«Дорога Победы»: по рельсам в блокадный Ленинград

На грани человеческих возможностей

В январе 1943 года Красная армия пробила блокаду Ленинграда и восстановила сухопутное сообщение города с большой землёй. РККА шла к этому успеху долго. Усилия вермахта полностью изолировать Ленинград и окончательно его выморить и встречные операции РККА в попытках разжать тиски заняли более года. Однако второй военной зимой всё же наступил перелом. Сражение, вошедшее в историю как операция «Искра», увенчалось тем, что редуты вермахта на узком пятачке, где немцы занимали берег Ладожского озера, были сокрушены. В коротком кровавом сражении удалось проделать коридор в задыхающийся город.

Однако проделать коридор — ещё не означало решить проблему. Главным недостатком Дороги жизни по Ладоге была её низкая пропускная способность. Но узкое бутылочное горлышко, пробитое вдоль южного берега озера, само по себе не означало, что сейчас грузы хлынут потоком. Требовалась связь по железной дороге. Эшелонами в задыхающийся город можно было доставить заведомо больший объём грузов, чем провезти баржами или идущими гуськом по льду полуторками.

В навигацию 1942 года в Ленинград удалось доставить 745 тысяч тонн грузов; по льду с конца 1941 года до весны 1942-го прибыла 361 тысяча тонн. Однако только часть этого груза составляло продовольствие — требовались топливо, боеприпасы, солдаты на Ленинградский фронт, запчасти… Город получал едва ли треть от необходимого объёма продовольствия. Так что вопрос о том, нужна ли железная дорога, не стоял.

Однако эту дорогу ещё только предстояло построить. Весь коридор представлял собой сплошное поле недавнего сражения — изрытое воронками и заваленное военным мусором от разбитой техники до неразорвавшихся боеприпасов. Вдобавок коридор был очень узкий — считанные километры. Новые позиции немцев находились на таком расстоянии, что до любой точки коридора они доставали даже не авиацией, а артиллерийским огнём. Так что никакого хеппи-энда ещё и близко не было.

Работа предстояла сложнейшая. В Государственном комитете обороны не колебались ни секунды — решение о строительстве железной дороги приняли прямо в день прорыва блокады. Ставка поставила задачу обеспечить пуск поездов за 20 дней. За это время требовалось с нуля возвести дорогу — 33 километра от Шлиссельбурга до Полян — и выстроить на этом пути переправы через Неву и две реки поменьше.

Очень мало времени — и предельно сложная задача. На грани человеческих возможностей.

Специалисты по невыполнимым задачам

Строительством командовал Иван Зубков. До войны Иван Георгиевич занимался строительством ленинградского метро, но летом 1941 года проект надолго отложили, а Зубков со своими людьми работал в интересах военных. В самый скверный период осады Зубков строил переправу для тяжёлой техники на плацдарм у Невской Дубровки, тянул узкоколейку по льду Ладожского озера.

Всё это проделывалось в условиях жуткой нехватки оборудования, материалов и персонала при постоянных попытках противника сорвать работу. Так что в качестве специалиста по «экстремальной логистике» его отлично знали и в штабе Ленинградского фронта, и в Москве, и не колебались с выбором.

Невыполнимую задачу получил эксперт по решению невыполнимых задач.

Людей для стройки сняли с Ладоги — там строили узкоколейку на льду, и теперь рабочих срочно переместили на новое направление. Действовать предстояло чрезвычайно быстро и аккуратно. Полноценная дорога требовалась как можно скорее, но весь участок строительства был забит естественными и искусственными препятствиями; большинство квалифицированных рабочих давно было на фронте, а многие из оставшихся шатались на ветру от недоедания. И ни на секунду не давал забыть о себе противник, регулярно засыпавший стройку сталью и тротилом.

То, что случилось дальше, стало примером на удивление удачной импровизации.

Первой очевидной проблемой стал всяческий взрывоопасный военный мусор. За время работы сапёры сняли 1789 этаких сюрпризов — от противопехотных мин до невзорвавшихся авиабомб. Строители шли прямо за сапёрами. Рабочие чертежи готовились и доделывались уже в процессе строительства. Соблюдать принятые технические нормы было нереально — шпалы и рельсы укладывали прямо над промёрзшими болотами. Всё это — под постоянными обстрелами. Потери строителей в особо скверные дни доходили до нескольких десятков убитыми и ранеными.

Над головами шла непрерывная артиллерийская дуэль — немцы охотились на строителей, а пушкари РККА давили огнём немецких «коллег». Причём РККА не ограничивалась обстрелами. Южнее коридора постоянно шли бои, которые даже в случае неудачи не позволяли немцам сосредоточиться на уничтожении «железки».

Целенаправленно железную дорогу защищали специально выделенная артиллерийская группа и части ПВО, а вдоль дороги располагались аварийные бригады — универсальные команды со снаряжением, позволявшим и потушить пожар, и поставить дымзавесу, и оказать медпомощь раненым.

Время тянуть мосты

В это же время Зубков решал как бы не самую сложную задачу — строительство моста через Неву. Нева — откровенно не подарок для строителя. Хотя её длина — всего 74 километра, но ширина — от 400 до 1250 метров, средняя глубина — 8-11 метров, а по расходу воды это одна из самых полноводных рек Европы: по этому параметру, например, Вислу Нева перекрывает в 2,5 раза. Задача быстрого строительства надёжной переправы была весьма нетривиальной.

Через реку решили строить сразу два моста. Один — в качестве временной переправы на зиму; второй — ниже по течению, с более высоким пролётом для пропуска судов — для более надёжной и долговременной переправы.

Сначала пришлось шерстить архивы, чтобы найти оптимальные места для сооружения мостов. Низководный начали строить у начала Староладожского канала — глубина в этом месте составляла умеренные 6,5 метра; к тому же здесь недалеко были железнодорожная ветка от Шлиссельбурга и узкоколейка на левом берегу.

Затем в круглосуточном режиме начали строить первый, временный мост. Он поднимался на несколько метров к левому берегу, причём его строили с изгибом — дугой в сторону Ладоги для лучшего сопротивления течению. Сваи вмораживались в лёд, дополнительно мост усиливали деревянными схватками. Прочность конструкции всё равно оставляла желать лучшего, по поводу чего изрядно нервничало командование Ленинградского фронта.

Но другой возможности построить такую переправу быстро просто не существовало.

Ко второму февраля по мосту через Неву осторожно перевели поезд с укладочными материалами из Шлиссельбурга. Эту часть работы выполнили. Буквально через несколько дней состоялось одно из важнейших событий блокады — вся дорога была готова к проходу поездов. Дело сделали даже быстрее, чем планировалось.

В ночь на шестое февраля поезд машиниста Ивана Пироженко нагрузили продовольствием и отправили в Ленинград. Ещё в Войбокало поезду пришлось ждать, пока впереди закончится обстрел. Паровозную будку для светомаскировки завесили брезентом, вместо фар использовали керосиновые фонари со специальными жалюзи. Выход на тендер тоже завесили брезентом. Фары, отсветы топки — все это было бы очевидным приглашением для немецких артиллеристов стрельнуть по огоньку. Даже один удачно пущенный снаряд мог поставить крест на всей экспедиции, а до переднего края кое-где было всего три-четыре километра.

Вдоль дороги сидели дозоры — при каких-то проблемах на путях они должны были выйти на полотно и остановить состав. Всю дорогу поезд Пироженко шёл под аккомпанемент артиллерийской дуэли — над паровозом проносились снаряды обеих сторон. Тут, конечно, был и положительный момент — рёв, свист и грохот скрадывали шум самого поезда.

В Ленинграде паровоз встречали с оркестром и почётным караулом. Дикое напряжение последних дней спало — осаждённый город мог принимать грузы.

В жизни Ивана Пироженко хватало драмы и за пределами театра боевых действий. В конце 40-х его командировали в Коми, в депо Ижмы (нынешний Сосногорск). Работа была экстремальной — зимой машинисты работали при пятидесятиградусном морозе. Пироженко имел репутацию исключительного профессионала. Тем более удивительным оказался его арест в 1961 году по делу о бытовом преступлении. Уже выйдя на свободу, он скончался в посёлке Синдор (Коми) при туманных обстоятельствах. Даже могилу Ивана Павловича энтузиасты нашли только в наше время.

Удержать завоёванное

Однако за торжествами тут же последовали будни. Первым делом было необходимо достроить основной — высоководный — мост. И стройку, и дорогу, разумеется, бомбили.

Вообще, и строительство, и обслуживание дороги шли в исключительно тяжёлых условиях. Ни от ветра, ни от обстрелов укрыться было негде. Если немецкие батареи ещё можно было задавить огнём наших орудий, то от погоды было просто некуда деваться. Поезда шли исключительно ночами — медленно пробирались сквозь мглу гуськом с получасовым интервалом. Если один поезд останавливался, специально назначенный кондуктор, ехавший на тормозной площадке последнего вагона, выскакивал на полотно и бежал навстречу следующему поезду, подавая сигналы.

Поезда ходили «поточным» методом: одну ночь — в Ленинград, другую — обратно. Так получалось и сэкономить время на простоях в ожидании разъезда, и уменьшить риск крушения. По мере того как команды поездов приобретали опыт и слаживались друг с другом, промежутки между поездами сокращались, а пропускная способность росла — на пике удавалось протащить по 25 составов за ночь.

По весне появилась новая угроза — на Неве начался ледоход. По этому поводу Зубков ещё во время строительства разругался с командованием Ленинградского фронта. Член военного совета фронта Соловьев считал, что по весне временный низководный мост снесёт ледоходом и обломки разломают основной, так что уже в марте его надо разбирать.

«Разве вы не знаете ладожского льда?! Мост раздавит как спичечную коробку!»

Но Зубков стоял на своём. Немцы постоянно обстреливают мост; одна удачно сброшенная бомба — и блокада, считай, началась бы заново. Спор закончил командующий фронтом генерал Говоров: «Зубков не маленький, чтобы навязывать ему инженерные решения!».

В итоге Зубков оказался прав. Низководный мост выдержал нагрузки и становился просто незаменим, когда огнём противника повреждало основной. А такие случаи бывали — попадания в полотно, попадания в составы, разрушение ферм моста… За всё время погибли 110 железнодорожников, более 170 получили ранения. На всём перегоне работала 48-я паровозная колонна наркомата путей сообщения под командой опытного железнодорожника Николая Кошелева.

Среди бойцов этой колонны была Мария Яблонцева. Двадцать второго июня 1941 года она отпраздновала выпускной вечер в школе. Мария, которую ещё никто не называл Марией Ивановной, пережила в Ленинграде страшную зиму 1941/42 и к весне едва могла ходить от истощения. Она выжила и в 1943-м стала кондуктором на трассе из Шлиссельбурга. Её задачей было формировать составы, сцеплять и расцеплять вагоны. Первый поезд в Ленинград пришёл как раз на её день рождения. Мария Ивановна пережила и голод первой военной зимы, и артобстрелы второй. Железная дорога дала ей работу и определила судьбу — после войны она вышла замуж за железнодорожника-сослуживца. Мария Ивановна умерла уже в наше время — ей было за 90.

Иногда маленький мост работал вместо большого неделями. Особенно опасным был перегон поездов с боеприпасами — немцы дважды накрывали такие эшелоны. Увидев мощные взрывы, артиллеристы вермахта принимались засыпать снарядами людей, пытавшихся починить пути и вынести раненых.

Спасти дублирующий мост предстояло не только от немцев, но ещё и от ледохода. Какое значение придавалось этому спасению, говорит один факт: работы по защите от ледохода возглавлял лично генерал-майор Василий Матишев, начальник железнодорожных войск фронта.

Матишев организовал целую операцию. Над рекой гремели взрывы, — но это были не немецкие бомбы. В верховьях Невы сапёры рвали лед фугасами. Особо крупные поля обстреливала артиллерия, затем более мелкие, но всё же представлявшие угрозу льдины разбивали тротиловыми шашками. Последним рубежом были женщины с обычными баграми на мосту, отпихивавшие льдины от опор. На Неве одновременно работало по полторы тысячи человек, включая две сотни подрывников, которым регулярно приходилось показывать буквально акробатические трюки на льду с тротиловыми шашками в руках. Даже обстрелы на этот раз приносили пользу — ложившиеся вокруг снаряды дробили льды.

Весна и лето принесли новые трудности — дорогу строили второпях, почву под рельсами размывало, паровозы шли через жижу. Насыпь достраивалась прямо на ходу. На низководном мосту, чтобы всё-таки пропускать суда, выстроили разводную часть: при помощи понтонов один пролёт «открывался» силой течения, а после прохода судна его «закрывали» пароходом.

Значение новой дороги было трудно переоценить. В Ленинград потоком шли грузы, наружу продолжали вывозить гражданское население. Даже после снятия блокады зимой 1944 года железная дорога продолжала работать. До 10 марта 1944-го по ней провели шесть тысяч поездов. Это был настоящий успех, и полуофициальное именование трассы южнее Ладожского озера — Дорога победы — вполне отражало реальность.

Весной 1944 года движение по этой дороге остановилось — фронт ушёл достаточно далеко, чтобы восстановить полноценную связь по постоянным железным дорогам. Но это удалось во многом потому, что зимой 1943 года в осаждённый город хлынул поток грузов, позволявший сосредоточить силы для полного снятия блокады.

Иван Зубков спас множество жизней, сделал то, что казалось невозможным, но сам не уцелел. Он погиб в сбитом самолёте 28 июня 1944 года в 39 лет. Остались вдова, дети — и память.