Почему история Франкенштейна на протяжение уже двух веков определяет наши страхи?

«Каждый из нас напишет историю о призраках», - сказал лорд Байрон всем собравшимся, среди которых были врач Байрона Джон Полидори, Перси Шелли и 18-летняя Мэри Уолстонкрафт Годвин.

Первый роман в жанре ужасов

«Я занялась тем, что стала придумывать историю, - писала Мэри. - Такую, которая будет рассказывать о загадочных страхах нашей природы и пробуждать настоящий ужас». Ее история стала романом, напечатанным спустя два года под названием «Франкенштейн, или Современный Прометей». Это история молодого студента, изучающего естественную философию, который, руководствуясь своими сумасшедшими амбициями, возвращает к жизни тело мертвеца, но в страхе и отвращении отказывается от своего ужасающего творения.

«Франкенштейн» - это одновременно и научная фантастика, и готические ужасы, и трагический романс, и притча – все это собрано в одном огромном теле. Две центральные трагедии (одна «игры в Бога», а другая – отказ родителей и общества) являются актуальными по сей день. Существуют ли другие персонажи, которые были бы более прочно закреплены в воображении людей? Вряд ли. Два архетипа, которые Мэри оживила, – «существа» и чрезмерно амбициозного «сумасшедшего ученого» - оказались одними из самых популярных в истории, а также ключевыми образами не только жанра ужасов, но и всего кинематографа.

Таинственные страхи нашей природы

Почему же взгляд Мэри на то, как наука пошла не в том направлении, стал идеальным сосудом для человеческих страхов? Она определенно попала в дух времени: начало 19-го века было на границе современного века, и хотя термин «наука» существовал, термина «ученый» еще не было. А, как всем известно, большие перемены приносят страх – именно так написала Фиона Сэмпсон, автор новой биографии Мэри Шелли. «С современностью, с ощущением того, что люди являются тем, чем являются, приходит ощущение тревожности касательно того, что люди могут сделать, в частности тревожности насчет науки и технологии». Франкенштейн совместил в себе эти заботы того времени в первом творении, сочетающем науку и художественную литературу, и результат оказался поразительным. Этот роман далек от фантазии, он описывает то, что могло бы случиться, если бы люди (в частности, переоценивающие свои возможности и сумасшедшие ученые) зашли слишком далеко.

Монстр и сумасшедший ученый

Однако причина того, что люди обращаются к «Франкенштейну» тогда, когда испытывают тревожность касательно науки, заключается в том, какое впечатление произвели на коллективный разум образы «монстра» и «сумасшедшего ученого». Как это произошло? Например, как и описание науки в книге является абстрактным, вы не найдете конкретного описания существа, которое возвращается к жизни.

Этот момент запечатлен одним образом, от которого кровь стынет в жилах: «Был уже час ночи, дождь барабанил по подоконникам, и моя свеча практически выгорела, когда при почти угасшем свете я увидел, как открылся тусклый желтый глаз существа. Оно тяжело задышало, и конвульсивное движение прошло по его конечностям». С его желтой кожей, слезящимися глазами, сгорбленной осанкой и тонкими черными губами существо было далеко от прекрасного идеала, к которому стремился Франкенштейн.

Сотворение мифа

Однако Голливуд по-другому смотрел на чудовище, поэтому в итоге зародилась легенда кинематографа. Хотя Голливуд взял все необходимое у Мэри Шелли, чтобы оставить в истории свою версию чудовища, легко можно понять, что она сама также позаимствовала кое-что из исторических мифов, чтобы создать свою историю. Второе название «Франкенштейна» - «Современный Прометей» - делает отсылку к герою древнегреческой мифологии, который крадет огонь у богов и отдает его людям, что представляет собой опасность превышения своих полномочий. Однако другой известный миф, который фигурирует в романе, – это Бог и Адам. Цитата из «Потерянного рая» появляется в эпиграфе «Франкенштейна»: «Просил ли я тебя, Творец, делать из моей глины меня человеком?» И это та часть трагедии чудовища (и его превращения в немого, но ужасающего монстра в кинематографе), которая была забыта. Так или иначе, в 1816 году Мэри не могла себе представить, какое воздействие окажет ее книга на мировую культуру, общество, науку, а самое главное – на человеческие страхи.