия руководства миром», прямо так и заявлял. Не сумев убедить Хрущёва в дипломатической неизбежности переодевания в смокинг, спесивец потерпел поражение. В этом ли было дело, но во время той памятной встречи Никита Сергеевич Хрущёв наотрез отказался надеть «капиталистическую униформу» официальных мероприятий. В своём роде этот плюгавый толстяк был великолепен, вместе со своей половиной. Их совместный дипломатический стиль был интересен именно полным отсутствием стиля. Они вели себя совершенно не так, как от них ожидали, и этим очаровали.
Он, например, вообще не обратил внимания на выпорхнувшую ему на глаза Мэрилин Монро, которую попросили нарядиться в самое своё облегающее платье. Определённо Хрущёв имел собственный стереотип поведения, приличествующего женщине. Их встречали голливудские артистки, прекрасные, как куклы Барби. Хрущёва без конца старались обнять посторонние тётки, Мэрилин даже норовила его поцеловать. Однако, когда на сцене концерта в его честь появились исполнительницы канкана, Хрущёв однозначно высказался, что привык ценить в женщинах лицо, а не задницу.
Потом он даже и проиллюстрирует этот тезис, задрав пиджак и выставив собеседникам обтянутый штанами фрагмент собственной фигуры. И, если бы в Америке хоть один кандидат в президенты вёл себя подобным демократичным образом, его бы единогласно выбрали – так сказали сами американцы. Может, они так шутили и вовсе не хотели видеть во главе своей страны пуританина, осуждающего канкан. Хотя Америка страна семейных ценностей, как известно, и её понятия о приличиях варьируются от канкана до ханжества.
Прилично ли на месте американцев было демонстрировать главе дружественного государства этот милый бордельный танец? А главе – смотреть на него и помалкивать? Никите Хрущёву на тот момент было за шестьдесят. Его понятия о приличиях накладывались на возрастную скромность пожилого человека, никогда не изменявшего жене. Эпизод с канканом он потом упоминал в мемуарах.
Это было смешно? Если представить, что плясать перед посторонними мужчинами может твоя дочь или внучка, толерантность как рукой снимает.
Лёня и Витя
Викторию Брежневу муж звал Витей. Без объяснения причин. Хотя вообще-то она была Викой – Викторией Петровной. Может, у него к ней были братские чувства?
Сочувствующие отмечали несомненное сходство этой дамы с мужским типом. К шестидесяти годам у Лёни и Вити налицо проступило даже внешнее сходство – «гляжусь в тебя, как в зеркало…». Хотя она и в молодости не отличалась изящной внешностью, говорят, что именно Лёня загнал Витю за Можай, лишив бедную последних признаков женственности. Сам-то Брежнев вовсе не был тем живым трупом, каким казался молодёжи. Во всяком случае, он стал им не сразу, а молодой генсек был мужчина занятный, большой ходок. У него были ямочки на его генсековских щеках и самая очаровательная улыбка после Гагарина – такое впечатление он производил на слабый и глупый пол. В быту же этот гулёна был крайне строг. Однажды заметив Витину страсть к нарядам, он изорвал её запасы одежды в клочья. Говорят, даже не изорвал, а изрубил топором. Вите ничего не оставалось, как пересмотреть свои жизненные ценности. Вместо одежды она стала собирать антиквариат. Витя никуда не ездила, сиднем сидела дома, наряжалась в духе героини «Служебного романа» Калугиной и все женские надежды устремила на дочь.
Галина Брежнева вся пошла в отца, а также и в мать. Это была весьма корпулентная дама, впрочем, не лишённая вкуса. Она прекрасно одевалась – усилиями всё той же Нины Гупало, наотрез отказавшейся обшивать её мать. Но образ обновлённой советской женщины удавался ей из рук вон плохо. Она слишком хорошо одевалась, обожала ювелирные изделия и танцы на столе.
И вот, как известно, первой из кремлёвских жён, кому незазорно было назваться первой леди, оказалась Раиса Горбачёва. До неё это именование сидело на наших правительницах, как на корове седло. Хотя первой леди, посетившей заграницу после октябрьского переворота, была Нина Петровна Хрущёва, а после неё случилась пауза в четверть века. Первая леди – так сказали на Западе именно о Нине. Правда, в её времена такого слова себе не позволяли. Само это понятие в стране больших cоветов никем не приветствовалось.
Леди! Кто вам тут леди? Крупская была не леди, Аллилуева – упаси Господи! Слово из лексикона иностранной литературы, из какого-нибудь приключенческого Конан Дойля, Жюля Верна. Кстати, слово «леди», которым вопреки ожиданиям наделили Нину Петровну, как только она впервые в жизни пересекла границу страны, имеет значение «госпожа», если кто забыл, всего лишь госпожа, вежливое обращение к женщине в любой стране мира. Затвердив мысль, что «господа все в Париже», советские женщины изо всех сип пытались создать новый, социалистический стереотип, женский типаж, лишённый признаков светскости, иной раз и женственности вообще, достаточно взглянуть на женщину Мухиной – женщина она или молотобоец? В топку «Шанель», «Герлен», все атрибуты жизни светских, изнеженных жён. Вовсе не стремились советские девушки попасть в светское общество. Даже те из них, кто волей случая оказывался на самых первых ролях, старательно делали вид, что не стремятся, первым делом перед самими собой. И боязно представить, чем бы кончилось дело, если бы так оно и осталось.
Женщина ведь, за что возьмётся, делает с душой. Если ей не нужны духи, туманы и новое платьишко, то что она возьмёт вместо? Сперва она отнимет у мужчины молоток, потом топор, потом руль – машины, автобуса, комбайна, ракетного крейсера, потом, глядишь, и вообще управление перехватит. И матриархат. Как было уже предсказано, новые амазонки. А мужчина, он тут зачем? Кипяточку, товарищ?