Как белые друг друга из-за негров резали: мини-гражданская война в Канзасе

Противоречие по аграрному вопросу

Конфликту поборников социального прогресса и реакционеров не одно и не два столетия. Первые последовательно добиваются раскрепощения человека от власти устоявшихся фигур и институтов, вторые пытаются этому противостоять и «вернуть всё, как было».

Людям нужна свобода. От короля, рабовладельца, Бога, отца. И в конце концов, человеческого тела. Не то чтобы у кого-то из прогрессистов «с самого начала» существовал подобный план — либеральные деятели XVIII века были бы в ужасе от многих веяний наших дней. Но логика борьбы за свободы ради свобод и жажда раскрепощения привели общества именно к этой черте. Нынешние события в США лишь одно из самых ярких и видимых обывателю обострений этой борьбы. И сомнительно, чтобы она взяла и закончилась при нашей жизни — разрушать ненавистные институты «старого мира» можно ещё долго и увлекательно.

Гражданская война в США, конечно же, тоже была частью этого процесса.

Первая половина XIХ века в Соединённых Штатах прошла под знаменем противостояния рабству — институту, основанному на жёсткой иерархии и поэтому ненавистному социальным прогрессистам. Множество белых людей, максимально далёких от культуры чернокожих и принципиально неспособных её понять, увлечённо убивали своих белокожих и культурно близких сородичей, чтобы добиться освобождения и эмансипации негров.

Они известны нам как аболиционисты — ведомые идеализмом, тягой к социальному прогрессу и раскрепощению сторонники отмены рабства.

Конечно же, в этом противостоянии был не только идейно-социальный подтекст. Размежеванию помогала и экономическая база — «прогрессивный» (хотя и не без ряда оговорок) Север был индустриально развит. То есть, в противовес аграрному Югу, нуждался в свободном труде, который больше подходил для технически сложных заводов, чем для выращивания хлопка на плантациях.

Да, речь шла не только о «хорошем и плохом», но и о кошельках. Север хотел бы крутить Югом, чтобы тот продавал по дешёвке сырьё для заводов. А Юг хотел не даться Северу, чтобы продавать это сырьё туда, где цены лучше, — за океан, и не страдать от выкручивания рук протекционистскими тарифами. То есть зарабатывать больше и лучше лоббировать свои интересы в Вашингтоне — чтобы и дальше продолжать сохранять свою культурно-экономическую обособленность от «этих презренных янки-дельцов с Севера».

Рабство было кащеевой иглой южан. Отменить его — значило выбить из «дикси» как экономическую, так и культурную основу.

Не сохрани Юг рабство — он бы точно стал экономическим придатком Севера.

Поэтому аболиционистов южане ненавидели похлеще Сатаны.

Шанс для обеих сторон

Какой-то баланс в Союзе имелся за счёт чёткого разграничения «свободных» и «рабовладельческих» штатов, принятого в 1820 году. У этой системы имелись минусы — так было труднее осваивать земли Запада. Ведь появление в конгрессе новых штатов неизбежно склонило бы баланс в ту или иную сторону, и та обязательно загнобила бы неприятелей душащими законами.

Поэтому обе стороны стремились, чтобы новые штаты обязательно приняли или «рабовладельческую», или «свободную» законодательную базу — только после этого их можно было брать в Союз. Южане, например, долго носились с планом захвата Кубы — там имелось много плантаций и рабовладельцев, что обещало заманчивые перспективы.

Но в 1854 году у них появилась возможность получше — в Вашингтоне приняли билль, согласно которому территории Канзас и Небраска, которым предстояло стать штатами, могли сами, голосованием, выбрать себе «свободный» или «рабовладельческий» статус. На практике это означало, что места в конгрессе получит тот лагерь, который быстрее и лучше организует эмиграцию своих сторонников на эти территории.

И началась переселенческая гонка.

Они делали упор на фанатичных идеалистах и бедняках-мигрантах. Последние были удачным выбором — желание новой, лучшей жизни на новых территориях хорошо сочеталось с открытостью к идеям социального прогресса. Если кто-то и мог сопереживать неграм, так это озлобленные на всевозможные системы угнетения иммигранты.

Поэтому численное превосходство миссурийцев на первых порах постепенно стало сходить на нет. Весной 1855 года состоялись выборы в легислатуру, которой следовало принять конституцию. Проходили они, правда, под дулами револьверов и блеском ножей, да и велись с нарушениями. Поэтому единого мнения по их легитимности не было. В итоге у Канзаса появилось две легислатуры.

Вашингтон посылал эмиссаров, чтобы попытаться разобраться в происходящем, но вмешаться всерьёз не получалось. Силы сторонников и противников рабства в государственном аппарате были приблизительно равны, и они «взаимоуничтожали» друг друга. Попытаться разрубить узел противоречий можно было только в самом Канзасе и только одним способом — организовать террор, пока это не успела сделать другая сторона.

Пусть заговорят ружья

Теперь с Севера отправляли не только переселенцев, но и вооружение — например, дорогостоящие и эффективные нарезные карабины Шарпса. Южане не отставали — желание и умение воевать были у «дикси» всегда в почёте. На кону стояли места в конгрессе и, как следствие, победа той или иной стороны — «кто кого в итоге задавит».

В ноябре 1855-го едва не состоялось большое сражение. Полторы тысячи миссурийцев против тысячи вооружённых жителей города Лоуренс — ярчайшего оплота аболиционизма в Канзасе. Но в тот раз южан удалось развернуть обратно, причём сделал это губернатор территории Канзас, сочувствующий рабовладельцам. Основным аргументом стало то, что, если миссурийцы начнут первыми, это аукнется на президентских выборах, — и те развернулись обратно. А уступающие числом жители Лоуренса только обрадовались и дали им уйти.

Правда, в следующем году южане вернулись, да ещё и не одни, а прихватив с собой пять пушек. Сражения вновь не получилось — теперь уже жители Лоуренса не хотели быть теми, кто даст первый залп, и самоустранились.

Да и пять пушек — это всё-таки пять пушек. Лезть на картечь не улыбалось никому.

Событие вызвало скандал в Вашингтоне, но на Канзасе он отразился слабо. Зато там началась партизанская война — разбившись на мелкие группы, южане и аболиционисты продолжали резать друг друга. Больше всего, правда, доставалось живущим на отшибе и не готовым к бою поселенцам — это была куда более удобная цель.

Одним из самых яростных партизан стал фанатичный аболиционист Джон Браун. В мае 1856-го он напал на поселенцев-южан в Потаватоми-Крик. Жившие там фермеры были виноваты только в том, что поддерживали рабство, — они не участвовали ни в каких рейдах. Но это не помешало Брауну взять пятерых человек и спокойно, как скот, зарезать их под чутким присмотром своих сыновей.

Далее Браун участвовал в стычках с южанами, а в 1858-м вторгся в Миссури, где освободил десяток негров, не забыв перед этим казнить их хозяина. В следующем году он решил играть крупнее и попытался устроить рейд на арсенал в Виргинии. Планировалось крупное освобождение и вооружение рабов, которое просто не могло не закончиться резнёй всех попавшихся под руку белых. Идея, правда, сорвалась, Брауна схватили и повесили после вынесения приговора.

А Канзас продолжал кипеть мелкими стычками. Кран насилия, правда, удалось прикрутить — южане наконец собрали в своих руках ниточки управления федеральными войсками в Канзасе и принялись наводить порядок. Творить при этом всё, что захотят, они не могли — надо было оглядываться на общую ситуацию в стране, чтобы не наделить аболиционистов очередным политическим подарком перед выборами. А конвейер переселения в Канзас северян, держащийся на аболиционистских деньгах, продолжал работать. В итоге штат был электорально потерян — хотя южанам и удалось оттянуть его принятие в Союз до начала Гражданской войны.

А после это стало не так уж и важно.

Ненависть порождает ненависть

С началом «большой» гражданской «малая» война в Канзасе не закончилась. Миссури попал под контроль северян, но спокойно там не было никогда — его буквально наводняли партизаны-конфедераты вроде знаменитого Джесси Джеймса.

И уж, конечно, миссурийские рейдеры отлично помнили прелюдию к гражданской войне — Канзас, и у них страшно чесались руки за всё поквитаться. В итоге Канзас пережил три десятка рейдов южан, но самой «вкусной» и очевидной целью был всё тот же насквозь аболиционистский Лоуренс. Благо у миссурийцев был конкретный должок — в сентябре 1861-го, через полгода после начала Гражданской войны, канзасцы ограбили и сожгли миссурийский город Оцеола, а также казнили первых попавшихся девятерых жителей.

Звёзды сложились нужным образом лишь летом 1863-го. Дерзкий рейд миссурийских партизан под командованием Уильяма Куонтрилла достиг своей цели. Южане не успели сжечь всё, но компенсировали это, отлавливая и убивая всех мужчин призывного возраста, — в итоге набралось две сотни трупов. Потом они вовремя смылись обратно в Миссури, где разбились на мелкие группы и временно затаились.

В ответ разъярённые северяне устроили в Миссури массовое выселение. Двадцать тысяч человек, большинство из которых не имели отношения к партизанам, были вытеснены из своих округов, а их дома и города сожгли подчистую. Всё сопровождалось «эксцессами», в ходе которых недостаточно резвые на исполнение приказов миссурийцы расставались с жизнями.

Стоит ли говорить, что после войны обозлённый от многолетней партизанщины Миссури был великолепным поставщиком экс-конфедеративных банд, некоторые из которых успешно действовали вплоть до 1880-х годов.