Кто же виновен в пожаре Москвы 1812 года?

«Это было огненное море, небо и тучи казались пылающими, горы красного крутящегося пламени, как огромные морские волны, вдруг вскидывались, подымались к пылающему небу и падали затем в огненный океан. О! Это было величественнейшее и самое устрашающее зрелище, когда-либо виденное человечеством», — так Наполеон Бонапарт описывал грандиозный пожар, охвативший Москву 14 сентября 1812 года, в тот самый день, когда «Великая армия» заняла древнюю столицу России.

Огонь уничтожил шесть из девяти тысяч домов, почти половину церквей в городе, университет с уникальными архивами и усадьбы с собраниями бесценных произведений искусства. Кроме того, погибло более двух тысяч тяжелораненых солдат русской армии, которых из-за невозможности эвакуировать оставили по обычаю того времени на попечении противника.

Пожар полыхал пять суток, а в отдельных местах очаги тлели вплоть до самого ухода французов из города в конце октября. Обе стороны немедленно обвинили друг друга в этом варварстве, но кто же был истинным виновником?

Дикие русские?

Пожар Москвы.

«В городе постоянно вспыхивают пожары и теперь уже ясно, что причины их не случайны», — вспоминал офицер «Великой армии» Цезарь Ложье: «Выясняется, что поджигатели действовали по приказу Ростопчина и начальника полиции Ивашкина. Большинство арестованных оказываются агентами полиции, переодетыми казаками, арестантами, чиновниками и семинаристами… Схваченных на месте преступления сразу расстреливают».

Генерал-губернатора Москвы Федора Ростопчина французы назвали главным виновником трагедии. Находившийся в свите Наполеона Филипп-Поль де Сегюр писал, что именно по его приказу было изготовлено множество ракет и других воспламеняющих веществ: «Москва должна была превратиться в громадную адскую машину, внезапный ночной взрыв которой поглотит императора и его армию».

Действительно, градоначальник нередко эмоционально высказывался, что предпочел бы разрушить Москву, нежели отдать ее неприятелю. Еще в августе в письме к князю Петру Багратиону он писал, что в случае прихода врага народ «обратит город в пепел, и Наполеон получит вместо добычи место, где была столица (имеется в виду древняя столица, действующей столицей империи в то время был Санкт-Петербург). О сем недурно и ему дать знать, чтобы он не считал на миллионы и магазейны хлеба, ибо он найдет уголь и золу».

Ростопчин демонстративно сжег свое подмосковное имение Вороново, а также  в последний момент распорядился поджигать продовольственные склады «по мере возможности в виду неприятеля» (эти очаги французы в основном сразу тушили). Однако на такой шаг, как полное уничтожение города, генерал-губернатор мог пойти лишь с прямого указания Главнокомандующего русской армией Михаила Кутузова или самого императора Александра I. Никаких документов, содержавших подобные предписания, а также каких-либо рапортов исполнителей, однако, не существует.

У московской полиции не было времени и возможности заниматься какими-либо диверсиями. Сразу после совета в деревне Фили 13 сентября, на котором командование приняло решение оставить Москву, Кутузов попросил Ростопчина «прислать (ему) с сим же адъютантом Монтрезором сколько можно более полицейских офицеров, которые могли бы армию провести через разные дороги на Рязанскую дорогу», то есть вывести войска, которым французы буквально наступали на пятки, через город в юго-восточном направлении. 

Наконец, Ростопчин прекрасно знал о тысячах оставшихся в городе раненых русских солдат, которых в случае начала всеобщего пожара неминуемо ждала смерть. Как оно в итоге и произошло.

Презренные французы?

Российская сторона, в свою очередь, вину на московскую катастрофу возложила на французов. Уже в октябрьских правительственных сообщениях их именуют «презренными поджигателями», а поджог назван делом «поврежденного умом».

После вхождения русской армии во французскую столицу в 1814 году дипломат Семен Воронцов утверждал: «Нас считают варварами, а французы, неизвестно почему прослыли самым образованным народом. Они сожгли Москву, а мы сохранили Париж». 

В одном из своих писем Воронцову Ростопчин писал, что Наполеон «предал город пламени, чтобы иметь предлог подвергнуть его грабежу». «Бонапарт, чтобы свалить на другого свою гнусность, наградил меня титулом поджигателя, и многие верят ему», — отмечал он в другом послании.

Французскому императору, однако, не было никакого смысла сжигать город, в котором разместились на постой его многочисленные войска. Более того, он лично участвовал в тушении пожаров и сам чуть не погиб в огне.

Причиной трагедии могло стать безудержное мародерство солдат «Великой армии». Они, как утверждает один из пришедших в Москву французов, «предались грабежу и всяческим насилиям; многие из них поплатились жизнью за свою жадность: более 6000 солдат задохлись от дыма в домах, загоравшихся, после того как они проникли в них для грабежа».     

Даже все тот же де Сегюр до того, как французы стали ловить и расстреливать вооруженных факелами «мужчин с зверскими лицами, покрытых лохмотьями», винил в бедствии именно своих соплеменников: «Большинству казалось, что причиной пожара были пьянство и разнузданность наших солдат, а что сильный ветер лишь раздул пламя. Мы сами смотрели друг на друга с каким-то отвращением. Нас пугал тот крик ужаса, который должен раздаться по всей Европе. Мы приближались друг к другу, боясь поднять глаза, подавленные этой страшной катастрофой: она порочила нашу славу, грозила нашему существованию в настоящем и в будущем; отныне мы становились армией преступников, которых осудит небо и весь цивилизованный мир».

Общая вина

Московский пожар.

Свидетельства современников полны противоречивых сообщений о виновности той или иной стороны в московских событиях. К общему консенсусу не могут прийти и спорившие между собой на протяжении двух столетий историки.

В последние годы, однако, исследователи стали склоняться к гипотезе, что истина находится где-то посередине и в разрушительном московском пожаре 1812 года виновны обе стороны. 

Ростопчин безусловно так или иначе ответственен за разразившуюся катастрофу. Именно по его приказу были подожжены склады, и, что еще более важно, город покинули все пожарные части. «Ночной пожар нельзя было прекратить, так как под рукой не было никаких противопожарных средств, и мы не знали, где достать пожарные насосы», — вспоминал генерал Арман де Коленкур.

Факелы в руки брали как патриотически настроенные горожане, так и те, кто решил в условиях общего хаоса заняться грабежом, а также сведением старых счетов. Свою роль действительно могли сыграть и проникавшие в город переодетые лазутчики русской армии, однако в основном они стали появляться там уже после того, как бедствие прекратилось.    

Важной причиной возникновения многочисленных очагов стали действия солдат «Великой армии», которые на фоне общего падения дисциплины подвергли город тотальному разграблению, нисколько не заботясь о пожарной безопасности, а порой и намеренно поджигая дома и лавки. Сильный ветер успешно разносил по городу огонь, который ввиду ухода большего количества населения и отсутствия какой-либо единой власти очень быстро приобрел разрушительную силу. 

Москва больше всех других городов Российской империи пострадала в ходе Отечественной войны 1812 года. Понадобилось два десятка лет, чтобы город полностью восстановился. Несмотря на то, что сегодня сложно назвать главного виновника этой трагедии, одно можно утверждать наверняка — ни русским, ни французам она была не нужна.