Бронзовая птица» – фильм, в котором пионеры юного ещё СССР распутывали детективную задачку, – был невероятно популярен у советских детей и подростков. Юными сыщиками кинематограф и литература тогда не баловали: какие-такие преступления могут расследовать дети, которым построили самое беззаботное детство? А примерить если не на себя, то на сверстника роль детектива, конечно же, хотелось.
Дорожка главных героев в этом фильме идёт в старую графскую усадьбу. Там живёт пожилая женщина. Ни один из советских зрителей, глядя на сцены с её участием, не догадывался – если не знал заранее – что эта женщина действительно, что называется, «из бывших». Притом графиня. В точности, как в фильме звали её героиню-экономку. То была Мария Капнист. Бывшая узница ГУЛАГа, ставшая узнаваемой и уважаемой актрисой.
Самые яркие, быть может, работы Марии Ростиславовны – старуха Изергиль из экранизации Горького, другая, безымянная цыганка из саги о Будулае, и сеньора Солано в «Сердцах трёх». А в картине «Новые приключения Янки при дворе короля Артура» она умудрилась сыграть сразу троих персонажей: Фатум, рыцаря и игуменью!
Её откровенно брали на роли, где требовалось лицо грубое, даже пугающее и – полное внутренней силы. Но когда Мария Ростиславовна слышала, как характеризуют её внешность, замечала: «Не смейтесь над старостью человека, чьей молодости вы не видели...»
А в молодости была она девушкой красоты необыкновенной. Увы, жизнь в ГУЛАГе буквально перелепила её лицо.
Ученица Шаляпина
Графский титул греческая семья Капнисси, ставшая потом Капнистами, получила ещё в самом начале восемнадцатого века и не в России. Несколько поколений семьи служили венецианским дожам. За это и вознаградили. Через девять лет после обретения титула внук первого графа Капнисси приехал с семьёй в царство Петра Алексеевича. Здесь Капнисси и превратились в Капнистов. За службу уже новому господину семье пожаловали обширные земли на территории нынешней Украины. Так что род из греческого стал украинским.
Сама Мариэтта, так изначально звали Марию Ростиславовну, родилась в Петербурге. Ей не повезло сделать это в 1914 году. Через несколько месяцев началась Первая Мировая война. Впрочем, начало жизни казалось обещающим. Роскошный особняк на Английской набережной. Отец довольно вольных и прогрессивных взглядов. Мать – представительница старого казацкого рода, свободно говорившая чуть на восемнадцати языках. В дом был вхож Фёдор Шаляпин.
Позже сложится легенда, что актёрскому мастерству ещё в Петербурге начал учить Марию Капнист именно он.
На самом деле, в Петербурге Мариэтта жила только до исхода 1917 года. Её отец довольно долго помогал большевикам – ввозил газету «Искра», горел идеями социального равенства и справедливости. Но две революции подряд его разочаровали тем, что стало твориться на улицах. Вообще большевики взяли на службу многих «бывших». Предполагалось, что перековать можно любого, а образованных как следует людей из недворянского круга было очень мало. Но Капнист практически сразу предпочёл уехать с семьёй в Крым. Там у него тоже стоял роскошный особняк.
Крым не навсегда
В двадцать первом году Крым стал советским. Поскольку только что он был последним оплотом сопротивляющихся контрреволюционеров, куда стеклось множество дворян, пришедшая власть принялась жестоко зачищать территорию. Ростислава Капниста расстреляли. У его старшей дочери от переживаний буквально остановилось сердце. Младшая дочь много дней пряталась с мамой по балкам-оврагам, пока усадьбу громили и грабили. Главное – сами остались целы. Но после казни отца Мариэтта была полна ненависти к новой власти.
Учиться она пошла в обычную школу, где на майские праздники выпускали стенгазеты, высмеивающие буржуев. Вообще слово «буржуй» было искажением «буржуа», французского слова для обозначения мещанства, то есть обычных городских обывателей, не зарабатывающих на жизнь тяжёлым ручным трудом. Но послереволюционный «буржуй» охватил и предпринимателей, и дворянство. Так что, выходит, девочка-буржуйка много лет помогала оформлять стенгазеты, направленные против неё же самой.
Смерть отца научила скрытности, но подростковый возраст взял своё. В двадцать девятом году Мариэтта не нашла ничего лучше, чем на уроке выпалить:
«Никогда коммунистом не будет Капнист!»
Это учительница предложила подросткам найти рифму к слову «коммунист». Мать Марии, Анастасия, спасла её и спаслась сама тогда чудом. Слух о том, что Капнистов сейчас арестуют, пробежал по городу быстро, как огонь по запальному фитилю. Местные крымские татары пришли к Анастасии и Мариэтте с одеждой: одевайтесь, мол, по‑нашему, мы вас выведем! И вывели. Анастасия решила покинуть Крым вовсе и попытаться затеряться в столице. Точнее, в городе, который она по привычке считала столицей и который теперь назывался Ленинградом.
В Ленинграде повезло. Благодаря роману с самим Кировым, на который пошла Анастасия Капнист, чтобы спасти дочь, им удалось устроиться. Мариэтта закончила школу, поступила в театральный. Но отучилась лишь три года. Очередная волна зачисток от проникающих всюду, как предупреждала пресса, нежелательных элементов заставила её расстаться с мечтой о театральном институте. Капнистам запретили жить в Ленинграде. Официально.
Восемнадцать лет ГУЛАГа
Мариэтта уехала на родину матери – конечно, вместе с матерью. Они нашли себе в Киеве жильё, работу, учёбу. Запретив себе вообще как-либо оказываться видной, видимой, Мариэтта пошла учиться в финансово-экономический техникум. Стала бухгалтером. Поработав в Киеве, переехала в Батуми – и там тоже пропадала в кабинете среди бумаг. Самые незаметные люди – бухгалтера.
Ничто не помогло. С началом Великой Отечественной немедленно развернулась антишпионская истерия. Девушка с иностранной фамилией, с дворянским происхождением немедленно попала под раздачу. Её арестовали в августе сорок первого, а в сорок втором вынесли приговор: восемь лет исправительно-трудовых. Сначала она угодила в Карлаг, в один барак с поэтессой Анной Тимиревой. Они потом дружили много лет, пока Анна не умерла. После Карлага был Степлаг. Там познакомилась с актрисой Татьяной Окуневской.
Самое приятное общество, как шутил кто-то, в те времена было именно в лагерных бараках.
В лагере же Мариэтта нашла свою любовь. Сошлась с интеллигентным польским инженером – Яном Волконским. Его потом расстреляли, но, конечно, совсем не за роман с Мариэттой. В лагерной больнице родила дочь Радиславу. Назвала её в честь героини Горького. Кто бы мог подумать, что много лет спустя сама Мариэтта побудет немного Изергиль – другой героиней Горького!
Когда начальство узнало, что Мариэтта беременна, начались издевательства – как и у многих других заключённых, у неё пытались вызвать выкидыш. Обливали холодной водой, пугали... Но Радиславе была судьба родиться. Она и родилась. Только имя ей записали, волей ли матери или начальства, «нормальное», русское – Олеговна.
Удивительно, но других беременностей у Марии в лагере – где сексуальные злоупотребления откровенно процветали – не было. Она вспомнила старый способ отваживать чужой интерес: втирала в кожу угольную пыль. От этого кожа не просто темнела – она начинала выглядеть странной, отталкивающей, какой-то нечеловеческой. Пыль надолго въелась в поры. Даже после освобождения отмылась-отскреблась не сразу.
В 1950 году Капнист вроде как отпустили, но свободе довелось радоваться недолго. Уже через год был новый арест. Дочь отобрали и увезли в детдом, а Мариэтта получила новый срок, десятилетний. За антисоветскую агитацию. Дочь Радислава рассказывала, что это случилось из-за неё. Чтобы иметь возможность зарабатывать на жизнь, Капнист сразу после освобождения отдала малышку в ясли. А потом увидела, как воспитательница награждает девочку тумаками: «Я из тебя выбью врага народа!» – и сама бросилась с кулаками. Воспитательница в садике возле лагеря, конечно же, оказалась женой сотрудника НКВД...
На суде произошёл сводящий с ума диалог. Судья поправил Мариэтту, когда она назвала своё имя: Мариэтта. Это же уменьшительное от Марии, пишем «Мария», настаивал суд. Разговор шёл по кругу довольно долго, пока Капнист не сдалась. Так она превратилась в Марию. А на ГУЛАГ ей предстояло отдать в общей сумме восемнадцать лет жизни.
Удача по имени Валентина
Никогда, может быть, не увидеть дочь. Никогда, может быть, не покинуть ГУЛАГ – получать всё новые сроки. Никогда, может быть, не одеться в яркой, лёгкое, трепещущее на ветру. Всё это казалось слишком реальным в тот момент... Но Мариэтте повезло познакомиться в лагере с украинкой Валентиной Базавлук.
Этой энергичной женщине предстояло вот-вот выйти на свободу. Капнист умолила её присмотреть за Радиславой на воле. И Базавлук присмотрела, ещё как! Она добилась перевода девочки сначала в Харьков, где жила после освобождения сама, а потом – удочерения. Так у Радиславы стало две мамы. Но на этом Валентина не закончила.
Она добралась до Микояна, и дело Капнист пересмотрели. Её выпустили на волю гораздо раньше намеченного срока, а вскоре ещё и реабилитировали за отсутствием состава преступления. При Хрущёве это было сделать намного проще, чем при Сталине. Реабилитации добивались тысячи... тысячи доживших. Кроме этого, Радиславе, давно записанной на другую фамилию, Базавлук смогла официально восстановить родную – Капнист.
Радислава родную мать долго не признавала. Марии пришлось смириться с этим. Она устроилась дворничихой, но страстно мечтала о сцене. Иссушенная лагерем, отдавшая чуть не все сорок четыре года жизни борьбе за выживание, на что она могла надеяться? Когда её, освобождённую, ждал на вокзале с цветами лучший друг детства, первый возлюбленный в юности – и не просто не узнал, а испугался, поняв, что это она, – всё, казалось, стало ясным теперь о возможностях, которые навсегда упущены.
Там, на вокзале, она оттолкнула бросившегося к ней после заминки друга и побежала по перрону. Куда угодно прочь. Можно даже под поезд. Он еле догнал её. Не для того годами слал передачки, чтобы теперь она просто взяла и лишилась поддержки из-за его минутного шока! Этот друг – она звала его детским прозвищем Юл – ещё долго помогал ей. И всё же он был воплощением утраченных возможностей.
Но она в лагере научилась многим разным вещам, а разучилась одного – бояться. Быть на виду больше не боялась. Входить в клетку с тиграми – как потом будут удивляться режиссёры – не боялась. Выглядеть смешной, кричащих мужчин... Она боялась на белом свете только одной вещи – быть под землёй. Тяжёлые воспоминания о лагере.
Женщина из прошлого
Мария Ростиславовна начала сниматься. Конечно, в эпизодах – куда ещё с такой, как считалось, некиношной внешностью? С дочерью потихоньку поддерживала и налаживала контакт. За несколько лет они смогли сблизиться. А карьера в кино складывалась всё удачнее и удачнее. Поворотной картиной стала «Руслан и Людмила» Птушко. Капнист отобрали на роль Наины, злокозненной волшебницы. Справилась она с ролью так блестяще, что Птушко стал раздумывать, какой бы ещё фильм снять – непременно с ней. Но, увы, экранизация пушкинской поэмы стала его последней лентой. Зато Капнист узнавали на улице: вон, мол, Наина идёт.
Первые же гонорары пошли на что-то, казалось, совсем несуразное. Яркие шарфики, пёстрые бусы. Капнист вертела на голове совершенно несоветские тюрбаны. Надевала что-то летучее, яркое вместо нормальных, по возрасту (как тогда это представляли), платьев. Появлялась на съёмочной площадке с пышным букетом в руках. Словно вдруг из нулевых перенеслась – из подвальчиков, где собирались поэтессы и артистки...
Умерла она в неполные восемьдесят лет. Нет, дело было не в том, что лагерь подорвал её здоровье – хотя, конечно, подорвал. После ГУЛАГа в ужас её могло ввергнуть только одно: необходимость оказаться где-то под землёй. В результате Мария Ростиславовна избегала подземных переходов как огня. Доходила до наземного или просто перебегала улицу, если наземный был далеко.
В девяносто третьем актрису привезли на «Скорой» в реанимацию. При попытке перебежать улицу возле киностудии Довженко её сбила машина. Врачи несколько дней боролись за её жизнь, но Капнист умерла на больничной койке.
