Тайны «Соляриса»: от научной фантастики до притчи и обратно
412
просмотров
Книгу «Солярис» Станислава Лема неоднократно пытались перенести на киноэкран и театральную сцену. Ни одна версия так и не получила одобрения писателя.

Действие романа Лема разворачивается в будущем. Учёные открыли планету Солярис и пытаются изучить свойства океана из некоей субстанции, покрывающего её поверхность. Постепенно исследователи приходят к выводу, что океан обладает разумом и именно он принимает решения по коррекции орбиты планеты. Для развития соляристики и установления контакта с внеземным разумом была построена научно-исследовательская станция «Солярис», парящая над поверхностью планеты. Многолетние труды учёных не помогли разгадать секрет планеты, вера в соляристику как науку стала угасать, экипаж станции сократился до 3−4 человек. Для вынесения вердикта о дальнейшей работе на станцию отправляют психолога Криса Кельвина. Именно через его опыт мы узнаём о попытках океана контактировать с землянами.

«Солярис» Тарковского

 Роман, вышедший в конце 1950-х, оказал большое влияние на научную фантастику. Его перевели на десятки языков и неоднократно экранизировали. Одна из версия была предложена Андреем Тарковским. Для работы над сценарием был приглашён и писатель. Вот как он вспоминал о встрече с режиссёром: «''Солярис'' — это книга, из-за которой мы здорово поругались с Тарковским. Я просидел шесть недель в Москве, пока мы спорили о том, как делать фильм, потом обозвал его дураком и уехал домой… Тарковский в фильме хотел показать, что космос очень противен и неприятен, а вот на Земле — прекрасно. Но я-то писал и думал совсем наоборот».

В апреле 1970 года Лем направил письмо на «Мосфильм» с предупреждением, что сценарий фильма слишком далеко ушёл от книжного оригинала, в частности, «сценаристом введено было большое количество персонажей, а также происшествий, которых не существует в подлиннике». «Я настаивал на этом, чтобы возвратится к роману при переработке сценария, причём главное я видел в необходимости сохранения главной идейной линии сюжета, сводящейся к наглядному доказательству социально-психических противоречий, возникающих в процессе развития (в ''Солярисе'' речь идёт о конфликтах, связанных с вторжением человеческого познания во внеземное пространство космоса). Я доказывал тогда А. Тарковскому, что он, наверно неумышленно, подменил трагический конфликт процессов социального прогресса неким видом биологического и «циклического» нала (перемены генераций), а также свёл вопросы познавательных и этических противоречий к мелодрамату семейных ссор (их-то и в помине нет в романе)», — писал автор.

К слову сказать, 40 лет спустя, когда в 2002 году вышла экранизация Стивена Содерберга, Лем заявил в интервью: «Содерберг сделал ''Солярис'' — я думал, что худшим был ''Солярис'' Тарковского… Мне ведь не говорили, чтобы я соглашался, потому что заработаю денег, а только ''вы не имеете понятия, какие технические возможности есть у Голливуда'', и я поверил. Я не предполагал, что этот болван, извините, режиссёр, выкроит из этого какую-то любовь, это меня раздражает. Любовь в космосе интересует меня в наименьшей степени. Ради бога, это был только фон. Но я всё-таки человек достаточно воспитанный. Поэтому не набросился на этого Содерберга, это не имеет смысла».

Фильм Тарковского снят меланхолично, повествование плывёт, словно лодка по реке. Музыка Баха, визуальные цитирования и отсылки к искусству («Охотники на снегу» и «Вавилонская башня» Питера Брейгеля Старшего, «Святая Троица» Андрея Рублёва, голландские натюрморты; бюсты философов, миниатюрные копии античных статуй), а также обращение к классической литературе («Дон Кихот» Сервантеса, миф о Сизифе, «Фауст» Гёте) делают фильм монументальным изображением земной культуры.

Всё, что так ценят люди, за что держатся, они везут с собой в космос. «Должен вам сказать, что мы вовсе не хотим завоевывать космос. Мы хотим расширить Землю до его границ. Мы не знаем, что делать с иными мирами. Нам не нужно других миров, нам нужно зеркало. Мы бьёмся над контактом и никогда не найдём его. Мы в глупом положении человека, рвущегося к цели, которая ему не нужна», — верно подмечает один из героев на станции, кибернетик Снаут. Ему же принадлежит приговор всем соляристам: «человеку нужен человек». То есть исследователи, пытаясь установит контакт с внеземным разумом, остаются верны своей природе и ищут скорее что-то уже знакомое им, нечто фундаментально иное.

Земля для героев — в первую очередь ощущение дома, детские воспоминания, запахи леса и поля, чувство капель дождя на коже. Собираясь на станцию, Крис Келвин долго прощается с родным краем: наблюдает за тем, как бежит река, мокнет под дождём, перебирает старые бумаги и фотографии, берёт немного земли с собой.

Крис Кельвин прощается с Землёй.
Крис Кельвин прощается с Землёй.

На станции Крис узнаёт о гибели учёного Гибаряна и сталкивается с так называемыми гостями — материализованными воспоминаниями сотрудников станции. В случае одних — это дети, в случае главного героя — его возлюбленная Хари, погибшая за 10 лет до того.

Хари.

Сотканная из воспоминаний Криса, Хари поначалу не знает ничего ни о своём характере, ни о прошлом, ни об увлечениях. Глядя на своё отражение в зеркале, она растеряна — не может вспомнить, кто или что она. Довольно быстро, однако, Хари учится быть «человеком». Она, принимая факт, что состоит из нейтрино и не является той самой Хари, но некоей версией её, поддерживает общие поведенческие паттерны, свойственные людям. Например, рассматривает картины. Из всех репродукцией Брейлегя, имеющихся на станции, Хари концентрирует взгляд на «Охотниках на снегу»: рассматривая незатейливый быт голландцев 16-го века, она переносится в воспоминания, которые «загружены» в её память Крисом. Ей кажется, что она слышит голоса, звуки природы, хруст снега.

Из воспоминаний Криса Кельвина.
«Охотники на снегу» Питера Брейгеля Старшего, 1565.

 Вокруг «гостей», их природы и дальнейшей судьбы разворачивается жаркая дискуссия, в которой сталкиваются полярные точки зрения Снаута и физика Сарториуса. Первый разочарован в науке, прогрессе и тех результатах, к которым они ведут. Второй убеждён, что человек обречён на познание, а прогресс бесконечен и неизбежен, если, конечно, время от времени отвлекаться от романтических игр. Стратегия исследователей на станции в отношении планеты описана довольно грубо, но в целом точно: давайте откроем люки и будем кричать вниз — вдруг услышат.

Для Криса же опыт на «Солярисе» становится поводом открыть в себе понимание смысла жизни, близкое к христианскому: «Любовь — это то чувство которое можно переживать, но объяснить нельзя. Объяснить можно понятие, а любишь то, что можно потерять: себя, женщину, родину. До сего момента человечество, Земля были попросту недоступны для любви… А может мы вообще здесь для того, чтобы впервые ощутить людей как повод для любви?». Таким образом Кельвин продолжает мысль покончившего с собой на станции Гибаряна, который связал материализацию воспоминаний с совестью. Для усиления этой мысли, которая является своего рода победительницей в споре учёных, Тарковский выстраивает следующую за дискуссией сцену с отсылкой к каноническим полотнам на библейские сюжеты — Крис у ног Хари. В финальной же сцене режиссёр и вовсе повторяет композицию «Возвращения блудного сына» Рембрандта.

Возвращение Криса Кельвина.
«Возвращение блудного сына» Рембрандта, 1666−1669.

После многочисленных практически безрезультатных попыток установить адекватный контакт с океаном Соляриса учёные решают облучить его энцефолограммой Криса. В результате на поверхности океана начали образовываться своеобразные острова. Что это, никто не понимает. По всей видимости, это островки памяти Криса. На одном из этих кусочков он и остаётся, но в какой форме — фантомной или физической, — зритель не знает.

Новое прочтение «Соляриса»

В рамках Года науки и технологии, которым объявлен 2021-й, в Музее Москвы запущен проект SOLARIS по мотивам культового фильма Андрея Тарковского. Проект включает новый спектакль лауреата театральной премии «Золотая маска», режиссёра Дмитрия Мелкина и выставку арт-группы ППСС (Павла Пепперштейна и Сони Стереостырски) с элементами дополненной реальности, разработанной группировкой ImmerseLab.

Режиссёр Дмитрий Мелкин о спектакле: «Станислав Лем предлагал взгляд из космоса на человека, а Андрей Тарковский разглядывал космос глазами героя, у него космос пугающий и неприятный, а герой наполнен традиционными гуманистическими установками. Тарковский стремился к психологической достоверности, продумывал земные сценарии героев. Напротив, отрываясь от земного, Лем, как и ныне живущий философ Грэм Харман, думал о том, что человечество — часть более сложной, объективной картины мира».

Действие, погружающее в виртуальную вселенную, будет проходить в Музее Москвы каждый месяц. Зрители смогут сами выбирать, какое измерение проекта посетить: приобрести билет можно будет либо на выставку, либо и на спектакль, и на выставку.

Ваша реакция?


Мы думаем Вам понравится