Дальневосточная армия под прицелом НКВД

Отчёты и доносы

В 1938 году Красная армия впервые всерьёз схлестнулась с японцами у озера Хасан. В итоге японцев удалось отбросить, но осадочек остался: командующего Дальневосточным фронтом маршала Блюхера сначала отстранили, потом арестовали, а вскоре он умер — возможно, в результате побоев. Но если смерть Блюхера — дело тёмное, то с тем, что на Хасане Красная армия показала себя плохо, — полная ясность.

Встаёт вопрос: насколько центральное руководство знало о состоянии фронта (как раз летом 1938 года Особую Краснознамённую Дальневосточную армию преобразовали в одноимённый фронт)? Ворошилов всё время требовал активных действия от Блюхера, который от них старательно уклонялся. Может, последний знал что-то, чего не знали в Москве?

Тем интереснее узнать, какие донесения шли непосредственно перед конфликтом Ворошилову.

Отчёт, направленный НКВД Мехлису (но, очевидно, пересланный наркому обороны), открывается перечислением «шпионов», «вредителей» и «заговорщиков», выявленных доблестными чекистами. Если кто-то вслед за Резуном считает, что арестовывали только комиссаров или военюристов — что ж, это не так. На 1329 арестованных приходится 945 командиров, 79 комиссаров и всего два военюриста, зато ещё имеется 149 военных инженеров, 89 интендантов и 68 лиц медицинского состава. Кроме того, два комкора, 11 комдивов, десять комбригов — и это не должности, а звания.

В традиции Красной армии было назначать командиров на должности более высокие, чем предполагало их звание.

От обвинений бросает в оторопь. «Заговорщики» обвинялись в покушении на Блюхера, в работе не только на японскую разведку, что ещё можно было бы представить, но на немецкую и даже польскую, в том числе и на «Польскую организацию войсковую» — подпольную организацию, которая прекратила существование ещё в 20-е.

Удивительного в этом ничего нет: у поляков уже был опыт сотрудничества с японцами во время русско-японской войны — так называемая операция «Вечер». Именно Пилсудский тогда предлагал японцам создать легион из взятых в плен поляков — солдат русской армии. Так что неудивительно, что при «охоте на ведьм» этот прецедент вспомнили и пустили в дело.

Броня крепка, но танки заржавели?

Бывшего командира 23-й механизированной бригады Штраля охарактеризовали как «участника латышско-фашистской организации, заговорщика, польско-японского шпиона».

Все многочисленные беды Красной армии на Дальнем Востоке приписывались «вредительству». А бед хватало: Дальний Восток и сейчас-то не очень обустроен, а в тридцатые годы всё было намного хуже. Отсутствие инфраструктуры стало бичом Красной армии. Это вынуждало квартировать войска не там, где надо, а там, где их можно хоть как-то разместить, — а также активно использовать красноармейцев на различных работах.

Опасность вторжения японцев вынуждала накапливать на Дальнем Востоке войска, для которых не хватало инфраструктуры, что ещё больше осложняло ситуацию.

Естественно, нормальная боевая подготовка в таких условиях невозможна, обслуживание техники — тем более.

Уже упомянутого Штраля обвиняли в том, что он довёл механизированную бригаду до ситуации, когда у 50 процентов танковых орудий имелась ржавчина. Другой «вредитель», командир 2-й мехбригады Васильев, обвинялся в том, что во время очередного столкновения у границы послал туда взвод танков, три из которых сломались, а два дошли с опозданием на пару суток.

Мало запчастей — и это тоже объяснялось вредительством. Не работают должным образом ремонтные заводы, которые только начали строить, — вредительство. За 1937 год пало три тысячи лошадей — вредительство. Пожар в гараже? Вредителем назначили начальника 1-го отделения АБТО ОДКВА Соммера. Высказали сомнение в эффективности танковых войск в условиях Дальнего Востока — опять вредительство.

Дальнейшая биография А. И. Соммера также интересна: он отказался от всех своих показаний, в ноябре 1939 года приговор был полностью отменён, поскольку протокол допроса был сфальсифицирован, а дело вернулось на доследование со стадии предварительного следствия. В январе 1940 года Андрей Иосифович был полностью оправдан.


Великую Отечественную он закончил Героем Советского Союза.

23-я мехбригада не участвовала ни в одном зимнем учении и в учениях с форсированием водных преград. Вредительство. Но повышенное количество аварий неизбежно при манёврах в сложных условиях! Однако… правильно, всё равно вредительство.

По сути, все действия командира «компетентные органы» посчитали враждебными.

Всё новые и новые командиры теряли должности и свободу, а положение армии от этого не улучшалось. К тому же опыт мехводов исчислялся часто десятками минут, как это было в 43-й отдельной легкотанковой бригаде. Более того, «последствия вредительства» так «удачно» ликвидировали, что в первом квартале 1938 года количество аварий в танковых войсках только выросло. Если «вредителей» посадили, то, по идее, число диверсий должно упасть, но в реальности, очевидно, дело было всё же не в них.

Дальнейшая судьба тех, кто избежал тюрьмы и пули, дала почву для сомнений в обвинениях. Командующего автобронетанковыми войсками Приморской группы комбрига Соломатина изобличали показаниями «вредителя» же Покуса и говорили, что он «ведёт подрывную работу». Войну Соломатин закончил в звании генерал‑полковника.

Куда не улетели сталинские соколы

В авиации положение казалось ещё более отчаянным. Аэродромная сеть была слаба и располагалась возле самой границы. Вовсе не для того, чтобы упростить японцам удар, а просто потому, что только там находились более или менее обжитые места. Аэродромы часто становились ловушками для самолётов, на целые дни превращаясь в болото, — что неудивительно в условиях повышенной влажности Приморья. Правда, в отчётах заявлялось, что в соседней Маньчжурии у японцев эти проблемы решались. Но грозные обвинители не указывали, что у японцев этих самолётов на порядок меньше — и располагать их проще.

Сами самолёты зачастую были устаревшими и изношенными. ТБ-3 прямо называли негодными для дневных ударов.

А между тем, Ворошилов требовал дневных ударов этими самолётами по позициям японцев в августе 1938 года.

Впрочем, крупных потерь они тогда не понесли. Но дневные бомбардировки имели тоже своё объяснение — личный состав просто не обучили действовать ни ночью, ни в плохих метеоусловиях. Это тоже объяснимо — летали мало. Например, в декабре 69-я авиабригада не летала вообще, в январе 1938 года налёт в трёх эскадрильях составлял 18, 56 и 38 минут на одного лётчика в месяц. А ведь на Дальнем Востоке именно зима — лучшее время для полётов! Правда, в феврале налёт увеличился, но заданных 20 часов на лётчика показатели так и не достигли.

Впрочем, 20 часов в месяц — очень высокий налёт, солидный даже по современным меркам.

Ещё хуже было с ночными полётами и воздушными боями. Если истребители их ещё отрабатывали, то самолёты других типов даже не тренировались в этом. Стрельбы и вылет на бомбометания авиация ОКДВА тоже привычно «заваливала». Например, 11 самолётов, 32 бомбы — и ни единого попадания в цель. Другая эскадрилья: 16 самолётов, 28 бомб — и всего одно попадание. Были даже случаи сбрасывания бомб на населённые пункты.

Вредительством назвали также хранение Р-5 в постоянной готовности под открытым небом. Правда, в другом месте того же документа указывалось, что в рамках ликвидации последствий вредительства заказаны за границей сборные ангары. Стало быть, их просто не хватало.

Интересно, что И-15 и И-16 называли вполне современными самолётами. Это вполне верно в отношении И-16, но ведь И-15 уже в 1938 году не отвечал новым требованиям. Над Хасаном вражескую авиацию встретить не удалось, так что горькое разочарование в качествах этого самолёта пришло только через год — над знойными степями Монголии.

И СБ считался современным самолётом, но «вредители заранее сузили возможность его использования, не организовав ремонта его моторов (М100)». Стоит отметить, что такие же вредители завелись и во Франции, которая продала лицензию на этот двигатель Советскому Союзу.

Недостаток двигателей во Франции дошёл до того, что потом она пыталась заказать их у СССР!

Но успеха переговоры не имели. Как нетрудно догадаться, беды с недостатком количества двигателей, запчастей и качества ремонта никуда не делись в СССР и после «изъятия» вредителей.

Следствием тяжёлого положения — что с состоянием матчасти, что с выучкой — стала высокая аварийность. За 1938 год (отчёт датирован июнем) случилось восемь авиакатастроф и 15 аварий, погибли девять человек.

Система ПВО была в ужасном состоянии. Иного при сочетании огромных расстояний, отсутствии радиолокаторов и слабости инфраструктуры, да и просто малой заселённости Дальнего Востока, быть не могло. Но, конечно, всё это тоже объяснялось действиями вредителей — во главе с бывшим главнокомандующим всей Красной армией Каменевым.

Другие рода войск

Конечно, не могли не найти вредительства в санитарной части. Заявлялось, что перевязочные материалы были заражены возбудителями столбняка и газовой гангрены. С одной стороны, случайно они в вату и бинты попасть не могли. С другой — диверсия была бы заведомо малоэффективна, поскольку естественное движение раневого отделяемого не даёт микробам попасть в рану.

Также утверждалось, что инженер-технолог Хабаровского комбината общественного питания добавлял в фарш для пирожков битое стекло.

Он же отравил холодец. И то и другое предназначалось для армии.

По Дальнему Востоку проносилась не только волна репрессий, но и волна самоубийств. Впрочем, они были связаны. Всего в ОДКВА за полгода произошло 51 самоубийство — погибли 24 красноармейца, 16 лиц среднего и старшего командного состава, десять младших командиров и один бригадный комиссар. Из них девять человек (в том числе и бригадный комиссар Ефремов), как указано в документе, покинули этот мир добровольно «из-за боязни ответственности за свою к-р деятельность и связи с врагами народа».

В ходе боёв у озера Хасан выявилась полная неготовность ТВД в Посьетском районе к боевым действиям. Нельзя сказать, что это было сюрпризом для советского руководства. Как раз участок сражавшейся на Хасане 40-й сд вызывал наибольшие вопросы: не имелось достаточно дорог, укрепления располагались в тылу, и в случае наступления противника отступление дивизии к ним считалось неизбежным. В то же время японцы тщательно готовили свою дорожную сеть именно здесь.

Несмотря на такие неблагоприятные условия, японцев со спорных сопок требовалось выбить, для чего пришлось сосредоточить большие силы и понести существенные потери.

В целом стрелковые части не отличались от механизированных в плане боевой подготовки — во всяком случае в положительную сторону. Они так же судорожно занимались строительством, пытаясь поставить себе хотя бы казармы к зиме, растаскивались на многочисленные наряды, строили дороги и даже выращивали еду (правда, на последнее в отчёте не жаловались — эта беда известна по другим документам). Не хватало всего. Проблемы были даже с тем, чтобы подковать коней.

Ещё раз о вредителях

Примечательно, что в отчёте много говорится о коварных планах вредителей, но при этом выдвигается план построения 120-150 подводных лодок — на одном только Тихоокеанском флоте! Выполнение этих замыслов стало бы настоящей катастрофой для флота, поглотив все имеющиеся ресурсы: для такого исполинского числа субмарин не было ни инфраструктуры, ни людей.

К счастью, вскоре после 1938 года программы флотского строительства стали нещадно «резать», что более-менее привело размеры флота в соответствие с возможностями страны.

Однако этот пример отлично показывает, что люди, которые обвиняли кого-то во вредительстве и, по сути, определяли человеческие судьбы, не имели достаточно квалификации для оценки состояния и перспектив армии и флота, а также возможностей экономики.

Ворошилов знал, в каком положении армия. Трудно было не понимать, к чему приведёт конфликт с японцами. Да, победить у Хасана удалось, но то, как это произошло, не закрыло вопрос столкновений с японцами — скорее наоборот, низкий уровень боеспособности противника толкал их ещё разок посмотреть, как эти русские отреагируют, да и отреагируют ли вообще.

О чём размышлял Ворошилов, требуя эскалации конфликта и активных действий в августе 1938-го? Думал ли он о том, кто ответит за возможный провал? Надеялся ли свалить всё на Блюхера — что, в общем-то, и удалось? Вынужден ли он был просто следовать «в фарватере» Сталина? К сожалению, узнать это у него лично не удастся.

Вряд ли существуют и документы, в которых эти вопросы освещены со всей откровенностью, — тем более, что дело касается репрессий. Массовые аресты не были ни единственной, ни главной причиной проблем армии, но они, безусловно, не помогали работе над выявленными ошибками.