Битва снайперов Первой мировой

Даже ношение наручных часов представляло большую опасность, так как отражаемый ими свет привлекал внимание германского снайпера. Любой предмет или часть тела, остававшиеся вне укрытия на несколько секунд, вызывали огонь. Превосходство германских снайперов было столь велико, что некоторые из них, чувствуя свою безнаказанность, просто забавлялись стрельбой. Впрочем, уже в скором времени они встретили достойного соперника.

Что эффективнее: артиллерия или меткие стрелки?

В среде профессиональных историков бытует занятный исторический анекдот. Осень 1910 года. В Беловежской Пуще идёт царская охота, в числе знатных стрелков — русский император Николай II и германский кайзер Вильгельм II. Охоту организовали с размахом: 100 пеших и конных егерей гонят зубра на стрелков. В руках Вильгельм II держит винтовку системы Маузер, инкрустированную слоновой костью и серебром. Оружие приковало всеобщее внимание, однако русские генералы и иностранные дипломаты с интересом рассматривают не замысловатые узоры на ложе, а странное приспособление, закреплённое на металлическом кронштейне над стволом. Устройство напоминает подзорную трубу: в металлическом корпусе небольшого диаметра на солнце поблёскивают прозрачные стекла размером с пенсне.

На поляне метрах в трёхстах появился крупный зубр. Охотники стрелять не стали (слишком далеко, не попасть), и только Вильгельм уверенно вскинул ружьё, прицелился правым глазом сквозь оптическую трубку и выстрелил. Раненый зубр упал. Свита Николая II посчитала это случайностью, и только английский посол в России сэр Джордж Бьюкенен воскликнул: «Сэр, Вы прирождённый снайпер!»

Это иностранное слово ещё не было знакомо царской свите, а ведь вскоре, буквально через пять лет, оно будет у всех на устах. Незамеченным осталось и то, что раненого зубра с той же дистанции в 300 м из обычной винтовки добил белорусский егерь по фамилии Пташник. Но о судьбе меткого егеря чуть позже.

Накануне Первой мировой войны император Николай II получил секретное донесение разведки о том, что Германия начала массовый выпуск винтовок с оптическими прицелами. На очередном военном совете генерального штаба генералы во главе с Верховным главнокомандующим русской императорской армией Великим князем Николаем Николаевичем поспешили заверить государя, что большой опасности в этом нет. Основным аргументом было то, что исход сражений решит артиллерия. Генералы в один голос утверждали, что если о чём-то и нужно беспокоиться, так это о своевременном обеспечении войск снарядами. Что же касается стрелкового оружия, то ставка делалась на плотный огонь из пулемётов.

Аргументы показались царю вполне разумными, но более всего его убедил тот факт, что вместо устаревшей винтовки системы Бердана российская армия уже была вооружена новыми винтовками системы Мосина, позволявшими вести беглый прицельный огонь на длинные дистанции. Примечательно, что до этого попытки создать собственную русскую винтовку с высокими баллистическими характеристиками заканчивались неудачей. Патентные бюро были буквально завалены чертежами стрелкового оружия, но ни один из представленных образцов не соответствовал требованиям военных, для которых самыми важными параметрами были дальность прицельного огня и убойная сила. Но тут произошёл внезапный прорыв в истории российского стрелкового оружия.

В 1889 году химик Дмитрий Менделеев смог получить первый российский бездымный порох. По мощности он превосходил зарубежные аналоги, а в производстве обходился втрое дешевле. В том же году полковник Николай Роговцев разработал мощный патрон калибра 7,62 мм. Поскольку этот патрон обладал отличными баллистическими характеристиками, «отец русской трёхлинейки» капитан Сергей Мосин решил использовать его в своей конструкции.

Мосин заложил в свою винтовку концептуально новые принципы работы частей, узлов и механизмов. В её конструкцию была внесена принципиально новая деталь — отсечка-отражатель, сделавшая систему практически безотказной. Именно отсечка-отражатель обеспечивала надёжную доставку патрона в патронник. В 1890 году Мосин представил опытный образец своей винтовки в Главное артиллерийское управление русской императорской армии, отвечавшее за снабжение армии оружием.

В это же время в русском военном министерстве всерьёз рассматривали вопрос о принятии на вооружение винтовки системы Нагана. Несмотря на мощное иностранное лобби, «Мосинка» вызвала живой интерес со стороны военных. Чтобы не ошибиться в выборе, решили провести армейские испытания винтовок Мосина и Нагана. Из них стреляли круглые сутки, окунали в воду и грязь, бросали на камни с разной высоты и с разной силой. Все осечки и поломки строго фиксировали. Когда подвели итоги этого своеобразного соревнования, у винтовки Нагана оказалось 557 задержек при стрельбе, у «Мосинки» — 217. Так русская винтовка впервые в истории оказалась принципиально лучше зарубежного конкурента. 16 апреля 1891 года император Александр III утвердил опытный образец, и винтовка была принята на вооружение под названием «трёхлинейная винтовка образца 1891 года». Это название связано с калибром 7,62 мм: в конце XIX века ещё не была забыта старая мера калибра - линия, равнявшаяся 2,54 мм. Три линии в сумме давали 7,62 мм — отсюда и появилась «трёхлинейка».

Новое оружие имело исключительно высокие характеристики: начальная скорость пули 870 м/с позволяла вести прицельный огонь по целям, находящимся на расстоянии до 2000 м. Винтовка Мосина сразу полюбилась любителям меткой стрельбы в русской армии. Сначала стихийно возникли самодеятельные соревнования по меткой стрельбе среди штатного состава: пехотинцы стреляли по гривеннику (монете номиналом 10 копеек), укреплённому на тонком прутике, кавалеристы на полном скаку одним выстрелом перебивали древко флага, квартирмейстеры стреляли по дужке амбарного замка. Затем сами командиры стали поддерживать подобные инициативы нижних чинов. Наконец, Николай II, продолжая начинание императора Александра III, в 1909 году окончательно утвердил для военнослужащих русской армии специальный нагрудный знак «За отличную стрельбу» трёх степеней. Его вручали победителям полковых состязаний, к которым допускались все желающие.

Гонка с преследованием — русские отстают

Определённая часть тогдашнего армейского командования прекрасно осознавала необходимость улучшения стрельбы русской пехоты. Этому должна была способствовать отработка самостоятельных действий стрелков. В «Наставлении для стрельбы из винтовки, карабина и револьвера» (1914 год) говорилось, что «при одиночной самостоятельной стрельбе каждый солдат сам определяет расстояние до цели, ставит прицел и выбирает точку прицеливания, а также удобный момент для открытия огня — если это не было запрещено командиром».

Забегая вперёд, отметим, что в некоторых случаях такой подход давал свои плоды. К началу Первой мировой войны точность стрельбы в русской армии считалась явлением массовым и само собой разумеющимся. Приведём один пример. 3 (16) августа 1914 года, на 17-й день всеобщей мобилизации русской армии, 2-я австро-венгерская кавалерийская дивизия, усиленная двумя батальонами егерей, перешла русскую границу и прорвалась к городу Владимир-Волынский. Город был почти полностью окружён, бой длился весь день. Оборонявший Владимир-Волынский 68-й лейб-пехотный Бородинский императора Александра III полк встретил наступающую кавалерию противника плотным и слаженным огнем из стрелкового оружия и пулемётов. В результате боя австрийская конница, понеся значительные потери, отошла от города. Журналист Б.И. Имшенецкий писал в своём сборнике «Пятисотвёрстный авангардный бой на австрийском фронте» (серия «Великая всемирная война», СПб., 1914., том 4.):

«Находясь потом в госпитале местного Красного креста, раненые военнопленные австрийцы не хотели верить, что город 3 августа защищался всего лишь тремя ротами при четырёх пулемётах».

Впрочем дальнейший опыт позиционных боёв Первой мировой показал, что в окопных условиях групповое стрелковое мастерство пехоты стало почти бесполезным.

Было бы несправедливо говорить, что накануне Первой мировой войны в русской армии вовсе не задумывались о подготовке снайперов. Опыт русско-японской войны ясно показал всю эффективность работы хорошо подготовленных стрелков, особенно в оборонительных боях. В истории этого периода известен случай, когда 7 сентября 1904 года подразделения 2-го Дагестанского конного полка столкнулись на Долинском перевале (Китай) с превосходящими силами японцев. Специальная охотничья команда, состоявшая из лучших стрелков полка и действовавшая в пешем строю, быстро перебила почти всех японских офицеров в наступавших колоннах. Охотники стреляли из-за укрытий попарно: один прицеливался в верхнюю проекцию (голова/грудь), второй — в среднюю (живот). Стрелки одновременно нажимали на спусковой крючок, и почти всякий раз одна из выпущенных пуль достигала цели. Оставшись без командиров, японские солдаты обратились в бегство.

После этого боя о необходимости создания специальных снайперских команд было упомянуто в «Сводке тактических указаний, данных строевыми начальниками в 1904–1905 годах», составленной по приказанию генерал-квартирмейстера штаба главнокомандующего маньчжурской армией капитаном Шуберским. В этом документе есть указание, взятое из руководящих приказов по 6-му сибирскому армейскому корпусу и гласящее: «В каждой роте полезно отделить несколько лучших стрелков (4–6) под командой унтер-офицера, а в батальоне — офицера, для стрельбы по группам начальников или артиллерии противника». Позже, после провала дальневосточной кампании, в русском Генштабе её старались не вспоминать, и снайперский опыт остался невостребованным.

Рассматривались и возможности использования собственного снайперского снаряжения. В начале 1914 года на полигоне Офицерской стрелковой школы в Ораниенбауме на трёхлинейной винтовке был испытан оптический прицел системы Герца. Такие прицелы, производившиеся на Обуховском заводе, были признаны пригодными для использования в войсках только в конце 1916 года.

Между тем генерал-инспектор артиллерии Великий князь Сергей Михайлович отмечал, что «оптические прицелы имеют особую ценность для тех отборных стрелков, на которых возлагается специально следить за неприятельскими окопами и обстреливать неосторожно обнаруживающих себя людей, для ружей-пулемётов же их значение небольшое». В связи с этим он считал необходимым «выполнить приладку 50–100 прицелов к 3-линейным винтовкам», однако сделано это так и не было.

Российская оптическая промышленность того времени включала филиалы германских фирм Цейсса и Герца в Риге (в 1915 году вывезены в Петроград), оптическое отделение Обуховского завода в Санкт-Петербурге, завод Российского общества оптического и механического производства, созданный в Петрограде в 1914 году при участии французской «Шнейдер-Крезо», а также фабрику «Фосс и Ко» в Варшаве. Эти предприятия были слишком слабы и зависимы от ввоза оптического стекла и других материалов из-за границы. Начало варки оптического стекла на новом производстве при Императорском фарфоровом заводе в 1915 году ненамного улучшило положение.

Пытаясь решить проблему, министерство обороны заказало в Финляндии большую партию перископических прицелов и специальных приспособлений, превращавших стандартную «трёхлинейку» в «винтовку смертельного боя» — специальное оружие, позволяющее стрелку не высовываться из траншеи при стрельбе. По некоторым сведениям, изобретателем этого приспособления был русский поручик Самойлов. «Винтовка смертельного боя» обеспечивала удовлетворительную точность, но установка её прицела не могла меняться для стрельбы на разные дистанции. Кроме того, после каждого выстрела оружие нужно было опускать в окоп для перезаряжания. В результате полноценной снайперской винтовки русская армия так и не получила.

Первые потери, первый опыт…

В начале Первой мировой мастерство германских снайперов стало полной неожиданностью для русских войск. Вот что писал в своих воспоминаниях один из участников той войны Евгений Николаевич Сергеев:

«Я лично хорошо помню, какую тяжёлую атмосферу создавали в полках 71-й пехотной дивизии зимой 1916–1917 годов германские снайперы из 208-й пехотной германской дивизии, делавшие буквально «Райские долины» из некоторых участков наших окопов по левому берегу р. Серет (Румыния). Располагаясь в группах деревьев на противоположном берегу реки, частью даже на деревьях (судя по глубине поражения окопа), они буквально не позволяли показать полголовы не только из-за бруствера, но даже в отверстие замаскированного подбрустверного пулемётного гнезда, не говоря уже об изломах окопов, фланкировавшихся с их позиции. Высокий процент выведенных из строя офицеров в первые же минуты боя тоже наводил ещё тогда на мысль, что их кто-то бьёт, что называется «на выбор», - конечно, это били снайперы».

Армейских снайперов активно использовали и австрийцы. Всё тот же Сергеев писал:

«Ещё в 1915 году австрийцы придавали значение службе истребления живой силы противника огнём отдельных стрелков, располагая таких снайперов вне окопов в скрытых убежищах или ровиках, густо переплетённых проволокой. Как пример укажу на «сидение» роты 281-го Новомосковского полка (71-й пехотной дивизии) на высоте 320, что южнее деревни Грушка (28 вёрст юго-восточнее города Станиславова в Галиции) в апреле 1915 г. Окопы наши и австрийские были расположены шагах в 60–100 друг от друга. Откровенное устройство наших бойниц позволило австрийцам располагать одиночных стрелков в ровике впереди окопа и, оставаясь совершенно скрытыми травой, на уровне земли, держать на прицеле любую бойницу. При первом появлении в ней головы нашего солдата - в эту голову неминуемо всаживалась пуля; а стрелок, пользуясь ровиком, быстро менял после выстрела само место и вновь выслеживал новую голову».

Летом 1915 года, когда потери от снайперского огня стали критическими, на Западный фронт в район Сморгони прибыла инспекционная группа офицеров Генштаба. В её состав был включён известный специалист по стрелковому оружию полковник Владимир Фёдоров, «отец» первой русской автоматической винтовки («автомата Фёдорова»).

Генералы не могли поверить, что несколько германских снайперов способны держать в напряжении целый пехотный полк, вооружённый артиллерийскими орудиями и новейшими пулемётами системы «Максим». В качестве эксперимента пулемётной команде был отдан приказ открыть огонь по засевшим в засаде немцам, но едва расчёт начал свою работу, снайпер первой же пулей убил бойца, подававшего ленту, а второй ранил командира расчёта. По немцам тут же ударила артиллерия, снаряды накрыли передний край противника, но через час обстрел российских позиций снайперами возобновился, причём ещё ожесточённее, чем раньше.

Опасность вражеских снайперов стала очевидной. Генштаб незамедлительно направил в войска директиву с указаниями по снижению потерь от снайперского огня. Было приказано земляные и прочие работы на переднем крае проводить только ночью, командному составу из траншеи без надобности не подниматься, передвигаться только по ходам сообщения. Не привыкшие кланяться пулям русские офицеры приказали углубить траншеи, чтобы ходить по ним свободно, не снимая папах. На пулемётных точках и артиллерийских позициях отныне повсеместно применяли фортификационные сооружения закрытого типа, когда наблюдение за полем боя и огонь велись сквозь амбразуры — единственное слабое место в обороне, куда могла пролететь пуля. «В окопах все бойницы днём закладывались кирпичами и камнями. Я хотел было вынуть один из кирпичей, чтобы лучше рассмотреть расположение противника, как меня поспешно остановили: «Что вы делаете, нельзя! Немец немедленно всадит вам пулю в лоб!», — вспоминал о боях июля 1915 года полковник Владимир Фёдоров.

На сцену выходят сибирские стрелки

Но, как гласит народная пословица, русский мужик долго запрягает, но быстро едет. В частях российской армии стали стихийно появляться свои снайперы из числа особо метких нижних чинов. Не имея собственных оптических прицелов, русские снайперы часто приспосабливали на свои винтовки трофейную оптику, а иногда и сами изготавливали прицелы. Особой популярностью пользовался простейший прицел Крылова. Вместо дорогой трубки с линзами перед мушкой устанавливали половинку обычного увеличительного стекла кратностью 1,6 раза — это хоть как-то увеличивало действительную дистанцию прицельного выстрела.

Русская пехота быстро поняла, что единственный способ выжить под снайперским огнём и продолжать стрельбу — это применить средства защиты. Во многих подразделениях стали широко использоваться стальные нагрудники и металлические щиты. У стрелка не всегда было достаточно времени для оборудования позиции, а установка щита с прорезью для наблюдения и ведения огня занимала всего несколько минут. Передвигаться по переднему краю с тяжёлым 15-кг щитом было крайне неудобно, зато 3-мм сталь надёжно защищала от прямого попадания пули, выпущенной из «Маузера». В качестве щитов также использовали металлические заслонки от русской печи.

В феврале 1915 года в связи с началом позиционной войны на Западном фронте германское верховное командование окончательно выбрало Восточный фронт как главный театр боевых действий. На Млавском (Праснышском) направлении разгорелись тяжёлые бои. Устав от потерь от снайперского огня немцев, командир 3-го Сибирского стрелкового полка, входившего в состав 1-й Сибирской стрелковой дивизии, полковник Владимир Добржанский приказал отобрать 30 лучших стрелков из числа бывших таёжных охотников. Эти солдаты, вооружённые винтовками Мосина, с расстояния от 300 до 500 м могли попасть в мишень размером 20 на 20 см, что соответствовало размерам германских амбразур. После короткого инструктажа сибирские стрелки рассредоточились на передовых позициях полка. Их задачей было уничтожение командного состава, наблюдателей и снайперов неприятеля. В целом расчёт Добржанского оказался верным: привыкшие к безнаказанности немцы не были готовы к такому повороту событий. За неделю «свободной охоты» сибиряки истребили более 70 вражеских бойцов.

С одной пули сибиряки снимали наблюдателей и тех, кто позволил себе выглянуть из-за бруствера или неосторожно передвигался по окопам — офицеров, посыльных, связистов. Опытные охотники даже без оптики верно определяли дальность до цели, учитывали её скорость и рассчитывали упреждение. За единицу упреждения брали такую единицу, как фигура. Ширину фигуры бегущего пригнувшегося пехотинца принимали за 0,5 м. Точку упреждения в фигурах отсчитывали от середины цели («пряжки на животе»). Скорость цели определяли как 3 м/с (бегущий в атаку пехотинец). Сибиряки без всякой оптики могли стрелять с упреждением на 1, 2, 3 и более фигур, не давая немцам спокойно передвигаться по окопам.

Снайперский огонь всё больше закреплялся среди тактических приёмов русских подразделений. В этой области особо проявляли себя именно сибирские дивизии, которых на фронте было семь. Стал известен даже особый, сибирский, стрелковый почерк: немцев били в висок, как пушного зверя. Сибиряки устраивали огневые позиции так, чтобы предполагаемая цель находилась под углом 25–30 градусов к направлению стрельбы. Такое положение расширяло сектор обзора, к тому же немцы, занимавшие позиции строго в створе стрельбы, не заботились о маскировке своих флангов и были хорошо заметны со стороны. Позже этот приём получил название флангового огня. Известен случай, когда в сентябре 1915 года под Сморгонью один русский стрелок в течение нескольких минут фланговым огнём уничтожил обслугу двух германских орудий.

Сибирские стрелки пользовались заслуженным уважением бойцов русской армии. Участник Первой мировой войны Антон Васильевич Туркул в своей книге «Дроздовцы в огне» писал:

«Сибиряки, чалдоны, крепкий народ. Из окопов другой норовит бабахать почаще, себя подбодряя, а куда бабахает и не следит. Сибирский же стрелок бьёт редко, да метко… Губительную меткость их огня и боевую выдержку отмечают многие…»

В Праснышской операции (февраль-март 1915 года) сибирские пехотные полки впервые в истории русской армии применили специальную тактику массированного снайперского огня в наступлении. Наступая на Прасныш, русские задействовали на узком участке более 200 сверхметких стрелков, которые нанесли непоправимый урон оборонявшимся германским войскам, выбивая командный состав, а также обслугу пулемётных расчётов и артиллерийских орудий.

Во время операции 1-й Сибирский корпус захватил 2000 пленных и 20 орудий, 27 февраля 1915 года город был очищен от противника. В ходе этих боёв впервые в истории Первой мировой войны русской части — 3-му Сибирскому стрелковому полку — удалось захватить германское боевое знамя (1-го батальона 34-го Померанского лейб-фузилёрного Королевы Шведской полка 6-й пехотной бригады 3-й пехотной дивизии). Вскоре трое метких стрелков из числа сибирцев получили Георгиевские кресты 1-й степени.

Охотники превращаются в жертв

Постепенно преимущество германских снайперов было сведено к минимуму, на некоторых участках фронта русские стрелки даже сумели перехватить инициативу. Теперь уже немцы принимали меры противодействия: в германской армии появились сложные защитные приспособления. На многих фотографиях видно, что на германских касках есть рога — два металлических шипа. На них крепили бронированный щиток — по сути, ещё одну каску, которую не могла пробить русская 7,62-мм пуля. Такой щиток изготавливали из мягкой стали, которая гасила энергию пули за счёт поступательной деформации.

К началу 1916 года российское военное руководство уже рассматривало метких стрелков как отдельную тактическую единицу. Как отмечает историк Леонид Карачун, в войсках удалось подготовить и экипировать достаточное количество снайперов. В русских экспедиционных войсках во Франции отличились снайперы из числа солдат-добровольцев, прошедших учёбу в английских тренировочных школах снайпинга, в том числе в знаменитой школе Хескета-Притчарда.

Русские снайперы особо проявили себя в знаменитом Брусиловском прорыве. Весной 1916 года на передовую прибыла группа офицеров штаба Юго-Западного фронта во главе с командующим фронтом генерал-адъютантом Брусиловым. В то время Брусилов готовил войска к будущему наступлению. На передовую он прибыл, чтобы лично провести рекогносцировку мощной укреплённой полосы противника. Три линии укреплений из проволочных заграждений и множества долговременных фортификационных сооружений делали этот участок фронта крайне невыгодным для атаки, но именно его выбрал Брусилов. Изумлённым офицерам он пояснил: огневые точки противника сосредоточены в укрытиях, манёвра не имеют, а потому остаётся уничтожить их метким огнём и двигаться дальше. «Вы спросите, как?» - задал вопрос Брусилов. В это время в бруствер ударила пуля: «Вот вам и ответ на вопрос - с помощью снайперов!»

По указанию Брусилова в частях Юго-Западного фронта начали отбор метких стрелков. Таких набралось несколько сот человек, в основном бывших охотников. Среди них оказался и тот самый егерь Пташник из Беловежской Пущи. На всех имелось лишь три десятка оптических прицелов, поэтому командующий решил учить бойцов снайперскому огню с открытой планкой. Занятия проходили в тыловом районе около месяца, экзамены принимал лично Брусилов. Солдаты должны были поразить четыре цели на дистанции 150, 200 и 250 м в квадрате 20 на 20 см (стандартный размер амбразуры). На огневой рубеж бойцы выходили десятками. Брусилов заметил интересную закономерность: в каждой группе два-три человека стреляли заметно лучше остальных. Генерал лично проверил оружие лучшего и худшего стрелка — оказалось, что винтовки даже одной партии били по-разному. В полках срочно провели отстрел винтовок, лучшие из них отдали снайперам.

Операция началась 22 мая 1916 года — наступление стало внезапным для противника, но ещё более неожиданным стало участие в нём большого количества снайперов. Хорошо обученные, они даже без оптических прицелов на средней дистанции метко поражали открытую живую силу, снимали пулемётчиков в укрытиях. В результате успешного наступления русские войска заняли Луцк.

Пять снайперов получили «Георгиев» различных степеней. Известным на фронте стало и имя рядового Пташника, о котором мы упоминали ранее: во время прорыва он уничтожил более двадцати врагов (в том числе четырёх пулемётчиков и двух старших офицеров) и получил «Георгия». Снайперское дело стало настолько популярным в армии, что стать меткими стрелками хотели многие солдаты. В дивизиях даже проводились конкурсы на должность меткого стрелка.

Снайперский опыт при новой власти

Традиции русских снайперов Первой мировой не канули в Лету и после войны. Молодая советская власть постоянно ожидала новой интервенции, поэтому активно изучала опыт русской императорской армии в области снайпинга. Не был забыт и боевой опыт западных армий — уже в 1924 году вышел в свет русский перевод книги англичанина Хескета-Притчарда. И всё же настоящее развитие советское снайперское дело получило в 30-е годы.

Параллельно с развитием оружия шла подготовка снайперов. В 1929 году на курсах «Выстрел» был специально создан курс, готовивший снайперов и руководителей снайперского дела. В 1929 году в Кусково под эгидой Осоавиахима начала работу школа «Снайпинг», готовившая инструкторов-снайперов. Позднее подготовкой снайперов занимались специальные курсы Осоавиахима и войсковые части. В 1933 году был введён осоавиахимовский значок «Снайпер», а в 1938 году — нагрудный знак «Снайпер РККА».

Во многом благодаря опыту инструкторов-бывших офицеров императорской армии штатные снайперы РККА оказались неплохо подготовлены к началу Второй мировой войны.