«Кушай яблочко, мой свет»: как отравления меняли ход русской истории

Первое известное отравление на Руси случилось в 1067 году на далёком черноморском форпосте — в Тмутаракани на Таманском полуострове. Князь-изгой Ростислав Владимирович — лишённый прав на киевский престол внук Ярослава Мудрого — мешал очень многим.

И ладно бы родне по дому Рюриковичей, предпочитавшей тогда решать проблемы силой и сталью, — но он перешёл дорогу грекам, искусным в интригах уже пару тысяч лет. На одном из пиров византийский агент предложил ему напополам испить чашу с вином. Князь не знал, что грек, отпив, немедленно подсыпал в напиток яд «с ногтя». На этом история изгоя закончилась. Впрочем, доложившего в Херсонесе об успехе операции агента греки на всякий случай забили камнями.

Впрочем, на историю Руси и даже Тмутаракани это повлияло не слишком сильно: местный трон немедленно вернул изгнанный Ростиславом Глеб, и всё пошло своим чередом. Другие отравления затрагивали ход истории русских земель гораздо сильнее.

Юрий Долгорукий и опасный киевский пир

Юрий Владимирович, сын Владимира Мономаха, имел громадные амбиции и крутой нрав. Именно он оформил и закрепил за своими потомками на северо-востоке русских земель Ростово-Суздальское княжество, ядро будущего Московского государства. Там он уже тогда правил железной рукой, предвосхитив или даже заложив многовековую традицию «укрепления вертикали власти».

Однако Ростова и Суздаля вместе с его крайне плодородным Опольем Юрию Долгорукому было мало. Как и главы других домов, на которые раскололся род Рюриковичей, он вступил в «игру престолов» за Киевское великое княжение. Судя по всему, Юрий Владимирович собирался династически овладеть Киевом, оставив ростово-суздальское Залесье младшим потомкам. Он долго боролся за город, захватывал и терял. В 1155 году князь снова взял Киев и сел на его престол.

Это «не оценили» не только другие великие дома, немедленно составившие волынско-черниговско-смоленскую коалицию.

Киевскому боярству и горожанам брутальные методы Юрия Долгорукого с его вспышками гнева и жестокости пришлись категорически не по нраву. О дальнейшем есть лишь предположения.

Десятого мая 1157 года, когда войска конкурентов уже двигались на Киев, князь резко занемог на пиру у боярина Осмянника Петрилы. Спустя пять дней мучений он скончался. Дворы покойного и его приближённых немедленно разграбили ликующие киевляне. А его самого отказались хоронить рядом с отцом Владимиром Мономахом, отправив останки за пределы города, в церковь Спаса на Берестове.

Слухи об отравлении, вероятно, возникли сразу — и дошли до наших дней. Уж очень много у князя было врагов и в Киеве, и в других центрах Руси: желающие его смерти могли бы выстроиться в длинную очередь. Киевским боярам совершенно не улыбалась его власть, и тем более не хотелось умирать ради него в приближающейся битве. Галичане, смоленцы и черниговцы тоже были бы не прочь решить вопрос с неугомонным суздальцем без сражения.

Вот только современный анализ останков князя не подтверждает версию отравления. В костях нет следов неорганических ядов с содержанием мышьяка, свинца, цинка, серебра или меди. Следов органических сохраниться не могло физически. Зато кости показали: князь был очень стар и имел такой букет болезней, что едва мог ходить. Возможно, он по своему обыкновению слишком увлёкся выпивкой с тяжёлой едой — и своевременно для всех врагов умер по естественным причинам.

«План Долгорукого» на этом окончился. Киев остался «переходящим призом», русские земли сохранили разделение на владения враждующих домов. Его наследники остались правителями Ростово-Суздальской Руси, со временем превратившись в Великих князей Московских.

Впрочем, некоторые из них «по пути» тоже стали жертвами ядов. Ну, по крайней мере более «хайли лайкли», чем Юрий Долгорукий. Ведь яд на то и нужен, чтобы всё выглядело похоже на естественную смерть.

Кстати, один из его сыновей, Глеб Юрьевич, странно умер в 1171 году. Андрей Боголюбский и другие суздальские князья сильно подозревали, что его отравили смоленские Ростиславичи. Называли даже имя тысяцкого Григория Хотовича, которого Ростиславичи тут же удалили со двора. Не смоляне ли помогли и самому Долгорукому в идеальный для себя момент отправиться в мир иной, слегка «подставив» киевлян?

Ярослав Всеволодович и коварные монгольские интриги

Искусство ядов было хорошо известно кочевникам Великой степи. Даже отец Чингисхана Есугей-баатур пал жертвой отравы в результате неосторожной трапезы со своими давними врагами татарами. Его потомки этот опыт учли и развили.

Внук Юрия Долгорукого Ярослав Всеволодович правил на тех же землях, что и дед, — но уже как великий князь Владимирский. Он тоже сумел воцариться в Киеве — накануне монгольского вторжения.

Когда тумены Батыя огнём и мечом прокатились по его землям, а затем взяли и сожгли стольный Киев, князь Ярослав проявил себя настолько тихо, что до сих пор идут споры — это была ещё осторожность или уже договорённость?

Понятно одно: Ярослав Всеволодович стал первым русским князем, прибывшим к ханскому двору за ярлыком на княжение. Тогда вопрос решался не на Волге, а в далёком Каракоруме, в коренных монгольских землях. Туда владимирский князь прибыл в августе 1246 года, как раз к коронации нового хана Гуюка. Регентшей при малолетнем повелителе Монгольской империи была его мать, Дорегене-хатун, вдова Угэдэя.

Дальнейшее мы знаем от Плано Карпини, папского легата и посланника при монгольском дворе. Дорегене в один из дней пригласила к себе Ярослава Всеволодовича и лично дала ему испить из кубка. После чего он тяжело занемог, через несколько дней умер в мучениях, а труп загадочным образом посинел.

Регентша империи затребовала в Каракорум его сына Александра Ярославича, он же Александр Невский. Но к моменту его визита успели умереть и Дорегене, и Гуюк: тоже загадочно своевременно — в походе на Батыя, — после чего в Каракоруме начался династический бардак. Впрочем, монгольская столица всё равно погубила Александра Ярославича: спустя 15 лет в очередном путешествии туда он тяжело заболел и умер вскоре после возвращения.

Зачем Дорегене-ханум отравила владимирского великого князя — который первым принял условия Монгольской империи? Сказать сложно. Карпини считал, что она хотела таким способом «надёжнее завладеть его землями», но он и так изъявил полную лояльность. Вернандский полагал, что князь Ярослав имел договорённости с Батыем, врагом Гуюка и его матери, и регентша решила избавиться от представителя враждебного лагеря перед решающей схваткой Гуюка и Батыя. Это похоже на правду.

Изменило ли это отравление ход русской истории? Честно говоря, скорее нет. Александр Ярославич почти во всём продолжил курс своего отца. Вот если бы отравили и его с братом — как, вероятно, планировала Дорегене, — история Руси могла пойти иначе.

К слову, Гуюк тоже умер не своей смертью. Его самого, судя по всему, отравили агенты Батыя.

Дмитрий Шемяка, Михаил Сигизмундович и жестокие династические войны

С начала XIV века, когда развернулась борьба за первенство Москвы и Твери, в Северо-Восточной Руси начали и сами осваивать искусство ядов. В 1317 году тверской князь Михаил Ярославич отравил свою пленницу Агафью, жену московского князя Юрия Даниловича. А в 1378 году тверской агент, «поп со злых зелий мешком», пытался отравить московского князя Дмитрия Ивановича — будущего Донского. В XIX веке при работах в подземельях Московского Кремля нашли глиняный сосуд времён Куликовской битвы, содержащий сулему — популярный в Средневековье яд на основе ртути.

Шагнём ещё на век вперёд, в середину XV столетия.

В Великом княжестве Московском шла жестокая гражданская война — сравнимая с британской войной Алой и Белой Роз. Василий II Тёмный, потомок Юрия Долгорукого, Ярослава Всеволодовича и Александра Невского, а заодно внук Витовта Великого, воевал за свой трон с конкурирующей ветвью потомков Дмитрия Донского.

Три десятка лет чаша склонялась то в сторону Василия, то в сторону Юрия Дмитриевича Звенигородского и его сыновей. В ходе жестокой игры престолов по-русски Василий II лишился глаз, выколотых врагами, — но сумел победить и утвердиться на московском троне. И уничтожить соперников — трёх сыновей Юрия Звенигородского.

Сначала пленного Василия Косого уморили в темнице. Затем пришла очередь его брата Дмитрия Красного. В сентября 1441 года он внезапно стал жертвой очень странной и тяжёлой болезни. Страшные боли и кровотечения свели его в могилу за несколько дней. Доказательств отравления нет, но по сей день оно остаётся самой вероятной из версий.

Для устранения последнего из братьев, Дмитрия Шемяки, лично отдавшего приказ ослепить Василия, уже точно пригодился яд — и историю этого отравления мы знаем из источников достаточно подробно. К тому времени Шемяка потерпел ряд поражений и пытался укрепиться в оставшейся верной ему Новгородской земле. Туда и отправился агент князя Василия, дьяк Степан Бородатый, известный интеллектуал и специалист в разных интересных темах. Он подкупил повара Дмитрия Шемяки с говорящим прозвищем Поганка. Претендент на трон изволил отведать курицу, которую перед тем старательно наполнили мышьяком.

Спустя 12 дней мучений Шемяка скончался 17 июня 1453 года. Как меланхолично прокомментировал это событие московский летописец: «Умер нужною смертию». Династическая война окончательно разрешилась в пользу Василия II.

Его сыном и наследником стал Иван III — крайне талантливый правитель, сравнимый с величайшими монархами мировой истории. Именно он превратил Великое княжество Московское из слабого соседа Литвы в могучую державу, спустя несколько веков выросшую в грандиозную Российскую империю.

И стало это, в числе прочего, результатом своевременно поданного в курице мышьяка.

Впрочем, литовские правители в деле отравлений династических соперников ничуть не отставали от московитов.

Годом ранее в Москве умер Михаил Сигизмундович, племянник Витовта и наследник Великого князя Литовского Сигизмунда. Когда последнего убили заговорщики, его сын скрылся от занявшего литовский трон Казимира Ягеллончика при дворе Василия II и его матери, своей кузины Софьи Витовтовны. В 1452 году некий игумен поднёс ему на исповеди яд в просфоре: запредельный цинизм по средневековым меркам. Видимо, Михаил, как лишний претендент на трон в Вильне, уж очень сильно мешал воцарившимся там Ягеллонам. Яд в просфоре положил конец конкурирующей с ними династии Кейстутовичей.

Что сказать — удивительная синхронность двух династических отравлений.

Яды Ивана Грозного

Начало XVI века стало временем непрекращающихся ударов усилившейся стараниями Ивана III Москвы по Литве. Супругой литовского князя Александра Ягеллончика была Елена Ивановна — дочь Ивана III и племянница нового правителя Москвы, Василия III.

При литовском дворе её пытались склонить к католичеству — что не только стало причиной её личной трагедии, но и дало венценосному дядюшке веский повод для объявления Вильне очередной войны в 1512 году, окончившейся потерей литовцами Смоленска. Очень похоже, что «крайне неудобную» Елену Ивановну вскоре после начала войны отравили — благо в Литве и Польше к тому времени хватало сведущих в ядах итальянских кадров.

В Москве итальянцев с конца XV века было ещё больше. Однако, в отличие от Василия II, его преемники Иван III и Василий III полагались на силу оружия больше, чем на яды. Всё изменилось с началом правления Ивана IV. При малолетнем царе регентшей стала его мать, Елена Глинская из рода ушедших в Москву литовских аристократов.

Несмотря на юный возраст — в 1533 году ей было всего 25 лет, — она правила жёстко и решительно. Что очень не нравилось боярам.

Если бы они знали, чего им и их семьям будет стоить её смерть, — возможно, были бы не настолько скоры на действия.

Однако четвёртого апреля 1538 года 30-летняя регентша внезапно умерла. По данным Сигизмунда Герберштейна, её отравили бояре-заговорщики во главе с Шуйскими. Исследования останков показали невообразимо высокое содержание ртути, входившей в состав яда сулемы. На дозу явно не поскупились — Елена Глинская умерла почти мгновенно.

Шуйские заточили и уморили её фаворита Оболенского, захватили фактическую власть в Москве, а юного царя и его брата жестоко унижали и гнобили, довели до паранойи и мании преследования. Весьма вероятно, что отравление матери и последующее жутковатое детство и сформировали те особенности характера Ивана IV, за которые он получил прозвище Грозный.

В расправах с боярами Иван Грозный и сам не брезговал ядами. Причём скрывать их использование он и не пытался. Владимира Старицкого, заподозренного в заговоре с целью отравить царя, он лично заставил выпить чашу с отравой. В назидание, так сказать.

Михаил Скопин-Шуйский

Последнее громкое отравление русской истории до ХХ века оказалось едва ли не самым трагическим по последствиям — и чуть не привело к исчезновению независимого Русского государства с карты мира.

В 1609 году казалось, что Смута скоро закончится. Блестящий полководец Михаил Скопин-Шуйский, несмотря на юный возраст, был неудержим. Его русские войска и шведские наёмники раз за разом буквально сносили польско-литовские отряды и силы Лжедмитрия II. Победным маршем он прошёл от Старой Руссы до Москвы, деблокировав в марте 1610 года русскую столицу.

Его популярность к этому времени была невероятной. Во всех слоях общества всё более распространялось мнение, что нужно снять недавно избранного царя Василия Шуйского и посадить на русский престол победоносного юного военачальника. Тем более что Скопины-Шуйские были родовитее и династически имели большие права на вакантный с пресечением главной линии Рюриковичей трон.

Василий Шуйский и его брат-наследник Дмитрий в войне не смыслили ни черта, проиграв все сражения, в которых участвовали. Аристократия и народ к этому времени их откровенно презирали. Зато Шуйские были готовы на всё ради власти. В том числе — покончить с опасным племянником‑героем.

В конце апреля 1610 года Скопин-Шуйский был готов выступить со своим проверенным в боях русско-шведским войском против главных сил короля Сигизмунда, осаждавшего Смоленск. Армии Речи Посполитой испытывали сильные проблемы, победа была весьма вероятной и означала бы окончание Смуты летом 1610 года.

Вот только полководца пригласили на пир, на котором жена Дмитрия Шуйского поднесла ему кубок с вином. Михаил рухнул от страшной боли и после двух недель мучений скончался. Исследования показали в его останках повышенное содержание и ртути, и мышьяка.

Видимо, Шуйские для надёжности решил совместить два самых популярных яда.

Дальнейшее для русской стороны напоминало дурной сон. Готовая победа в руках бездарнейшего Василия Шуйского обернулась чудовищным разгромом при Клушине от атак крылатой гусарии гетмана Жолкевского. Смоленск стоял ещё год, но на помощь ему никто не пришёл, и он пал после истощения всех резервов обороны. Василий Шуйский угодил в польский плен, был брошен на колени перед Сигизмундом, после чего сгинул в неволе.

Смута продлилась на годы — и без неожиданного успеха второго ополчения Минина и Пожарского вполне могла окончиться включением Русского государства в Речь Посполитую под рукой династии Ваза.

Что полностью изменило бы ход истории Европы и мира.

Пришедшие по итогам Смуты к власти в Москве Романовы тоже не отличались гуманизмом и человеколюбием — но к ядам не прибегали. У них хватало других, более открытых способов убирать политических врагов. К активному использованию отравлений в политической борьбе вернулись только в СССР, когда при НКВД возникла сверхсекретная Лаборатория 12. Но это уже совсем другая история.