Александр Керенский: главноуговаривающий русской революции

Под ворохом карикатур

Такую политическую карьеру, как у Александра Фёдоровича Керенского (1881 — 1970), можно сделать только в революционное время. До марта 1917 года, когда стихия бунта внесла его во Временное правительство, никто бы не подумал, что этот 36-летний адвокат и депутат возглавит российское государство. Хотя надо отдать ему должное — человеком Керенский был отнюдь не заурядным.

Историк С. В. Тютюкин справедливо пишет, что как только не издевались над Керенским в советское время (да и в эмиграции, надо сказать) — то низвергнутого министра-председателя Временного правительства «переодевали» в платье сестры милосердия, в образе которой он якобы сбежал от большевиков из Петрограда, то изображали марионеткой Антанты, то истеричным контрреволюционером без тени политических и вообще каких бы то ни было дарований. Конечно, Керенский не мог бы сыграть своей исторической роли, если бы соответствовал этому карикатурному советскому портрету.

Сын учителя Александр Керенский отлично учился, рано продемонстрировал свои артистические способности — играл в гимназическом театре и даже подумывал о карьере на сцене. Когда он учился на юридическом факультете Петербургского университета, вновь обнаружил тягу к ораторскому искусству, а заодно — к политике. Керенский участвовал в студенческих волнениях, а потом занялся защитой политкзаключённых — работал помощником присяжного поверенного при суде (то есть адвоката). Молодой адвокат сблизился с либералами, в основном левого толка, а затем с эсерами. Во время революции 1905 года писал в эсеровский журнал «Буревестник». Уже будучи вполне состоявшимся юристом, Керенский избрался депутатом IV Государственной думы (1912 — 1917) и через три года возглавил небольшую фракцию трудовиков.

Несколько лет в думе укрепили взгляды Керенского. Он и его соратники боролись за конституционализм, установление широких демократических свобод, всеобщее избирательное право и 8-часовой рабочий день, за запрет труда малолетних и национализацию помещичьих земель. Он не раз выступал с очень смелыми политическими речами, которые подвергались цензурному запрету, а в 1916 году даже назвал самодержавный режим «оккупационным». Керенский не хватал звёзд с неба по сравнению с великими политическими умами своего времени, но всё же обладал неплохой интуицией, умел убедительно говорить, а главное — искренне верил, что России необходимо освобождение, и готов был рисковать личным благополучием (ему и ранее уже приходилось бывать и арестованным, и сосланным). Для политика это уже немало.

У молодого думца хватало амбиций и энергии. Долгое время политическая ситуация не давало им реализоваться, но в феврале 1917 года час Керенского пробил. Самодержавие наконец-то пало.

Временный премьер-министр: от триумфа к катастрофе

Всего несколько дней массовых демонстраций и стачек в Петрограде закончились победой революции. В ночь на 2 марта 1917 года император Николай II отрёкся от престола. В тот же день Временный комитет Государственной думы сформировал Временное правительство, которому предстояло вести войну и все текущие дела до созыва Учредительного собрания (на основе всеобщего избирательного права), которое должно было определить государственное устройство России.

Вошёл в его состав как министр юстиции и Керенский (вместе с кадетами Львовым, Милюковым., октябристом Гучковым и другими либералами). Он совершил верные политические шаги в предыдущие дни: выступал за рабочих и скорейшее решение продовольственной проблемы, поддержал массовую борьбу против самодержавия. Первое, что Керенский сделал, получив министерский портфель — приказал освободить всех политзаключённых. Затем министр позволил вернуться и политэмигрантам, в том числе вернулись Ленин и другие большевики; участвовал во введении в армии демократических начал, из-за чего армия стала разваливаться, а к осени в значительной степени большевизировалась. Кроме того, правительство объявило свободу печати, слова, собраний и стачек, отмену всех сословных и национальных ограничений.

Весна 1917 года стала триумфом Керенского, апогеем его политической карьеры, да и всей жизни. Общество жаждало увидеть наконец в правительстве «своих» людей, выразителей стремления к свободе. Керенский уловил этот запрос. Он умел говорить, увлечь словом и эмоциональным порывом. Никого не было популярнее в те дни, чем «первая любовь революции», «гений свободы», «вождь»! Восторженные толпы рукоплескали ему, газеты пели дифирамбы. В первые дни революции именно речами сколотил Керенский свой политический капитал — речами о свободе, равенстве и братстве народа, о величии борьбы за эти ценности. Политик смог произвести впечатление уверенного человека, который в курсе всех событий и держит ситуацию в своих руках. Его стали воспринимать как лидера революции, а он — почувствовал себя всемогущим.

В мае (после первого кризиса Временного правительства) Керенский стал военным и морским министром — надеялся, что этот незавидный пост, к которому он был явно не готов, станет трамплином к посту премьера. И не просчитался. В июле — после второго кризиса и новой перетасовки правительства — Керенский возглавил государство.

Несколько месяцев крайнего напряжения, всемирной славы, внимания и политической борьбы не могли не изменить состояние премьера. За июль-октябрь его чутье, энергия и популярность постепенно иссякли. Керенский видел себя примирителем, политиком, который восстановит национальное единство, позволит стране продержаться в войне и не распасться до Учредительного собрания. Глава правительства в июле защищал законную власть от большевистского путча, в августе — от так называемого «корниловского мятежа». Однако слишком много времени уходило на интриги, дискуссии и противостояния — то Керенский боролся против Милюкова (ещё весной), то против Савинкова, то против Корнилова и других военных. Тех, кто мог бы составить ему конкуренцию, Керенский старался не подпускать близко ни к себе, ни к министерским портфелям. К осени в составе правительства остались люди, неподходящие для того кризисного времени, довольно нерешительные и не харизматичные (их и забыли практически сразу после 25 октября). А национального единения как не было — так и не появилось.

Вот что успел сделать премьер Керенский помимо участия во всякого рода распрях: организовал провальное летнее наступление русской армии, восстановил в армии смертную казнь, объявил Россию республикой, а себя — верховным главнокомандующим. Не очень-то впечатляет… Дела на фронте шли плохо. Народ отчаянно хотел мира, земли и хлеба. Опьянение первых дней революции прошло, сияние идеи свободы померкло, и общество вопреки чаяниям Керенского стремительно раскалывалось — одни тяготели к советам, другие реставрацию предпочли бы царившему хаосу в политике и экономике. Назревал гражданский конфликт, к которому премьер-министр психологически оказался не готов.

Он был уверен, что все можно решить с помощью любимого политического инструмента — слова. Ещё недавно речи меняли судьбу страны, и Керенский не успел понять, что править речами и одними только речами предотвратить кровавые бои за власть невозможно. Уже в июле речи стоили гораздо меньше прежнего — Керенского, который приезжал на фронт вдохновлять солдат на наступление своими воззваниями (на грани истерики), прозвали «главноуговаривающим». Премьер уговаривал всех и вся даже после свержения Временного правительства; и спустя много лет Керенский верил в свою ораторскую силу — мол, если бы в его распоряжении в 1917 году были радио и телевидение, как в середине ХХ века, то он бы убедил народ не вставать на путь большевизма. Прав он или нет — сложно судить. Зато точно понятно, что уже в сентябре фортуна отвернулась от Керенского. Кроме того, сказалось колоссальное многомесячное напряжение. Он сдал физически, стал недомогать (не так давно, в 1916 г., Керенский потерял почку и ещё был довольно слаб), в начале октября несколько дней провёл в постели и почти перестал посещать заседания правительства.

В этой обстановке Керенский недооценил большевистскую угрозу. И он, и остальные министры слишком поздно попытались что-то противопоставить готовившемуся вооружённому восстанию в Петрограде, о котором все знали («мы социалисты, а не держиморды!», — говорил Керенский). В итоге красной гвардии, солдатам и матросам понадобилось менее двух суток, чтобы взять под контроль ключевые здания города, захватить Зимний дворец и арестовать почти всех министров — последний акт октябрьского переворота разыгрался в ночь на 26 октября. Но Керенский от большевиков ускользнул — ещё утром 25-го.

После 25 октября: полвека сожалений

Вечером 25 октября глава Временного правительства приехал в Псков. Как оказалось, приказ штабу Северного фронта послать верные войска в Петроград на защиту правительства никто не исполнил — Керенского предал генерал, заигрывавший с большевиками. Свергнутому премьеру удалось найти только несколько сотен казаков генерала П. Краснова, который согласился немедленно идти с боем на Петроград. Корпус Краснова добрался до Гатчины. После нескольких боёв начались переговоры с большевиками. Казаки не желали проливать кровь за Керенского и начали подумывать о его выдаче. 31 октября Керенский снова сбежал.

Опомнитесь! Разве вы не видите, что [большевики] воспользовались простотой вашей и бесстыдно обманули вас?.. Все лицо земли русской залито братской кровью, вас сделали убийцами, опричниками… […] Шайка безумцев, проходимцев и предателей душит свободу, предаёт революцию, губит Родину нашу. Опомнитесь все, у кого ещё осталась совесть, кто ещё остался человеком! Будьте гражданами, не добивайте собственными руками Родины и революции, за которую восемь месяцев боролись! Оставьте безумцев и предателей! […] Восемь месяцев, по воле революции и демократии, я охранял свободу народа и будущее счастье трудящихся масс. Я вместе с лучшими привёл вас к дверям Учредительного собрания. Только теперь, когда в России царствуют насилие и ужас ленинского произвола […], и слепым стало ясно, что в то время, когда я был у власти, была действительно свобода и действительно правила демократия […]. Опомнитесь же, а то будет слишком поздно и погибнет государство наше. Голод и безработица разрушат счастье семей ваших, и снова вы вернётесь под ярмо рабства. Опомнитесь же!"

*Из последнего воззвания Керенского к народу, 22 ноября 1917 года

Все попытки Керенского остаться в российской политике провалились. Армия не пошла за ним, бывшие сторонники отвернулись. Эсеры не пожелали связываться с непопулярным экс-премьером и делать его своим представителем на Учредительном собрании. В 1918 году Керенский уехал в Лондон. Затем жил в Англии, 20 лет во Франции и 30 лет в США. Преподавал, много писал и давал интервью, последовательно высказывался против большевизма, опубликовал собрание документов Временного правительства. Он так никогда и не вернулся в Россию.

Непросто дать краткую оценку личности и роли Керенского в истории. То, что он не справился, очевидно. Но какие ошибки стали фатальными, насколько он сам был жертвой обстоятельств, — всё это вопросы без однозначных ответов. Судя по всему, в более спокойное время Керенский мог бы стать интересным и полезным политиком, но летом 1917 года 36-летний думец оказался не на своём месте. Масштаб личности просто не соответствовал масштабу ответственности, которая ему досталась. Он был неплохим оратором — но ещё не хорошим правителем, был демократом — но и эгоистом, нерешительным — и слишком самонадеянным, подозрительным — и недальновидным.

До конца своей долгой жизни Керенский размышлял о поражении демократии в России. Всё время вспоминал 1917 год. Он сам писал о своих просчётах: не арестовал Ленина, когда мог, вернул смертную казнь, обозлил военных… Другие напоминали ему и о других ошибках: откладывал Учредительное собрание, чрезмерно заботился о личной власти, взял на себя слишком много, но боялся принимать трудные решения. Революции такого не прощают — даже своей «первой любви».