В какую Россию попадали иммигранты
Образ России в зарубежных источниках XVI–XVII веков был достаточно негативным и строился на противопоставлении «цивилизованной Европы» и «варварской Руси». Но это совершенно не исключало миграции иностранцев в Россию. Наоборот, представители самых разных государств охотно ехали в далекую и непонятную северную державу. При этом Московское государство не стремилось в полной мере включаться в международную систему отношений, предпочитая быть более закрытым, чем многие западноевропейские страны.
Россия жила в иной парадигме сознания, нацеленной на религиозное, созерцательное постижение мира. Научное знание не являлось приоритетным, университетов не существовало. Если же техническое отставание от других стран становилось явным и угрожало безопасности страны, русские власти немедленно нанимали иностранных специалистов, которые уже обучали русских мастеров и довольно часто оставались работать сами.
В результате в допетровской России можно было встретить представителей самых разных стран. В документах все это многообразие разделено на три основных группы: выходцы из Западной Европы, Речи Посполитой и Османской империи.
Почему и куда бежали
Причин миграции из Европы и Малой Азии в Россию в XVI–XVII веках было несколько. Главной причиной, конечно, были затяжные войны, часто начинавшиеся как религиозные: Тридцатилетняя война (1618–1648), Северная семилетняя (1563–1570), турецко-венецианские, Англо-испанская и т. д. Основную массу мигрантов из Европы составляли мелкопоместные дворяне, чьи владения были разорены и отняты. Из Османской империи бежали лишившиеся своих земель тимариоты. В силу разных причин не сумев закрепиться в изменившейся социальной системе своей страны, они отправлялись искать счастья в Московское государство. Приезжали сюда и наемники, оказавшиеся не у дел после окончания военных конфликтов.
Многие вынуждены были бежать по религиозным соображениям. Россия XVI–XVII веков была логичным пристанищем для православных со всего мира, спасающихся от преследований со стороны католиков, униатов и мусульман. Но здесь находили приют и протестантские религиозные диссиденты, например английские пуритане.
Больше всего иммигрантов сконцентрировалось в столице. При расселении власти объединяли их не по профессиональному признаку, а по прежнему подданству: выходцы из Западной Европы селились в Немецких слободах; из Речи Посполитой — в Старопанской и Панской; из Османской империи — в Греческой слободе.
Чем занимались в России
Большая часть приезжавших в Россию профессионалов были «немцами» — так называли всех выходцев из Западной Европы: собственно немцев, шотландцев, ирландцев, англичан, французов, голландцев, шведов, датчан. Они служили оружейниками, инженерами, врачами, ювелирами. Но основным занятием иммигрантов было военное дело.
В армии из иммигрантов формировали этнические однородные подразделения, причем часто со своей боевой тактикой. Так, в Иноземском приказе была особая конная «греческая рота», состоявшая из бывших подданных Османской империи, воевавших так, как их научили там. Или бесстрашная «шотландская рота», состоящая из самых профессиональных наемников Европы. Во главе такой боевой единицы стоял представитель той же этнической группы — он становился своеобразным посредником между земляками и начальством.
Подавляющее большинство иммигрантов из Речи Посполитой тоже были военными и рассматривались как важнейший источник расширения служилого сословия. Они служили в полках нового строя Иноземского приказа или же входили в дворянское ополчение. Польским, литовским, украинским и белорусским малоземельным и безземельным шляхтичам после перехода в православие открывался доступ в русское привилегированное сословие. Востребованным в России было и украинское казачество — «черкасы», заселявшие южные границы России.
Еще одну интересную группу составляли купцы, также приезжавшие из Западной Европы, Речи Посполитой и Османской империи. Они не только привозили царскому двору необходимые товары, но и выполняли роль представителей своих держав, что нередко сочеталось с ролью информаторов русского правительства.
Наконец, ценились в России чужестранцы благородного происхождения. В Московском государстве с его системой местничества статус человека определяли не личные качества и заслуги, а родовитость. Стремление русских властей привлечь в страну как можно больше знати открывало широкие возможности разорившимся на родине дворянам, а иногда и просто авантюристам, никогда и не имевшим отношения к знати. Титул (реальный или мнимый) обеспечивал чужеземцу звание московского дворянина, земельный надел и оклад.
Нужно ли было менять вероисповедание
Принимали в России XVI–XVII веков представителей любых конфессий. Но все иммигранты — кроме западных христиан — должны были перейти в православие.
Иммигрантов из Османской империи и вассальных ей государств было, конечно, не так много, но они составляли важную часть общего этнического пейзажа. Сторонников ислама русские чиновники называли «турченя», но чаще всего это были не этнические турки, а так называемые мусульмане первого поколения — греки и другие народы, прошедшие исламизацию. Иммигранты-христиане объединялись в документах в одну категорию, которая именовалась «греченя, сербеня, волошеня». Под «греченами» подразумевались греки, арабы-христиане, а также славяне. Знатные иммигранты, утверждавшие, что их род восходит к императорской династии или другим правителям, входили в привилегированное сословие и становились важной частью царской свиты. Остальные, которых было большинство, становились военными Иноземского приказа.
Из западных христиан обязательному перекрещиванию подлежали только выходцы из Речи Посполитой. На протяжении XVI и XVII века население Московского государства постоянно пополнялось подданными польского короля и великого князя литовского. Они легко ассимилировались, а переход в православие, с точки зрения московских властей, лишал «поляков» и «литвинов» возможности вернуться на родину, с которой Россия постоянно воевала.
Непременным условием вхождения в московское дворянство являлось принятие православия. Показательна история перешедшего в православие французского барона Пьера де Ремона и семьи его жены, Анны Барнсли. Протестант Пьер де Ремон имел право не менять веру. Но титул был его единственным капиталом: к коммерции он, как и было положено французскому дворянину, относился с пренебрежением, военную службу по состоянию здоровья нести не мог. Он отказался от своих убеждений, именно чтобы приблизиться ко двору.
Его тесть, богатый купец Джон Барнсли, тоже был протестантом. Вдобавок к возможности сохранить вероисповедание, протестантам, в отличие от католиков, разрешалось еще и строить собственные храмы. Впрочем, всем без исключения западным христианам под страхом смертной казни запрещалось проповедовать среди русских людей свои воззрения.
Кальвинист Джон Барнсли все сделал для того, чтобы породниться с тоже переехавшими в Московское государство состоятельными представителями протестантской веры, и это ему было важнее, чем английское происхождение будущих членов семьи. Его дочь Доротея Барнсли была замужем за гамбургским кальвинистом Петром Марселисом, а Елизавета Барнсли стала женой богатого голландского купца-кальвиниста Еремея Фентцеля. Пьер де Ремон (тогда еще не сменивший веру) стал супругом его дочери Анны. В результате создания этих межэтнических, но моноконфессиональных браков сформировалось определенное сообщество: одновременно сложились семья, религиозный приход и торговая корпорация.