Немецкие диверсанты
Когда юные немецкие студенты покидали Берлин, они и подумать не могли, чем всё обернётся. Замысел научной поездки по стране Советов принадлежал Карлу Киндерманну, филологу, который только что выпустился из Берлинского университета. Позднее он так вспоминал об отъезде: «9 октября [1924 года] на вокзале Фридрихштрассе собрались многочисленные студенты, которые хотели нас проводить и попрощаться. Перед общежитием мы выстроились в колонны и сомкнутыми рядами отправились на вокзал. Некоторые из наших друзей наигрывали на скрипке весёлые песни, другие аккомпанировали им на лютне и все мы в приподнятом настроении подпевали». Через пару дней Карл Киндерманн и его товарищи Теодор Вольшт и Макс фон Дитмар уже были в Москве, а через пару недель — на Лубянке. Их обвинили в организации покушения на Сталина, Троцкого, Дзержинского и других руководителей советского государства.
У Сталина было много врагов, но историки сегодня сходятся в том, что Киндерманн и Вольшт — не в их числе. Студенты просто стали разменными монетами в политических играх Германии и СССР. Они ехали в Москву, рассчитывая на приятное приключение. Киндерманн, Вольшт и Дитмар планировали путешествие по всему Союзу — Москва, Ленинград, Владимир, Ярославль, Одесса, Киев, затем Иркутск, Томск, Якутск, Чита и советская Арктика (юношей тянуло на Север). Завершить путь планировали в Пекине. В дороге немцы собирались писать заметки для известной газеты Berliner Tageblatt, которая вместе с частными меценатами спонсировала их предприятие.
Студенты совершили несколько ошибок. Во-первых, планируя знакомство с дикой Сибирью, Вольшт взял с собой револьвер и патроны, которые изъяли на границе. В Москве путешественники привлекли к себе ещё больше внимания — несколько раз они ходили в немецкое посольство, где беседовали с сотрудником Хильгером (у него просили помощи в организации путешествия), а затем обратились к советским властям с просьбой устроить им встречи с Луначарским, Крупской, Карлом Радеком и другими лицами. Всё это казалось подозрительным, и 26 октября студентов арестовали и отвезли на Лубянку.
Скорее всего, дело бы кончилось в худшем случае депортацией, если бы не несколько обстоятельств. Во-первых, Киндерманн и Дитмар немного смухлевали, воспользовавшись чьим-то дурным советом: когда они запрашивали визы у советского представительства в Германии, то для верности добыли членские билеты КПГ. При этом Киндерманн решил «накинуть» себе партийный стаж и вклеил марки 1924 года в билет в графы уплаты членских взносов с 1920 года. Билет Дитмара тоже оказался номинальным; КПГ подтвердила, что фактически он не был активным коммунистом, и наличие у него членского билета — промах местных партийных ячеек. Во-вторых (и это более важно), в этот момент в Лейпциге рассматривалось дело П. Скоблевского — агента ОГПУ, который в 1923 г. пытался с другими агентами раздуть пожар немецкой революции. Его схватили и судили. Скоблевского и его подельников по «делу ЧК» ждал тяжкий приговор, и Москве нужны были заложники — чтобы обменять на своих.
Советский суд — суд народа
Советские следователи уцепились за поддельные партбилеты, но на серьёзное дело это не тянуло. Пришлось выдумать и начать «шить» гораздо более интересную фабулу — по версии следствия, студенты были фашистами, но работали сразу «на всех»: на берлинскую полицию, немецких социал-демократов и правых националистов-монархистов (это при том, что Киндерманн был евреем!), даже на русских белогвардейцев. Они якобы должны были собрать информацию о связях Коминтерна и КПГ, а также убить несколько лидеров большевиков. В качестве доказательства использовали попытку Вольшта ввезти револьвер, а также найденный в его вещах пирамидон, который «эксперты» признали цианистым калием. Кроме того, к делу подшили свидетельские показания некоего Баумана — немца-провокатора, подсаженного в камеры к подсудимым. На суде он показал, будто арестованные говорили о своих планах убить Сталина.
Провокации, долгие ночные допросы и угрозы сделали своё дело. Молодые люди, оказавшись без поддержки в тюрьме в чужой стране, дрогнули. Через три месяца признательные показания дал Дитмар, затем «признаваться» начал Киндерманн. Лишь Вольшт держался до «последнего» — не признавал вины и абсурдных доводов следствия. Тем не менее чекисты «дошили» дело, построив его на том, что удалось вымучить из обвиняемых. Дело «диверсантов» рассматривала Военная коллегия Верховского суда СССР, а курировал его сам Ф. Дзержинский. Прокурором стал фактический главный прокурор (а формально — его старший помощник) Н. В. Крыленко.
При открытии показательного процесса, который Киндерманн справедливо назвал «спектаклем», Политбюро указывало, что это дело нужно для «максимального использования в переговорах с германским правительством». Участь подсудимых была решена заранее. Суд начался 24 июня 1925 г. и закончился смертным приговором для всех троих. Киндерманн и Вольшт отчаянно защищались — доказывали несостоятельность обвинений, заявляли, что изложенное следствие похоже на сочинения психически нездорового человека. Дитмар же признал свою вину, видимо, рассчитывая смягчить этим свою участь (не помогло).
Суд отверг все свидетельства в пользу студентов, а обвинитель Крыленко прямо сказал, что советское правосудие не связано «буржуазными» нормами, которые требуют каких-то там объективных доказательств вины. «Лучше переборщить, чем недоборщить», — так он аргументировал свою позицию. 3 июля суд вынес ожидаемый вердикт, однако расстреливать «диверсантов» не стали. С одной стороны, приговор вызвал сильный протест за рубежом, а с другой — не для того их арестовывали. Замысел ОГПУ сработал. Спустя три месяца в Лейпциге осуждённые германским судом советские агенты были помилованы и отпущены в СССР. В обмен на это казнь студентов заменили 10-летний заключением, а затем их амнистировали на фоне заключения германо-советского торгового договора (да и тайное военное сотрудничество с генералом фон Сектом шло неплохо, и отношения портить не хотели).
Вскоре Вольшта и Киндерманна отпустили, и пленники уехали домой, в Германию. Дитмару же (гражданину Эстонии) пришлось хуже. За него некому было вступиться, и его не на кого было обменять. Дитмар скончался в тюрьме ОГПУ при невыясненных обстоятельствах в том же 1926 году. Так закончилось путешествие немецких студентов по Советскому Союзу.