За императора!
Первая мировая война унесла примерно 20 миллионов жизней, около 55 миллионов людей оказались ранеными. Были и другие трагические последствия: в частности, война создала условия для геноцида армян, а в России и на Западе от вызванных ею эпидемий и голода погибли около 20 миллионов человек. В Первую мировую впервые применили химическое оружие — 12 тысяч тонн иприта; химатакам подверглись 400 тысяч военнослужащих.
Ни одно из этих последствий нельзя назвать трудно прогнозируемым. Тем не менее, известие о вступлении России в мировую войну вызвало массовый патриотический подъем. Повсюду проходили предшествовавшие мобилизации парады, манифестации и торжественные молебны.
Выглядели они примерно так: 22 июля 1914 года в Самаре епископ Тихон при участии духовенства всех самарских церквей отслужил молебен, перед которым с папертей церквей всенародно зачитывался манифест о войне с Германией, сопровождаемый криками «Ура!». Потом по поручению губернатора прочли текст верноподданнической телеграммы от жителей города. Затем перед собором прошли маршем войска, за которыми шествовала многочисленная городская публика. Всё это сопровождалось неумолкающими радостными криками и оркестровой музыкой.
Манифестанты несли портреты Государя и Государыни, а также транспаранты с лозунгами: «Да здравствуют армия и флот!», «Да здравствует Франция!», «Долой Австрию и Германию!» (ноу-хау «как стать экспертом по международным отношениям за один день» появилось задолго до изобретения интернета).
Стоявшая по обочинам дороги толпа, которая не принимала участия в шествии, тоже кричала «Ура!»: об этом сообщил сохранившийся с того времени экземпляр газеты «Городской вестник». То же самое происходило во всех губернских центрах России.
Чему радовались все эти люди? Это величайшая загадка. Уже через три года почти миллион из них перейдёт в категорию покойников, а остальные будут настолько не хотеть сражаться, что согласятся на двойную смену режима.
Никто долго воевать и не собирался; месяца три и хватит, чтобы закидать врага шапками.
Внятных целей, для чего нужна была война, никто не озвучил. Рвались на войну «за государя императора», «за веру», «на помощь православным братьям-сербам» (как будто война — это единственный способ доказывать веру или оказывать помощь).
Бараны на бойне
На Западе с пониманием целей войны дела обстояли ничуть не лучше. По словам тогдашнего президента США Вудро Вильсона, «…все ищут и не находят причину, по которой началась война. Их поиски тщетны, причину эту они не найдут. Война началась не по какой-то одной причине, она началась по всем причинам сразу».
Но на вопрос, какие причины в один день заставили французских и бельгийских крестьян, столяров и булочников отправиться убивать своих немецких и австрийских коллег, — понятно, никакого ответа в их реальности не найти. А ликование по случаю начала войны там царило ничуть не меньшее, чем в России.
Людям свойственно преувеличивать разницу между своей родной страной и остальными.
Стефан Цвейг, наблюдавший в Австрии те события, написал: «В этом первом движении масс было нечто величественное, нечто захватывающее и даже соблазнительное, чему лишь с трудом можно было не поддаться… Как никогда, тысячи и сотни тысяч людей чувствовали то, что им надлежало бы чувствовать, скорее, в мирное время: что они составляют единое целое».
Подобные откровения наводят на мысль о необходимости добавлять галоперидол в водопроводную воду или распылять его над континентами. Потому что, когда на открытии новой бойни торжественно перерезают красную ленточку, баранам не стоит радостно махать помпонами, заполнив улицы до горизонта. Это не их праздник. Это вообще не праздник. Это запуск механизма по их утилизации.
Иллюзии последствий
У каждого из нас в памяти хранится пример здоровой реакции на войну: советские люди под репродуктором с тревогой слушают сообщение о вторжении гитлеровских войск. И совсем не потому, что они диванные пусечки.
Старшее поколение успело поучаствовать в Гражданской войне, младшее массово тренировалось в Осоавиахиме — уже в начале 1940 года число прошедших подготовку в этой оборонной организации составляло более 13 миллионов человек. Так что и в группах самозащиты домов состояли, и из боевых винтовок для получения значка «Ворошиловский стрелок» многие пострелять успели.
Никакой радости от возможности применить свои умения не было.
Ни эмоционального подъёма, ни эйфории от национального единения, ничего. Все заранее понимали, что война несёт разрушения и смерть.
На Западе отношение к началу Второй мировой тоже было более скептическим. Даже в Германии, как отмечают историки, энтузиазм был не такой, как раньше.
«Какой разительный контраст между нынешней апатией и настроениями, с которыми немцы вступали в войну 1914 года. Тогда по улицам шли ликующие толпы, колонны войск забрасывали цветами, все радостно приветствовали кайзера и верховного главнокомандующего Вильгельма II. На этот раз не было никаких демонстраций, никто не приветствовал нацистского верховного главнокомандующего, после 10 часов утра ехавшего по пустынным улицам из канцелярии в рейхстаг, чтобы обратиться к немецкому народу», — писал Уильям Ширер. Не в последнюю очередь он связывал это с тем, что была свежа в памяти Первая мировая.
Сейчас же идёт вымывание этого опыта из мозгов и возврат во времена незамутнённого войнолюбия. За последние пять лет в США число сторонников военного вмешательства увеличилось в два раза.
Соотечественникам тоже хотелось бы напомнить, что быть готовым к войне и питать иллюзии насчёт её последствий — две большие разницы. И человек, считающий, что «сейчас мы всех уделаем одной левой», мягко говоря, к ней не готов.
Смерть от пули — то ли счастье, к которому надо стремиться?